Мой путь: размышления о действительности

Проанализировав вопрос Франции, Великобритании и США, в целях поддержки конструкции единства всего анализа, предлагается проанализировать страну, занявшая третье место в списке 2019 года, то есть Германию. В целом авторы отмечают, что Германия «уже давно гонит силу в европейских делах, и продолжает играть важную роль стабилизации ситуации в рамках Европейского Союза». Однако проблематикой данной страны, которая, на данный момент времени, располагает огромными возможностями в реализации своей «мягкой политики», является «ее лидер, канцлер Ангела Меркель, у которого нет больше возможностей в удержании политического лидерства». К выборам 2021 года канцлеру пророчат отставку, однако это не может стать решением проблемы, так как сама по себе фигура Ангелы Меркель имеет сильное влияние во внешнеполитической среде. Со сменой руководства, скорее всего, произойдёт определенный кризис немецкого престижа, что, тем самым, подорвет достигнутые результаты в реализации «мягкой силы» государственным аппаратом. Интересней, в этом плане, новый неожиданный участник пятерки лидеров: Швеция. Как и ее соседи по северной Европе, Швеция признана «образцовой моделью управления и высокопроизводительным государственным сектором. Сильные политические ценности, превозносящие личностные свободы, высокий уровень благополучия и завидные результаты государственной службы». Однако, в отличии от своих соседей, Королевство занимается не улучшением социально-экономической, политической и экологической конъюнктуры, но активной разработкой инструментов «мягкой силы» для воздействия на мировую общественную среду, создавая государственный образ «борцов за экологию». Активная государственная политика внутри и вне страны, организация масс медийной «пропаганды» и активные выступления экоактивистов, к коем относится и Грета Тунберг, сделали в этом году Швецию столицу экологических мировых событий, тем самым создавая привлекательный образ для иностранных государств.

Помимо пятерки лидеров, авторы сосредоточились также на анализе еще нескольких страны, где в этом году происходили те или иные изменения: Швейцария, Канада, Япония, Австралия и Нидерланды, где также произошли ряд изменений, которые сильно отразились на «мягкой силе» страны.

Так, Канада стала терять «мягкую силу» из-за конфликта с китайскими корпорациями, а следовательно, и с правительством, в результате чего произошло падение эффективности инструментов «мягкой силы» в данной стране.

Совершенно иная ситуация сложилась вокруг Швейцарии. Как отмечается, во времена продолжительного политического и социально-экономического кризиса, нестабильности связей партнерства и союзничества, Швейцария, как оплот «нейтралитета» к политическим делам, смогла удержать привлекательность своей страны, а следовательно, подняться в списке страны с используемой «мягкой силой».

Уверенно десятую позицию держат Нидерланды, которые, увы, не смогли удержать за собой 9 место в топе лидеров. Как отмечается экспертами, «несмотря на небольшое снижение общей позиции, Нидерланды удачно идут вперед. Привлекательная экономическая модель, высокоэффективное правительство, способность создавать инновации, достойный уровень высшего университетского образования и солидный вклад в решение глобальных проблем, таких как изменение климата, помогают закрепить руководству страны статус эффективной и успешной страны», тем самым отображая эффективное применение правительством «мягкой силы».

Интересна позиция, занявшей 9 строчку топа – Австралии. Основные изменения, как отмечается, в использовании мягкой силы были связаны с приходом нового лидера Скотта Моррисон, однако «Австралии есть с чем работать в плане ресурсов мягкой силы, но пока не ясно как они будут развернутый правительством Моррисона». Будущие для данной страны в плане реализации своей программы мягкой силы остается неясным в плане стабильности создавшейся ситуации.

Таким образом с Запада мы, постепенно, подошли на восток, в юго-восточную Азию, где расположились такие страны, как Япония, Сингапур и Китай.

