Жилины. История семейства. Книга 1

Тихон умолк и начал в своей книжонке странички перелистывать. Иван даже решил, что всё, разговор окончен, но нет.

– Я давно уже понял, – продолжил Тихон, – что нужен новый товар, особенный, которого сколько ни купи – всё равно к нему рука тянуться будет. Вчера, кажется, повезло. Пока мы из одной лавки в другую переходили – ты тогда как раз в отхожее место убежал, – я кусок одного разговора интересного услышал. Задержался даже, нагнулся, якобы с сапог пыль решил стряхнуть. И вот каков тот разговор был. Один весьма недурно одетый господин, видно хозяин какой-то, своему помощнику нравоучение читал и упомянул, что тот у купца Гладышева книжек мало купил. Ты же знаешь, как я к книжкам трепетно отношусь. Я с ними готов сколько надо нянчиться, потому что книга не только для обучения наукам всяческим нужна, она и для развлечений пригодна. Читаешь иную, и как будто в другой мир и другое время переселяешься. Но это только человек обученный грамоте да соответствующего воспитания понять может. Сам знаешь, что крестьяне у нас почти все поголовно букв не различают, значит, и искусству чтения не обучены. Обучить их грамоте, а того более, приучить к чтению – задача такого масштаба, что мы с тобой и подобные нам решить её не сможем. Это забота государственная. Но вот свой вклад в это дело, пусть и небольшой, да притом с неплохой выгодой для себя, мы внести обязаны.

Он рукой к своей шевелюре потянулся и, пятерню в неё запустив, на некоторое время задумался, но потом, как бы спохватившись, продолжил почти скороговоркой, навёрстывая упущенное время:

– Из того разговора я понял, что этот неизвестный мне Гладышев сюда, на ярманку, книжки для простых людейпривёз. Я с самого утра хочу найти, где его лавка, да в книжках тех покопаться. Если это то, о чём я давно мечтаю, то мы с тобой на этот товар сядем и им заниматься с особым усердием будем. Понял мою мысль? Ну а теперь, если всё равно не спится и тебе заняться нечем, выйди на улицу да по ярманке прогуляйся. Походи там, куда мы ещё дойти не успели. Вдруг этот Гладышев вывеску над входом повесил. У нас ведь половина купцов малограмотные, они и вывески рисованные вешают, а этот, если я правильно понял, книгоиздателем является, значит, и вывеска у него должна быть со словами. Ну, может, и рисунок какой там окажется, но это скорее чтоб внимание привлечь тех, кто азбуке не обучен. Иди, Ваня, погуляй. Погода славная, смотри, заря занимается, значит, всё уже рассмотреть можно.

Иван к двери было направился, но сверху шаги донеслись. Он как за ручку дверную рукой взялся, так и застыл. Любопытно стало, кто там ещё спуститься решил. А может, просто по коридору пройтись да назад в свою комнату вернуться? Нет, шаги приближались. Вон и ноги появились на лестнице, а за ногами и сам человек в полный рост возник.

– Здравствуйте, господа хорошие! Я вчера как заснул, так и очнуться никак не мог, – проговорил, неспешно спускаясь, Пафнутий Петрович. – Вы куда-то ушли и, по-видимому, долгонько не возвращались. Гуляли, должно быть, да развлекались. А сегодня я проснулся с чувством, что прямо подо мной кто-то шебуршится, и голоса как будто послышались. Ну, я и решил пойти проверить, а это, оказывается, вы, полуночники, тут разговариваете. Ранёхонько вы встаёте, ранёхонько. Ну, да это и кстати. Вот что, Ваня, – посмотрел он в сторону парня, который продолжал стоять у двери, – иди-ка ты туда, куда Тихон попросил тебя сходить, а мы с ним немного посекретничаем.

Иван вышел из трактира и пошёл по ярманке. Погода действительно славная стояла. Тепло, сухо, солнце с минуты на минуту на небе появится. А на ярманке тишина, лишь птички пытаются своими трелями её прогнать. Иван и по сторонам смотреть не забывал, и вчерашний вечер, особенно его окончание, вспоминал.

