Страстотерпцы

Иова подумал немножко и ответил:

– Ну, здравствуй!

– Слезай молоко пить! Да поспешай. Травки безымянные заждались. Слезай, не бойся.

– Чего мне бояться, – сказал Иова, – я, чай, царь.

– У нас ты ученик, – возразила девица. – Ты нам в ученье отдан. Быстро, говорю, слазь. Неслухов бабушка березовым прутом дерет.

Иова хмыкнул, подождал, пока девица отправится вниз, и сам спустился.

Изба без крыльца, вместо ступенек врытый в землю кряж. Сеней тоже не оказалось. В избе – печка, полати, стол, лавка. На столе две кринки молока, два куска хлеба, солонка.

– Это тебе, это мне, – сказала девица и осушила кринку единым духом.

Иова откушал по-ученому: хлеб солил, запивал молоком. Молоко заедал хлебом.

Старухи не было видно.

«И слава Богу!» – решил Иова.

– Пошли! – торопила девица. – Травки уж так аукают, что вся роса на них высохла.

Роса не больно-то и высохла, босые ноги обожгло холодом. Иова догадался идти по следам девицы.

С дерева снялась, полетела, увязавшись за ними, синяя сойка.

– Это моя подружка, – сказала девица. – Меня Василисой зовут… Прекрасной.

Синие глаза зазеленели, как ящерки. Иова набычился.

– Тебе холодно, что ли? – спросила Василиса участливо. – А я так по утрам купаюсь в росе.

Иова багровел и молчал.

– Скоро потеплеет, – пообещала Василиса. Она размахнула руки, закружилась, складно выкрикивая слова: – На всякой на гари – Иваны да Марьи! У всякой дорожки – Акульки да Терешки! На лужайке – Параньки, Зинки – в низинке, на горке – Егорки, а там, где топище, – Агашка с Афонищей. Стелися, травушка, у норы лисьей – имечко тебе Василисье. Слушайте, слушайте мое слово: мужики-травы – будьте Иовы! Девки да бабы, сударушки-травушки, будьте ради свиданьица – Дарьицы.

Василиса закружилась еще быстрее, засвистела по-змеиному, подпрыгнула – Иове показалось, что пролетела, – и стала перед ним, тяжело, радостно дыша.

– Имечки раздали. Теперь травы к нам будут добры. Сорвем – не обидятся, не станут мстить.

Отерла кончиками платка вспотевшие глазницы, улыбнулась, наклонилась и дала ему в руку пахучий, невзрачный, мохнатенький цветок.

– Шалфей. Запомнил? Понюхай – никогда не забудешь. Листья язвы залечивают. Цветок прост, да силу имеет большую. Если его зарыть в навоз да прочитать над ним заклинаньице, знаешь чего из гнили-то выйдет? Червь мохнатый. Того червя бросай в огонь, и уж такой гром хряпнет – упадешь со страху. А если того червя положить в лампаду, весь пол в избе покроется змеями. Ступнуть будет некуда.

Василиса заглянула Иове в глаза.

– Запомнил? Ты запоминай! Бабушка спрашивать будет. За всякую позабудку – три розги.

Они пошли между дубами, не срывая могучих, грудастых боровиков с тугими темными шляпками.

– Грибы нам нынче не нужны, – сказала Василиса, будто знала, о чем подумал Иова. – Вот чего нам нужно.

Сорвала чернобыльник.

– От молний защищает, от падучей болезни. Дьявола прочь гонит! Если в лапти положишь, тридцать верст отшагай – не устанешь.

Побежала глазами по поляне. Улыбнулась. Сорвала растеньице, принесла Иове.

– Чемерица. Лунатикам ее дают, чтоб по крышам не ходили. Паршу у собак лечит. От водянки – первое средство. Моя бабушка натолчет ее и в еду себе подсыпает, старость гонит.

Они снова пошли между дубами.

– Мой тезка! – радостно крикнула Василиса, срывая василек. – Тоже не простой цветочек. Желтуху лечит, глисты гонит. Живот схватит – попей отварчику, и будешь здрав. На груди его носи – ни один колдун к тебе не привяжется. А коли знаешь заклинания – заклинаниям тебя бабушка научит, – так брось с заветным словом в костер; звезды по небу, как мыши, забегают. Дым василька страх на человека нагоняет. Лошади от того дыма бегут как бешеные.

Посмотрела на Иову, засмеялась.

– Довольно с тебя? Пойдем к соснам, по малину.

Сосны стояли среди дубравы, как остров.

Василиса поклонилась бору:

– Здравствуй! – И сказала Иове: – Ты с деревьями здоровайся. Они любят уважение. А теперь запоминай. Когда тебе понадобится узнать заветное число, приходи до восхода солнца к сосне. Как краешек солнышка покажется, так сразу ступай вокруг сосны, да широко захватывай. Круг надо сомкнуть, когда солнце полностью выйдет. В том кругу считай упавшие шишки. Сколько шишек, таково и есть заветное число.

Василиса сняла кусок коры, отделила верхнюю кожицу, показала Иове:

– Этим ранки лечат… А коли грудь заложит, пьют отвар из шишек. От болезни груди шишки сушат. Только запомни: не на солнышке, в тени. Потом несколько раз кипятят и пьют.

– Почему несколько?

– Целебней.

Подошла к Иове совсем близко, спросила, глядя в глаза:

– Целоваться тебя еще не учили?

Иова замотал головой.

– Так я тебя научу.

Подхватила, приподняла и звонко поцеловала в губы. Иова отбивался руками, ногами. Василиса, смеясь, отпустила его, и он тер руками свои губы, хоть и чувствовал, что на них совсем уж не противный запах малины, молока и еще чего-то неведомого, запретного.

3

Мрачнее тучи встретил Савва ненаглядную Енафу.

– Тебя три дня черти носят неведомо где, а в доме пропажа.