Япония, как наиболее развитая страна в данном регионе, входит в том 10 стран с эффективной мягкой силой, однако даже ее положение не стабильно. Во многом, это связано с тем, что «японское правительство было занято началом эры Рейва, и в качестве принимающей стороны саммита G20 в июне. Но это также был трудный год для Японии за рубежом. Отношения с Югом. В Корее наблюдается устойчивый спад с никаких признаков решения не видно. Кроме того, возобновление коммерческого китобойного промысла Японией впервые за 30 лет был встречен широко распространенной международной критикой». Данные события сильно ударили по репутации, а следовательно, снизили потенциал инструментов «мягкой силы» страны восходящего солнца. Однако, стоит заметить, в перспективе Япония может вернутся в топ 5 стран, через проведения ряда мероприятий, могущих поднять авторитет страны в глазах мирового сообщества: «чемпионат мира по регби 2019 года и предстоящие олимпийские игры 2020 года в Токио – два важных возможности привлечь мир, тем самым оказав положительное влияние на мировую восприятие своей страны». То есть, в принципе, эксперты уверены, что в ближайшем будущем стране удастся вернуть потерянную эффективность инструментов «мягкой силы».

Сделав анализ первой 10 стран по использованию «мягкой силы», исследователи сосредоточились на анализе различия политики двух Азиатских держав, применяющих инструмент «мягкой силы» по-разному.

Так, небольшое государство Сингапур, на сегодняшний день, имеет огромное влияние на развитие политических и социально-экономических процессов во всем мире через, с одной стороны, жесткую внутреннюю политику, направленную подавление недовольства, сепаратизма, прививая, тем самым населению дисциплинарность, но с другой активно проводящей внешне привлекательную политику невмешательства и сотрудничества со всеми крупными игроками мирового сообщества, «можно, хотя и неохотно, признать, что Северная Корея целеустремленные и успешные усилия по сохранению автономии в очень трудные обстоятельствах, и даже разделять эту ценность, но мы не желаем стать как Северная Корея. Страна может одновременно привлекать и отталкивать; восхищение может существовать одновременно с серьезными оговорками», тем самым подчеркивается, что Сингапур, хоть и не имеет той автономности, которую, возможно, имеет КНДР, однако в целом проводимая государством жесткая политика, направленная на гармоничное сочетание традиций и инноваций, принимая с запада социально-экономическую модель капитализма, однако ориентируясь на традиционно авторитарное правление, тем самым отталкивая принципы либеральной демократии: «думать – претенциозная ерунда – поскольку либеральные демократии западного образца привыкли думать так, что только некоторые страны практикуют основанные на ценностях дипломатия или что только западные ценности обладают мягкой силой. Россия, Китай, Саудовская Аравия, Иран и даже Северная Корея, не меньше, чем США, Япония или в Европа имеют свои ценности. Нам могут не понравиться некоторые ценности других стран, считая их противоречащими нашим интересам».

Тем самым, подчеркивается особый путь Сингапура, как, с одной стороны, зависимой от геополитических лидеров державу, но, с другой стороны, имеющую широкую автономию в плане построения своей собственной жёсткой государственной системы, ставящей своей целью налаживание и поддержку эффективности экономики и организацию надежного сотрудничества с развитыми державами, тем самым определяя Сингапур, как надежного партнера: «Сингапур десятилетиями работал над наращиванием своей жесткой силы, возможно именно потому, что мы осознаем ценности именно «мягкой силы». Это вряд ли идеальная концепция как по ясности, так и по полезности. Но когда, анализируя или описывая международные отношения, мы часто используем некоторые термины только потому, что у нас нет других».

Другое положение, в этом плане, сформировалось у Китая. Как, определенно, одна из развитых сверхдержав, имеющая исторический большие амбиции, для Китая очень важное значение имеет организация, на сегодняшний день, эффективных инструментов «мягкой силы» для поддержки своих грандиозных экономических и политических проектов. Одним из таких проектов, описанных исследователями, является «Пояс и путь». Данный проект направлен на построении современной сверх магистрали, соединяющей всю Азию и Европу. Тем самым, Китай ставит своей целью еще сильнее укрепить свое экономическое влияние в старом свете.

