Тимош и Роксанда

Камнями и золотом заблистало великолепное оружие. Тимош принял саблю, поцеловал отца в плечо.

– Спасибо!

– Завтра королевского посла будем принимать, оденься в дорогое. Жить будешь в моей ставке. Ганжа укажет тебе комнату. Ступай, сынок. К завтрашним делам мне нужно приготовиться. Воевать, оказывается, и не полдела даже.

– А что же дело?

– Дело – жизнь людям устроить. Мир устроить. Вечный. Да чтоб хоть на полногтя справедливости в нем было.

Тимош дослушал отца, пошел к двери, но в дверях резко повернулся. Богдан даже вздрогнул. По вискам хлопца, сбегая на щеки, ползли струйки пота.

– Отец, жени меня, Бога ради!

Хмельницкий медленно поднялся из-за стола, взялся рукой за оселедец.

– Кто же это тебя так поддел? Дочка корчмаря?

– На Роксанде жени.

– На Роксанде? Что за птица?

– Дочь господаря Лупу.

Богдан подбоченился, поднял бровь, поглядел на сына с прищуром.

– А я-то бить тебя собирался. Палку приготовил.

Быстрым, широким движением раскатал на столе сверток карты.

– Иди сюда, Тимош. Поглядим. Вот наша мати Украина, а вот Молдавская земля. Не велика, но ведь – княжество. А здесь Валахия. – Повел ладонями по карте. – Здесь – я, в Молдавии – ты, а Лупу пусть Валахию возьмет. И крутой разговор с поляками будет закончен раз и навсегда. – Обнял Тимоша. – Ничего, что молчишь. Зато глаза у тебя – орлиные. Будет по-нашему: женю тебя на княжне.

Тимош поклонился отцу, пошел к двери, в дверях обернулся.

– Поляки там толкутся, Вишневецкий да Потоцкий.

– Ступай, отсыпайся с дороги. Ко мне сейчас Выговский придет, скажу ему, чтоб тотчас сочинил грамоту, а поутру гонец уже будет в пути.

2

Юная герцогиня де Круа ввела пани Ирену Деревинскую в библиотеку. Королева сидела в высоком, обтянутом тисненой кожей кресле с изящным томиком в руках.

Пани Ирена Деревинская сделала глубокий поклон.

– Я слушаю вас, – сказала королева спокойным голосом, разглядывая посетительницу бесцеремонно и холодно.

– Ваше величество, я пришла к вам с лучшими побуждениями и с чистым сердцем! – воскликнула пани Ирена.

– Но разве это возможно – явиться к своей королеве с худыми побуждениями и с черным сердцем? – спросила королева.

«Она все знает!» – ужаснулась про себя пани Деревинская, но прекратить игру, затеянную в доме Фирлеев, она не могла.

– Ваше величество, я бедная дворянка. Все мое состояние захвачено ныне врагом отечества, этим ужасным Хмельницким. Но когда речь идет о счастье моей королевы, разве можно думать о себе? Когда до меня дошел слух о затруднении, которое испытывает ваше величество, я спросила себя: в чем же проявляется твоя любовь, если ты смотришь на это со стороны? Участливые вздохи делу не помогут. И вот я у ваших ног. Примите самое дорогое, что есть у меня.

И пани Деревинская поднесла королеве маленькую шкатулку с бриллиантовым перстнем.

Королева улыбнулась, но глаза у нее остались холодными.

– Вы напрасно доверяетесь слухам, пани Деревинская. У вашей королевы нет затруднений. Именно поэтому принять дорогую вещь у человека, который потерял все свое состояние, было бы с моей стороны недальновидно. Вашей королеве нужно богатое и сильное дворянство. Благодарю вас и более не задерживаю.

Это был провал. Полный и бесповоротный. Двери королевского дворца, если в этом дворце останется Мария де Гонзаг, для Деревинской закрылись навсегда.

Отвесив низкий и глубокий поклон, пани Ирена удалилась.

Впрочем, еще не все потеряно. И кое-что пани все-таки узнала. Во-первых, в стане Фирлеев, а стало быть, у карлистов, действует шпион Яна Казимира.

3

Пани Деревинскую ждал в кабинете Фирлеев сам бискуп Карл Фердинанд, претендент на корону. Он хотел знать все слова, сказанные королевой, и не только слова, но сам тон их. Бискуп остался доволен памятью и точностью глаза пани Деревинской, отпустил ее к пани Фирлей и пригласил их милости Фирлея и Вишневецкого, чтобы обсудить план дальнейших действий.

Назавтра назначено очередное заседание сейма, на котором может решиться участь претендентов на корону.

У пани Фирлей в гостях была княгиня Гризельда Вишневецкая.

– Вы знаете, какой выкуп взял этот библейский зверь с города Львова? – Княгиня обошла взглядом пани Деревинскую и разговаривала только с хозяйкой дома. Руки княгини были неспокойны. Она, то и дело дотрагиваясь до хрустальной вазы на столике, слегка поворачивала ее, дотошно, словно искала в ней какой-то изъян. – Семьсот тысяч злотых! У князя Иеремии вчера был человек из Львова.

– У моего мужа тоже кто-то был, – сказала пани Фирлей, чуть сжимая углы рта.

Пани Ирена знала: это признак подавляемого раздражения.

– Вы хотите сказать, что мои сведения неточны? – спросила княгиня Гризельда, не оставляя вазы в покое.

– Ни в коем случае, княгиня. Сначала Львов обобрали войска, бежавшие из-под Пилявы, а потом уже Хмель. Семьсот тысяч этот библейский зверь, как вы замечательно выразились, взял товарами. Город едва наскреб шестнадцать тысяч монет.

Княгиня Гризельда оставила наконец вазу и принялась терзать свой жемчугами шитый носовой платок.

– Мой муж не принял командования над гарнизоном Львова только потому, что боялся поставить город в худшее положение. Хмель и этот его Кривонос почитают князя за своего личного врага. Если бы князь остался в городе, они не отступились бы от его стен.

– Насколько я знаю, полковник Кривонос овладел Высоким замком, – вставила словечко пани Ирена.

– Бог покарал это кровавое чудовище. – Княгиня Гризельда упрямо беседовала только с равной себе пани Фирлей. – Он получил ранение.

– Господи! Все ужасно! – воскликнула пани Фирлей. – Каждый новый день приносит новые страхи. И это нелепое решение сейма!

– Вы имеете в виду запрет на выезд в Гданьск? – спросила княгиня.

– Ну конечно! Ведь запрещен не только выезд, но имущество тоже возбраняется вывозить. Собираются сделать еще один подарок Хмелю и татарам.

– Решение сейма – мера вынужденная, – сказала княгиня. – Если поедет в Гданьск хотя бы один из нас, тотчас побегут все. Мы без Хмеля передушим друг друга. Мой муж требует от сейма нового посполитого рушения. Нужно без промедления собрать новые войска. Нужно идти навстречу врагу.