Вчера они с Тихоном долго по ярманке гуляли, представления всякие смотрели, которые в потешном ряду заезжие комедианты да паяцы разные показывали. Вместе со всем народом хохотали до изнеможения, за бока держась. Так всё интересно было, такая умора, что от смеха даже животы разболелись. Иван впервые такое лицедейство видел, да что там, он и слыхом-то о нём прежде не слыхивал, а что такое возможно, и представить себе не мог. Вот поэтому он и не унимался долго. Уж на что Тихон всё повидал, так и тот, на комедиантов глядючи, веселился изо всей мочи.

Они от одного балагана в том потешном ряду к другому переходили, и везде народа полным-полно толпилось. Тихон с большой опаской в толпу лез, опасаясь воришек, коих среди народа немало толкалось. Ухо востро надо было держать – стоит только зевнуть, как без капитала останешься. Поэтому он кошель, который во внутреннем кармане своей жилетки булавкой пристегнул, рукой на всякий случай придерживал, а в самой толчее пытался к Ивану поплотнее тем боком, где деньги хранились, прижаться. Да и Иван старался не зевать, а по сторонам посматривать, но как тут усмотришь, когда там, на подмостках, такое творится.

Вот у одного балагана только случайность их, наверное, от беды и уберегла. Тихон на секунду всего расслабился да рукой к глазам потянулся – смахнуть слезу, от смеха покатившуюся, как рука воришки-мошенника, долго этого момента выжидавшего, в тот самый заветный карман и проникла. Да так ловко, что хозяин и не заметил. Но тут, к счастью, впереди стоявший человек с толстенным пузом, задыхаясь от хохота, на Тихона навалился. Не нарочно, конечно, но Тихон следом за ним сам падать начал. Да так удачно это получилось, что он подмял под себя воришку. Тот руку из кармана с кошелём, в ней зажатым, выдернуть не успел, вот кость и хрустнула. Вор завопил как резаный, народ расступился сразу, а когда понял, что произошло, всерьёз за мошенника принялся. Били его молча и основательно, никто не жалел. Тот на небольшом пятачке, окружённый со всех сторон, весь в крови, ужом крутился, а его сапогами, кто куда попасть успел, угощали и угощали. Жизнь воришке спасли полицейские, прибежавшие на шум. По закону после появления полиции избиение виновного могли приравнять к попытке предумышленного убийства, поэтому раздосадованный народ, ворча, разошёлся, а прерванное представление продолжилось.

Послушали Тихон с Иваном и певчих с гуслярами. Те так душевно песни пели. Слушать и слушать их хотелось бесконечно. В общем, развлеклись по полной. На постоялый двор вернулись глубокой ночью, когда гулянье потихоньку затихало, да и спать уже хотелось.

«Как же мне повезло, что к нам в избу тогда Тихон Петрович заглянул, – думал, широко шагая, Иван. – Каким же я счастливым человеком уродился, что с ним встретиться довелось. Он такой умный, столько всего знает, с ним всегда так интересно. Чего только не придумывает, и, что самое главное, всё у него получается».

Он как раз успел дойти до той лавки, где вчера Тихон заказал много всяческой мелочёвки для рукоделия. Именно после её посещения они пошли обедать и встретили Пафнутия Петровича. Иван сделал ещё буквально несколько шагов и почти носом упёрся в небольшой закуток, над которым виднелась вывеска: «Книжная торговля Гладышева».

«Нашёл!» – хотелось во весь голос закричать Ивану, но он сдержался – не маленький, чтобы так себя вести. А потом так можно всех торговцев перебудить. Они ведь всю ярманку в этих лавках живут. Он дошёл до конца ярманочного городка, но больше ничего интересного не обнаружил и уже никуда не спеша, с чувством выполненного долга отправился назад. Когда подошёл к трактиру, солнце поднялось над деревьями, окружающими ярманку, и Иван ещё немного постоял, подставив лицо под его ласковые лучи, затем повернулся и решительно потянул дверь на себя.