Однако, для реализации данного проекта государству требуется сформировать достойный образ у ближайших соседей, по территории которых будет, в том числе, проходить данная магистраль. Для этого Китай активно пытается сформировать инструменты эффективно «мягкой силы» через организацию университетов, экономических дотаций, внедрению высококачественных технологий в обиход работы общественной среды, «хотя подавляющая часть бюджета BRI тратится на инфраструктуру, его планировщики сделали акцент на различных более мягких элементах, включая культурные программы и обмены между людьми. Пекинский университет Цинхуа даже запустил годичную магистерскую программу по BRI, предназначенную для убеждения элиты в странах-участницах о мудрости программы. В лучшем случае это была мощная комбинация. Опросы общественного мнения в Пакистан, возможно, крупнейший получатель наличных средств по программе BRI, предполагает, что Китай воспринимается в подавляющем большинстве положительно, отчасти из-за его щедрости расходы».

Но, всё же, как описывается учеными, в «бочке меда имеется лошка дегтя». Этой ложкой является двойственность проводимых Китаем программы, так как за организацией внешней привлекательностью явно неудачно проскальзывает открытая экспансионистская политика, направленная на организацию рабочих мест, в основном, для китайских сограждан, что, в свою очередь, вызывает массу опасений, а следовательно, отторжений страны участниц от китайского проекта, то есть неэффективность инструментов «мягкой силы». «Помимо долгов, проекты BRI связаны с расточительностью, неэффективностью и кумовство, с контрактами, контролируемыми политическими инсайдерами с хорошими связями. В последние годы оппозиционные партии в таких странах, как Малайзия и Шри Ланка выигрывала выборы отчасти благодаря обвинению своих правительств в экономической зависимости от Китая. Теоретики мягкой силы также указывают на притягивающую силу культуры и идей, от демократических принципов Америки до фильмов Болливуда или K-Pop группы – все, что сложно создать государственный диктат», то есть, тем самым подчеркивается тот факт, что, на внешний взгляд, успешная организация китайской компартией инструментов «мягкой силы» быстро обретают негативные черты, вызывающие широкое опасение, а, следовательно, отторжение общественности от Китая. Таким образом, авторы заключают, что, скорее всего, проект нового «Шелкового пути» в ближайшем времени может окончиться крахом для Китая из-за недостаточности эффекта организации «мягкой силы».

Сделав аналитический анализ представленной информации по странам Европы, Северной Америки и Юго-восточной Азии, а авторы заканчивают с подробным анализом стран, проявивших себя в 2019 году в плане «мягкой силы». Однако, авторами, во второй части работы, было уделено небольшое внимание России, как непосредственно крупного игрока геополитики. Вследствие этого предлагается уделить данному разделу также внимание.

Россия, в понимании авторов, предстает страной «проигравшей стороны», которая, после окончания «холодной войны» воспринимает продвижение и развитие инструментов «мягкой силы», как, безусловно, негативной фактор для собственной безопасности. В следствии этого, последние 20 лет, Россия занималась изучением и применением инструментов информационного воздействия, то есть атак на страны с более сильным инструментарием «мягкой силы», то есть на страны западного мира, «неудивительно, ведь Россия вмешались в Крым и президентские выборы в США 2016 года, тем самым Западные демократии стали все больше озабочены методами борьбы с этими видом проблем».

Деятельность российского правительства непосредственно связаны с сегодняшней угрозой «кризиса демократической процедуры» в западных демократических странах. Вторая часть исследования посвящена, по сути, именно решению проблемы данного кризиса, через организацию нового аппарата управления страной, который должен привести к росту эффективности инструментария «мягкой силы». Таким образом, предлагается приступить к анализу второй части исследования.

Анализ предложений по решению проблемы «кризиса демократии». Информационные технологии, как непосредственные инструментарии нового, шестого, социально-экономического уклада, привносят свои изменения в общественную и политическую среду, как таковую.

