Гражданско-правовая защита имущественных интересов личности. Книга 2. Отдельные аспекты защиты

Внеэквивалентная охранительная обязанность возникает вследствие нарушения, не связанного с переходом имущественной ценности потерпевшего в распорядительную сферу нарушителя: той имущественной ценности, которую нарушитель обязан передать потерпевшему, у последнего до нарушения не существовало. Соответственно восстановление нарушенного положения потерпевшего производится нарушителем за счет собственной имущественной сферы, в чем, собственно, и заключается внеэквивалентность рассматриваемой охранительной обязанности. Вместе с тем в случае с обязательством по уплате процентов годовых не исключается, что нарушитель, причиняя потерпевшему урон, приобретает имущество в виде доходов от пользования чужими денежными средствами. Однако данное обстоятельство для квалификации правоотношения в качестве вне-эквивалентной охранительной связи иррелевантно. Главное – это наступление у потерпевшего неблагоприятных последствий, которые не выражаются в переходе его, существовавшего до нарушения имущества нарушителю. Сказанное позволяет также отграничить обязательство по уплате процентов годовых от кондикционного правоотношения: приобретение имущества в виде доходов от пользования чужими денежными средствами не является следствием нарушения права и, к тому же, производится на предусмотренных законом или договором основаниях (например, посредством размещения нарушителем денег на собственном депозитном счете в банке).

Внеэквивалентными охранительными правоотношениями являются: обязательство по возмещению убытков, обязательство натурального возмещения, обязательство по уплате процентов годовых.

1.3.1. Обязательство возмещения убытков

Возмещение имущественного ущерба достигается посредством исполнения нарушителем обязанности, существующей в рамках охранительного обязательства с внеэквивалентным (дополнительным) имущественным обременением. Основанием возникновения данного обязательства является нарушение субъективного права как юридический факт. Само же нарушенное право может быть относительным (обязательственным) или абсолютным. Сообразно этому выделяется обязательственное и внеобязательственное причинение вреда. В свою очередь, в зависимости от вида нарушенного относительного права, обязательственное причинение подразделяется на договорное и внедоговорное.

Наличие разных случаев причинения требует от законодателя непременного учета их специфики в процессе правового регулирования соответствующих общественных отношений. В то же время единство природы всех видов имущественного вреда позволяет унифицировать основные правила его возмещения.

Обязательство по возмещению убытков является денежным, а сами убытки отвечают определенным требованиям[40 - Поскольку убытки – это денежная разновидность имущественного вреда, предъявляемые к ним требования одновременно распространяются и на сам этот вред как родовое явление. Однако, учитывая в целом стоимостную природу регулируемых гражданским правом общественных отношений, в дальнейшем имущественный вред исследуется именно в качестве убытков.].

Прежде всего, убытки должны являться следствием нарушающего право деяния, т. е. находиться с последним в юридически значимой причинной связи.

В юриспруденции в зависимости от характера причинной связи между поведением нарушителя и наступившим результатом принято выделять прямые и косвенные убытки[41 - См., напр.: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. – М., 1995. – С. 396; Матвеев Г.К. Основания гражданско-правовой ответственности. – М., 1970. – С. 137–138; Садиков О.Н. Убытки в гражданском праве РФ [Электронный ресурс]. – М., 2009// СПС.].

Так, О.С. Иоффе подчеркивал, что «прямые убытки находятся в юридически значимой причинной связи с неправомерным поведением, которая отсутствует при наступлении косвенных убытков»[42 - Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву // Изб. труды: В 4 т. Т. I. – СПб., 2003. – С. 447.]. Более пространно по этому поводу высказался А.С. Комаров: «Возмещению подлежат убытки, явившиеся непосредственным и, что особенно важно, неизбежным следствием нарушения должником обязательства или причинения вреда. Такие убытки на практике часто называют прямыми в отличие от косвенных, которые в силу их известной отдаленности от фактов нарушения должником обязательства (причинения вреда) не подлежат возмещению. Под отдаленностью понимается пространственно-временная зона, находящаяся между фактом нарушения должником обязательства (причинения вреда) и косвенными убытками, заполняемая прямыми убытками. Косвенные убытки без прямых убытков не существуют. Возмещение прямых убытков, являющихся следствием установления «непосредственно-неизбежной причинной связи» с фактом нарушения обязательства (причинения вреда), включает в себя возмещение как реального ущерба, так и упущенной выгоды»[43 - Комментарий к Гражданскому кодексу РФ, ч. 1 (постатейный) [Электронный ресурс] / под ред. Т.Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина. – М., 2007 // СПС.].