В трактире было тихо. Тихон продолжал что-то писать в своей книжице. Пафнутия Петровича не было видно. «Наверное, он в комнату наверх поднялся», – решил Иван. Чтобы не мешать, он осторожно присел на краешек стула и застыл. Тихон поднял вверх палец, что означало: вижу, мол, но подожди чуток, пока точку не поставлю. Но вот в чернильнице щёлкнул замок. Песок, которым пишущий промокнул последние слова, был ссыпан назад в мешочек, и Тихон кивнул головой:

– Давай рассказывай.

– Есть такая лавка, дядя Тихон, есть. Так и называется: «Книжная торговля Гладышева». Самое интересное, что она почти соседствует с той лавкой, где мы бусы с лентами, помаду, духи да иглы с нитками шёлковыми покупали.

– Ты хоть в окошко заглянул?

– А там окошка нет. Лавка совсем маленькая. Одна только дверь и имеется.

– Ладно, поедим – сходим, вместе посмотрим, что там да как. Теперь что дальше. Я думаю, ждать ещё два дня, пока ярманка закончится, смысла нет. Сегодня всех обойдём, товар заказанный соберём. Возьмём телегу, твоими друзьями обещанную, и завтра с утреца в путь отправимся. Вначале в Жилицы заедем, это же почти по дороге, совсем небольшой крюк сделать придётся, но он нам много времени сэкономит. Всё лучше будет, чем сюда возвращаться, а уж потом с товаром домой ехать.

– Мудрый ты человек, Тихон, – послышался голос Пафнутия Петровича, – так всё грамотно по полочкам разложил.

– Как ты тихо подкрался, Пафнутя. Я даже не услышал, что ты вниз спускаешься.

– Я вовсе не крался. Шёл и шёл. Просто вы так громко говорили, что ничего не слышали.

В этот момент вчерашний половой начал из кухни на стол еду носить, так что разговор сам собой и закончился.

Глава 9

На Фроловской ярмарке. 18 августа 1749 года

– Здесь до утра можно за разговорами просидеть, – неожиданно заявил отец, поднимаясь с кирпичей и отряхивая брюки. – Пошли к машине, по дороге досказывать буду.

При выезде с просёлка на шоссе нам пришлось изрядно постоять. По трассе катилась непрерывная череда разнообразнейших транспортных средств, и, что меня немало удивило, все делали вид, что нас не видят или, скорее, что нас вовсе не существует. Никто не желал нас пропустить. Мне это надоело, и я нагло, чуть ли не перед капотом какого-то грузовика высунул свою машину. Тому ничего не оставалось, как затормозить и дождаться, пока мы не выберемся из-за поворота. Отец, выпрямившись, молча сидел рядом и наблюдал, как я буду выпутываться из этого положения. Наконец убедившись, что всё благополучно разрешилось, он откинулся на спинку кресла, явно намереваясь продолжить свой рассказ.

Ехали мы медленно, скорее даже не ехали, а тащились. Скорость не превышала сорок километров в час.

– Таким макаром мы до Москвы часов пять, а то и шесть добираться будем, – сказал я, на что папа моментально возразил:

– Владимир впереди. Трасса по городу идёт, там светофоров полно. Вот они нас и держат. Подожди, город проедем, дальше веселей пойдёт.

Мне ничего не оставалось, как с ним согласиться, хотя в душе я вовсе не был уверен, что действительно так произойдёт, а папа тем временем вновь к своему рассказу вернулся:

– Когда Тихон с Иваном после вкусного и обильного завтрака вышли из трактира, было ещё достаточно рано и народа на улице почти не было видно. Дверь в книжную лавку была открыта нараспашку. Немолодой уже человек в расшитой косоворотке, подпоясанной кожаным ремешком, сидел неподалёку от входа, вытянув вперёд ноги в щегольских сапожках. Короткие серые порты были для удобства слегка поддёрнуты вверх. Лучи солнца, поднявшегося над деревьями, достигли закутка, в котором находилась лавка. Вот этим и воспользовался сидящий там человек. Он прикрыл глаза и явно наслаждался солнечным теплом. Небольшая бородка задорно торчала вперёд, длинные светлые волосы, непонятно, то ли седые, то ли такими они ему от отца-матери достались, были перехвачены надо лбом неширокой цветной вязаной лентой и спадали на плечи. Рядом стоял стол с непонятной медной посудиной размером с ведро, снабжённой трубой, от которой поднимался лёгкий дымок. Возле посудины примостилась деревянная кружка.