Так, как отмечается, за последние несколько лет уровень поддержки правительства обществом в целом снизился, что угрожает потерей легитимности властно-управленческих структур.

В этом аспекте, как отмечает Фади Шехаде, требуется перестройка управленческих структур с иерархического на децентрализовано-независимые общественные ячейки самоуправления, где власть должна сорганизоваться между властными профессиональными менеджерами, лидерами корпораций и гражданами, что должно обеспечить стабильность и прозрачность для решения основных вопросов демократической структуры в целом. То есть, таким образом, важнейшим инструментом демократического мира должна стать коммуникация: «коммуникация – множитель силы, и при эффективном его использовании может создавать асимметричные эффекты. Это не есть новый, конечно, инструмент, но то, что мы видели за последние несколько лет, демонстрирует что желающий аутсайдер может оказать непропорциональное влияние с относительно недорогие меры с низким уровнем риска по загрязнению информационной среды». Именно общество, через организацию народного самоуправления и сотрудничества между менеджерами корпораций, политики и простых граждан должны обеспечить стабильность новому обществу, решая насущные проблемы.

Тем самым, Фади Шехаде заключает «Доверие необходимо для положительных результатов между государством и негосударственными субъектами. Как и любой партнер в больших дипломатических усилиях, бизнес и пропаганда должны вызывать доверие у другого. Нет, «альянс» может существовать и без него. Тем не менее, доверие и мягкая сила требуют времени для создания и поддержки. Мы чувствуем это, когда люди доверяют нам, и чувствуем это, когда они не доверяют. Доверие на личном уровне и «мягкая сила» в отношениях между государствами, имеют решающее значение для достижения прогресса в решении глобальных проблем – это влияет на всех нас. Доверие и «мягкая сила», которые исходят от людей, обмены людьми – вот что делает инвестирование в долгосрочные отношения. Строительство стало возможным благодаря программам международного обмена. Прочные личные отношения через границы могут выходить за рамки взлеты и падения политики, которые могут происходить из года в год или администрации. В нынешние неспокойные геополитические времена, стабильность, сила и доверие, порожденные международными обменами, менее ценны личного диалога».

Итог аналитической записки. Подводя итог данной работы, можно отметить ключевой момент, который хоть и не был на прямую заявлен в исследовании, но красной линией проходил вдоль всей книги – это «кризис демократии». Как было обозначено ранее, новые инструменты информационной эпохи позволили ускорить, расширить и, что самое, сделать более открытым процесс придачи информации, тем самым обозначив тенденцию слома существовавших ранее бюрократическо-иерархических структур управления.

Во многом, именно данный кризис становится основой для нынешней нестабильности применения «мягкой силы»: власти, благодаря информационным инструментам, теряют свою привлекательность, тем самым подрывая доверие к себе не только внутри, но и во вне страны.

Тем самым, на сегодняшний день, наметилась тенденция на децентрализацию бюрократического аппарата. Только те страны, которые смогли сформировать грамотный, независимый аппарат поддержки своего влияния до сих пор сохраняют позиции по «мягкой силе». То есть, частный бизнес, сформированный во Франции, Великобритании, США и, во многом, в Швеции позволяет держать уверенность в успешном применении инструментов «мягкой силы», тем самым увеличивая влияние данных государств на мировой арене.

В свою очередь государств с менее свободными рыночными отношениями менее эффективно используют инструмент «мягкой силы», что объясняется тем, что данные структуры действуют непосредственно под рукой порой неуклюжей бюрократической структуры. Вследствие этого встает проблематика либо зависимости данных стран от иностранного капитала, либо применения финансовых средств для поддержки «мягкой силы», что также не гарантирует успешное формирование данного инструментария по причине опасения государств-партнеров в сотрудничестве с такими государствами.

