Ярополк

Себе подарков князь не приготовил, но Куря расстарался. Печенеги пригнали тысячу давно обещанных коней.

От печенежского илька, отца Кури, был особый дар – троица дивных коней. Один серебряный, как зима, другой черный, будто ночь, третий – золотой.

Куря сам подвел коней Святославу:

– Выбирай, князь! Избранник будет тебе другом.

– Рыже-ярый! – указал Святослав на коня, зажатого с двух сторон белым и черным конями.

Куря захохотал:

– Кобылица, князь, для дальних походов! – Подал повод: – Садись! Езжай!

Святослав протянул руку, но кобылица зашипела по-змеиному, вытянула, изогнувшись, шею, клацнула зубами. Князь едва руку успел отдернуть.

– Дивного зверя выбрал! – хохотал Куря.

– Необъезженная?!

– Необъезженная… Смири дикую волю, будет служить тебе, пока жива.

– А на что ты у меня, Куря? Садись, а я посмотрю, как покоряют печенеги свирепых коней.

Куря поклонился:

– Готов послужить тебе, князь, всем сердцем. – Снял пояс с кинжалом, зыркнул глазами на своих: – Плеть с тремя жалами.

Ему подали плеть.

– Отойди, князь, подальше!

Взобрался на черного коня, принял узду рыжего, изготовился, прыгнул на спину кобылице, и в тот же миг рыже-ярая взвилась, как Змей Горыныч, как медведь из берлоги, как тетерев из-под снега.

Кидаясь из стороны в сторону, пламенея гривой, кобылица закружилась, норовя схватить зубами ненавистного всадника. Стрельнула всеми четырьмя ногами в воздух, опустилась на передние, высоко вскидывая круп, и тотчас на дыбы. И пошла, пошла, колотя передними копытами небо. Скок у кобылицы был зело легкий, долгий. Парила над землею. И была скачка. Будто камень пустили из пращи. И на самом бешеном движении – на четыре ноги, как вкопали. Взмыл Куря птичкой, но не расцепил рук на лебединой шее. Колесом перекрутился и снова на спине.

Завизжала кобылица, как раненая. Кинулась, не взвидя света, в степь смыть с себя обидчика потоками пространства. Нескоро воротились обратно. Но воротились наконец. С лошади падала наземь пена. Куря улыбался.

– Без плетки, князь, объездил. Вот уж зверь! Зубами плетку вырвала и перегрызла. Напои зверя, князь. Запомнит доброе.

Святослав подал кобылице ведро с подогретой медовой водой, забеленной мукою. Осушила, как пьяница.

– Каким именем наречешь? – спросил Куря.

– Именем? Авадон.

– Не помню такого слова…

– Се дух. Держит ключи от бездны. Губитель.

– Кого же ты собрался погубить, князь?! – вскинул лохматые брови Куря.

Святослав принял у него узду. Отирал лошадь мягкой тряпицей, дал с ладони кус хлеба, густо посыпанный солью. Наконец сказал:

– Губить будем врагов Руси.

Молитва великой княгини

Княгиня Ольга смотрела на княжичей, гневно страдая.

– Что он сделал с вами? Вы черные, как африканские слуги василевса.

Ярополк упрямо молчал, Олег же подбежал к бабушке, ткнулся лицом в ее колени.

– Мы были как воины! – сказал Ярополк.

Великая княгиня вдруг улыбнулась:

– Ярополк! Грозный мой внук! Как же ты похож на вещего Олега…

Лицо у нее стало вдруг жестоким.

– Твой прадед на титулы не покушался. Он почитал себя блюстителем княжеского места, но властью не делился. Нет! Ни в чем!.. Твой дед, князь Игорь, долго ждал. Оттого-то и кинулся за птицей Славой торопясь. Много раз упускал эту дивную певунью. И все же изловил. У тех же неприступных стен Царьграда, что и вещий Олег.

– Я тоже буду вещий! – выкрикнул Олег.

Ярополк зыркнул сердитыми глазами на брата.

Княгиня Ольга улыбнулась.

– Вещим нарекают люди… За великие деяния, за справедливость, за мудрость. Ваш прадед клялся на мече, был язычником, но жил праведно. Волхвов не любил, хотя ему многое было открыто. Читал судьбу человека, словно книгу. Я молюсь о нем. – Княгиня поднялась, перекрестила внуков. – Ступайте по своим веселым делам.

– А у тебя дела невеселые? – спросил Ярополк.

– Старым людям веселиться недосуг. Государям – тем паче, забота на заботе.

– А ты своему Богу помолись! – предложил Ярополк.

– Нашему, внучек, нашему… Я помолюсь. Да благословит тебя Господь в плаванье по водам.

Олега отвели на женскую половину дома Святослава, к матери, а Ярополк с Вышатой поехали на Днепр. Их ждали струги. Полтысячи стругов должны были через три дня прийти в условленное место, дождаться войско Святослава, взять его и вернуться в Киев.

Едва убрали сходни, как бритоголовые, с чупрынами гребцы ударили веслами по воде. Ярополка качнуло, и он припал грудью к борту, чтобы не упасть. Запах великой воды, чистой, как слеза, охватил его тело, его душу. И он сказал себе: «Не кони – струги! Я буду ходить с Баяном на стругах».

И обратился сердцем к далекому другу-пленнику: «Баян! Войско моего отца изготовилось. Жди меня. Я приду за тобой!»

Вышата позвал Ярополка на скамью на самом носу струга.

– Давно не хаживала Русь за море. Из этих, – указал на гребцов, – никто еще не изведал морской волны. Великая княгиня Ольга, правда, наведывалась в Царьград, но не за добычей. За крестом… Три дюжины стругов было с ней. Крест любит мир. Не продувает?