Услышав приближающиеся шаги, человек открыл глаза и потянулся за очками, лежащими на краешке стола. Глаза у него оказались большими и очень светлыми, голубоватого цвета. «Значит, от природы белокурым был, – подумал Иван, – хотя, судя по возрасту, сейчас уже и седым может быть».

– Бог в помощь! – приветствовал его Тихон, пытаясь заглянуть в лавку, в которой стоял полумрак.

Иван не стал ничего говорить, а только поклонился.

Человек резко встал, отодвинул стул в сторону и рукой сделал приглашающий жест.

– Рад столь ранним гостям, – хрипловатым то ли со сна, то ли от лёгкой простуды голосом приветствовал он. – Заходите, выбирайте, покупайте.

Иван был прав. Лавка действительно была крошечной, одно только название, что лавка. Больше на каморку под лестницей она походила, чем на торговое помещение. Ивану показалось, что торговать в ней очень неудобно. Товар там просто негде было разложить, вот вся она и была завалена грудами каких-то бумаг и связками тоненьких книжонок. Да ещё узкий свободный проход, который вёл к двери, находящейся в задней стене лавки, занял часть площади.

– Да… – задумчиво произнёс Тихон, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в полутьме. – Особо тут не разгуляешься.

– Я вам сейчас всё покажу, вы не волнуйтесь, – засуетился человек.

– А вы, наверное, и есть господин Гладышев? – спросил Тихон, пытаясь так встать перед входом, чтобы солнце хоть немного помогало рассмотреть товар.

– Да, действительно, это так, – подтвердил человек. – Извините, сразу не представился. Гладышев Пётр Петрович, хозяин книгоиздательского дома. Солнышко так хорошо пригревает, вот я и размечтался. Первый раз на ярманку приехал. На большую лавку и товара пока маловато, да и со средствами ещё не так чтобы хорошо. Поэтому решил обойтись этой. Не очень удобно, но торговля идёт. И это радует. Значит, есть у народа потребность в книгах и другой печатной продукции. Значит, не зря я это дело затеял. Вот и вы пришли, тоже интересуетесь.

– Меня Тихоном зовут, – представился Тихон, – а это мой помощник Иван. Давненько хочу найти книжки, для народа доступные и по цене, и по содержанию. Первый раз на ярманке такой товар появился. Так что показывайте и рассказывайте.

– А давайте мы чайку попьём, за чаем разговаривать много приятней. – Гладышев вопросительно посмотрел на гостей. – Я-то сам большой любитель этого напитка.

– Ну что, Иван, попьём ещё чаю с хорошим человеком? – обратился Тихон к помощнику.

Тот по своей привычке только головой кивнул.

Хозяин тем временем в лавку метнулся и за дальней дверью скрылся. Буквально сразу же она вновь приоткрылась, и появилась спина Гладышева, который надумал сразу два стула вынести, да в двери с ними застрял. Иван вовремя подскочил, один стул подхватил и начал, задом пятясь, на улицу выбираться. Пётр же Петрович тем временем второй стул на полпути бросил и опять за дверью скрылся. Ивану только и осталось снова за стулом вернуться.

Вскоре все уселись за столом, на котором стояли теперь три кружки, миска с колотым сахаром и странная фарфоровая кружка, а может, и не кружка, а какая-то кухонная утварь, которую Иван увидел первый раз в жизни. Это был пузатый сосуд с крышкой, у которого с одного бока была ручка, а с другого – нечто напоминающее хобот слона.

– А это что? – заикаясь от стеснения, спросил Иван.