В целом, можно предположить, что в течение еще 5–10 лет весь мир ждет постоянно усиливающийся кризис легитимности, а следовательно, постоянным снижением эффективности инструментария «мягкой силы» в отношении его применения государственными структурами. Однако, сохранение данного инструментария будет происходить в странах со сложившейся стабильной рыночной конъюнктурой. Корпорации, хотят они того или нет, будут поддерживать определенную привлекательность, отчисляя налоги на поддержку социальных структур, спонсируя открытие образовательных и медицинских учреждений власти. Решением же сложившегося кризиса должно стать формирование новой структуры управленческого аппарата, ориентированного на децентрализацию и самоуправление людьми местного обихода своего проживания и на развитие партнерских взаимоотношений между частным бизнесом, профессиональными политическими и управленческими менеджерами и общественным слоями в целом. Именно от коммуникации зависит перестройка демократической структуры, а следовательно, нависших над человечеством проблем, таких как, например, ухудшение экологии, растущей нищеты и безработицы, а также кризиса авторитарных режимов по всей планете.

Деградация морали общественной среды в эпоху переходного периода

Не для кого не секрет, что мы с вами живем в эпоху огромных перемен. Они вызваны тем, что уже уходящая индустриальная эпоха больше не может отвечать потребностям научно-технического прогресса. Человечество достигло того, что современные каналы коммуникаций возвели информацию в рамки основного продукта производства и потребления, так как без информации невозможно, в дальнейшем, структурировать и модернизировать как инструменты труда (техническое оборудование), так и общественное поведение. Невозможно больше продвигать успешно тот или иной товар без применения этих самых каналов коммуникационного воздействия на общественную среду.

Таким образом, мы подходим к проблеме возникновения нового ресурса – информации. Многие читатели, конечно, укажут, что он и раньше существовал. С этим, конечно, невозможно не согласиться. Однако, именно в наше время, с постоянно возрастающей скоростью передачи информации, обладание тем или иным знанием раньше потенциальных противников или конкурентов становится ключевым фактором успеха того или иного социально-экономического фактора, а следовательно, и социально-политической среды.

В связи с этим поднимается и проблема усваивания национальными структурами (национальным государство) поступающей информации. Как отмечает известный американский исследователь информационного общества – Э. Тоффлер: «После второй мировой войны прилив индустриализации достиг своей вершины, начала подниматься третья еще не совсем понятная волна, изменяя все, с чем она соприкасается. Многие страны, таким образом, ощущают одновременное влияние двух, даже трех совершенно разных волн перемен, которые движутся с разными скоростями и с разной силой <…> Это столкновение вносит хаос в традиционную политическую терминологию и очень затрудняет разделение на новаторов и реакционеров, на друзей и врагов. Все старые разделения и коалиции ломаются».

Общественно-политические институты (т.е. методы контроля и управления государством), сформированные в эпоху индустриализма, переживают свой слом. Сложившиеся инструменты не могут больше эффективно перерабатывать поступающую информацию. Ее количество настолько велико, что прежний фильтр просто не может справиться со всем наплывом разнородного контента. Противоречия системы только, в связи с кризисом, усиливаются. Происходит процесс слома всей системы в целом. «Низы не хотят жить по-старому, а верхи не могут жить по-новому», – так когда-то описал проблему переходного периода В. И. Ленин.

Интересно и то, что под сломом системы стоит понимать разрушение всей сложившейся общественной сферы в целом. То есть, под крушением стоит понимать кризис не только социально-экономической, но также социально-политической и социально-духовной жизни общества. Происходит некий слом старых норм и ценностей общественной среды. Возникший и накопившийся за годы старой системы гнев вырывается наружу, уничтожая все на своем пути. Все прежние нормы морали сносятся, как атавизмы (устаревшие элементы) предыдущей эпохи.

Ни для кого не секрет, что сегодня общество теряет свою морально-этическую оболочку. В средствах массовой культуры начинают активно преобладать ценности легкой жизни. Индивидуализм, безусловная ценность зрелой индустриальной эпохи, уступает свое место эгоизму. В обществе возникает проблема нарастания нарциссического уклона (убеждённость в собственной уникальности, особом положении, превосходстве над остальными людьми, грандиозности). Такие люди, безусловно популистические фигуры, становятся героями сегодняшнего дня. Однако, как и герои классической отечественной литературы, они являются невротиками (невротик – это индивид, для которого характерны следующие проявления: тревога, эмоциональная неустойчивость, низкое самоуважение) современной лопающейся буржуазной системы. Их ценности и нормы ведут только к духовной деградации своего бытия, к внутреннему гниению своей личности. Это, по своей сути, очень одинокие люди. И это одиночество, опять же, является последовательным результатом постоянного общественного прессинга.

Больному обществу, зараженному эгоистической сущностью, не знакомо чувства понимания и принятия иной натуры. Все общественное бытие в прежние времена стремилось к универсализации (одинаковости, подходящей для любой или многих сфер деятельности), к «механизации» всей системы норм. Человек представал всего лишь винтиком в общественной системе монстра «Левиафана», как это описывал Т. Гоббс. Однако позже, мы могли наблюдать, с пресыщением общества потребления (характеризуется массовым потреблением материальных благ и формированием соответствующей системы ценностей и установок), обратный процесс возрастания именно индивидуалистического качества. Этим характеризуется, по моему мнению, зрелое индустриальное, капиталистическое общество. Сейчас же, описанный нами ранее, переход индивидуализма в эгоизм – это очередной сигнал к серьезному кризису восприятия людьми нынешней системы в целом.

Разочарованные люди, мелкобуржуазные элементы (средний класс), пролетарий и класс «белых воротничков», понимают потребность преобразований нынешнего мира. По их мнению, требуется серьезный пересмотр прежних традиций. Все заложенные в нас веками принципы внутренней и телесной чистоты испаряются, как преграды к развитию. Они уступают место разврату и жестокости. Прежде маргинальное (деструктивное) поведение возводится в норму. Алкоголизм и курение становятся непосредственным символом взросления (!) молодых людей. Полигамные, не постоялые половые связи возводятся в акт нормы. Они приобретают сакральный символ удовольствия, опять же, взросления и нормы, тогда как у любого живого организма – это явление имеет деструктивный характер. Так, Лоренц описывает смертельно опасную для выживания вида тактику уток, не имеющих собственной пары (утки – групповое, семейное животное. Выбор партнёров осуществляет ими не более 1-2 раз за всю жизнь). Такая утка может не воспроизводить потомства, отвлекая особей мужского пола от более плодовитых, молодых особей. Мы не будем уже говорить о том, что она не заинтересован в постоянном партнере. Для нее половая связь – это временная забава, игра.

У людей же бессвязные половые связи рождают не духовное возвышение, а внутреннюю деградацию собственного бытия. Человек, ведущий такой образ жизни, не заинтересован в том, чтобы иметь привязанность, а значит и ответственность сначала перед одним индивидом, а потом и перед всем обществом в целом. Зачем ему иметь ответственность, когда он (или она) использует своего партнера, как непосредственный инструмент удовлетворения своих физических, низменных, животных потребностей. Человек, совершивший преступление, будет совершать его снова и снова, стирая грань дозволенного на своем пути.

Эти и другие деструктурирующие элементы, безусловно, являются порождением индустриальной эпохи, общества потребления. Это «товарный фетишизм», возведенный в абсолют. По сути, порожденная противоположность нынешней снисходящей (уходящей) системе норма уничтожает прежде существующие, даже в формальном обличии, общественные традиции. Буржуа, конечно, и прежде смотрел на традиции, как формальную преграду своего бытия. Опять же, если обратится к манифесту коммунистической партии: «Буржуазные разглагольствования о семье и воспитании, о нежных отношениях между родителями и детьми внушают тем более отвращения, чем более разрушаются все семейные связи в среде пролетариата благодаря развитию крупной промышленности, чем более дети превращаются в простые предметы торговли и рабочие инструменты <…> Наши буржуа, не довольствуясь тем, что в их распоряжении находятся жены и дочери их рабочих, не говоря уже об официальной проституции, видят особое наслаждение в том, чтобы соблазнять жен друг у друга», – пишет К. Маркс. Однако сейчас, в отличие от середины XIX веке, нормы морали потеряли даже своей формальной сакральность (священности) и чистоты. Для нас стала нормой видеть на экранах устройств истории о половых связях знаменитостей, политиканов, простых людей (в том числе и детей). Для нас стало нормой выслушивать рассказы об постоянно меняющихся партнерах у окружающих нас людей. В конце концов, для нас стало нормой наблюдать везде продающиеся, в открытом доступе и в огромном количестве, средств контрацепции.

Это и многое другое свидетельствует об том, что буря неминуемо приближается. Основа старого общества прогнила. Как и в другое время, общество достигло своей вершины. Начался процесс самоедства (самоуничтожения). Решение этой проблемы можно видеть только в скорейшем переходе на новую формационную (социально-экономическую, историческую) ступень развития. Только через снятие противоречий уходящей эпохи, мы можем решить поставленные сегодняшним днем задачи очищения общества от греховности сегодняшнего дня. В этом плане, конечно, важно опираться на индивидуальное состояние каждой общественной среды. «Для развития любого государства требуется – не только хорошая идея, но состояние общества. Ведь, абсолютно любой общественной строй, который не подкреплен морально-общественным состоянием, к сожалению, рано или поздно по любому придет к краху всей системы и государства», – отмечает В. В. Волков.

Цивилизационные проекты XXI века

Мы живем в век глобальной революции. После развала мировой социалистической системы мир вошел в глобальный социально-политический кризис, вызвавший перестройку всех мировых политических процессов. Так, известный исследователь и философ, Самюэль Хантингтон, отмечает, что «в конце 1980-х коммунистический мир рухнул, и международная система времен холодной войны стала историей. В мире после холодной войны наиболее важным между людьми стали уже не идеологические, политические или экономические различия, а культурные».

Мир, который существовал, начиная с 46-го года XX века, перестал существовать. Опять же, можно долго размышлять над тем, почему он перестал существовать: проблематика «социалистического» или, лучше сказать, «советского» цивилизационного проекта заключалась во множествах этапах постепенного размывания ее основ – начиная с подчинения научной-методологической структуры стран партиям и заканчивая, в следствии технологического, а, следственно, производственно-потребительского, отставанием стран «социализма» от мировых технических тенденций стран развитого запада. Пока неповоротливая, в следствии крайне бюрократизации, командно-административная экономическая система была нацелена на удовлетворение только насущих потребностей населения (с чем она, к слову, не справлялась), рыночная экономическая система, подкрепленная государственным вмешательством, смогла совершить гигантский технологический прорыв, обеспечив, тем самым, переход со второй технологической волны к третьей: «после второй мировой войны прилив индустриализации достиг своей вершины, начала подниматься Третья, еще не совсем понятная волна, изменяя все, с чем она соприкасается» .

Крушение одного из главенствующего цивилизационного проекта, скачкообразный переход на новую формационно-технологическую ступень, привело к кризису мироустройства. Некогда подвластные или «потерянные» цивилизации вновь стали обретать свой цивилизационный проект. Во много, как отмечает Э.Тоффлер, это связанно с тем, что переход западного мира на новую технологическую ступень позволил развиться индустрии в других, менее развитых странах, в следствии фактора дешевой рабочей силы, что, в свою очередь, порождает проблематику появления новых и возрождения старых цивилизационных проектов, так как: «как только аграрные общества Первой Волны пытаются начать или закончить свою индустриализацию, они испытывают необходимость в атрибутах национального статуса». Именно в «новоиндустриальных» державах начинается подъем национальной идеи. «Национализм – это идеология национального превосходства, являющаяся порождением индустриальной революции». Меж тем, западные цивилизации, определенно прошедшие данные этап своей истории, формируют новый цивилизационные проект, строящейся на основе космополитизма, демократии и самоуправления.

В этой связи, для дальнейшего успешного анализа мировых геополитических процессов, требуется отметить важные, для нынешнего времени, цивилизационные проекты нашего времени, которые влияют на формирование нынешней геополитической повестки мировой политики, так как только разобравшись со спецификой того или иного проекта можно сделать предположение о будущем месте «концентрации» интересов мировых «цивилизационных» держав, их перспективность на мировом уровне.

Основная часть:

В целом, на сегодняшний день, можно выделить несколько крупных цивилизационных проектов, имеющих большое влияние на формирование нынешней геополитической повестки: «западно-европейский», «североамериканский», «китайский» или «конфуцианский», «османский», и «русский» или «евроазиатский». В целом каждый из данных проектов, на сегодняшний день, имеет важное место в распределении геополитического баланса на мировой арене. Соблюдение данного баланса происходит с помощью определенного инструментария «столкновения», тем самым определяя сущностное понимание «столкновения цивилизаций»: «каждая цивилизация видит себя центром мира и пишет свою историю как центральный сюжет истории человечества»

Стоит начать с «западно-европейской» или «универсальной» цивилизации. Данная цивилизационный проект, по сути, является результатом последней, на данный момент времени, технической революции. Из-за многообразия национальных культур и прогрессивности социально-экономического развития стран, находящихся на европейском континенте, встал вопрос о постепенной взаимной интеграции маленьких государств-наций в общий контекст единой цивилизации.

«Духовная свобода личности в обществе имеет широкий диапазон своих проявлений, ибо включает в себя также интеллектуальную свободу личности в поисках не только добра, но и истины и красоты. Именно на этой интеллектуальной свободе покоится современная наука как поиск объективного знания о природе, обществе и человеке, а также достижения в сфере литературы и искусства», – отмечает Т. В. Скородумова, с чем нельзя не согласиться, ведь непосредственно чертой данного проекта является обеспечение полной свободы личности через перераспределение ресурсов с помощью созданных за XX век больших социальных структур.

Примерно в похожей ситуации находится, на первый взгляд, «Североамериканский» проект, однако, имеющий немного другую особенность, что порождает его специфичность. Выйдя из общеевропейской семьи, американский проект взял за основу классическую либерально-ценностную модель построения свободного государства, что и определяет ценностную основу современного данного цивилизационного проекта в сторону построения «либертарного» внутреннего и внешнего государственного мироустройства: «основоположники «нового государственного менеджмента», а также их сторонники и последователи подвергли резкой критике классическую веберовскую модель рациональной бюрократии и присущей ей этики служения общества» .

Американский цивилизационный проект стремится построить аппарат государственной власти, основанный на размежевании государственных структур, их определенного освобождения друг от друга, что, в свою очередь, ведет к разделению государства на несколько больших коммерческих «корпораций», которые будут обеспечивать ту или иную потребность общества как внутри страны, так и во вне. То есть, в ближайшее время, глобальный цивилизационный проект США подразумевает удержание лидирующего места с постепенным переход на децентрализованную систему контроля локальных корпораций, непосредственно связанных общей финансовой составляющей – долларом, что, опять же, делает данный проект интернациональным и пригодным в глазах местных государственных элит других государств.

Другая ситуация складывается с «китайским» или «конфуцианским» проектом, который, до недавнего времени, носил локальный характер, что связанно с тем, что проект, еще в начале уходящего десятилетия, был ориентирован на узкую общественную среду народов, в той или иной мере в прошлом взаимодействующих с конфуцианством. Однако, начиная с 2014–2015 года Китай, как «ядро» данного цивилизационного проекта, начал активно создать новые инструментарии воздействия на более «чуждые» народы через не только инструменты «мягкой силы» или финансового воздействия (укрепления Юаня), но и через апелляцию к исторической и генетической схожести определенных народностей с единой «китайской семьей». Так, в китайском ежегодном докладе «белой книге», отмечается родственность народов юго-восточной и средней Азии, коренных народов Сибири, что, опять же, образует культуро-образующею стезю нового проекта.