Как видно, необходимость в разграничении «прямых» и «косвенных» убытков возникает только при решении вопроса об определении возмещаемых потерпевшему, т. е. юридически значимых имущественных потерь. Между тем в терминологии «косвенные убытки» на самом деле речь идет не об убытках от нарушения права, а о потерях в широком, экономическом смысле. При таком подходе «косвенные убытки», поскольку они не имеют необходимого отношения к нарушению права, вообще находятся за пределами понятия убытков в его технико-юридическом значении. Следует поэтому согласиться с В.В. Витрянским в том, что существование «двух терминов «прямые убытки» и «косвенные убытки» ничего, кроме путаницы, не принесет»[44 - Брагинский М.И., Витрянский В.В. Указ. соч. – С. 650.].

Связь отрицательных последствий естественного происхождения с причинившим их деянием устанавливается исходя из характера нарушенной обязанности, а также физически осязаемого результата. А вот установление относимости к нарушению права вреда общественного свойства обставлено значительными трудностями, преодолеть которые позволяет теория адекватной причинности.

Адекватная причинная связь конструируется посредством выявления и обобщения типичных условий, которые приводят к определенному вредному результату не только в конкретном, уникальном случае, но и, в принципе, всегда. С указанных позиций вред признается находящимся с нарушением в причинной связи, если он обычен для данного нарушения. Важно определить, чьи опыт и знания должны приниматься во внимание при оценке адекватности причинения – самого действовавшего или же стороннего исследователя (судьи, эксперта, разумного или самого предусмотрительного лица и т. п.). Соответственно этому выделяются субъективная и объективная теории адекватной причинности.

Субъективная трактовка, переводящая причинность в область опытных представлений нарушителя, по существу лишает причинную связь самостоятельного значения, сводя ее к вине в психологическом понимании этого явления. Вряд ли такая трактовка пригодна для целей цивилистического исследования. В то же время объективная оценка адекватности должна основываться на знаниях разумного участника имущественного оборота, что в наибольшей степени отвечает духу гражданско-правового регулирования.

Исходя из этого, возмещению подлежит соответствующий нарушению ущерб, т. е. убытками признается только адекватный вред, сопоставимый с теми разумными имущественными потерями, которые являются типичными для данного нарушения при обычном развитии схожих обстоятельств. Говоря иначе, размер убытков должен определяться судом исходя из их разумности и типичности для той юридико-фактической ситуации, в которой оказался потерпевший. Главное, чтобы присужденная сумма, с одной стороны, поставила последнего в положение, в котором он находился бы, не будь нарушения права, а с другой стороны, не привела к неосновательному обогащению его за счет нарушителя.

В ряде правовых систем (международном частном праве, англо-американском праве, праве Франции) к убыткам предъявляется требование предвидимости, сводящее их к ущербу, который нарушившая обязательство сторона предвидела или могла разумно предвидеть при заключении договора как вероятное последствие его неисполнения[45 - См., напр.: ст. 74 Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров (далее – Венская конвенция; ст. 7.4.4 Принципов международных коммерческих договоров (Принципов УНИДРУА) (далее – Принципы УНИ-ДРУА) // СПС.].

Ученые, полагающие необходимым воплотить критерий предвидимости в российское законодательство, указывают, что «без этого критерия невозможно определить, где же граница тем последствиям, на которые распространяется ответственность лица, допустившего нарушение»[46 - Брагинский М.И., Витрянский В.В. Указ. соч. – С. 718.]. Не случайно, например, в международном частном праве возможность предвидения должна быть установлена именно на момент заключения договора: если бы данная возможность определялась моментом нарушения, то появление после заключения договора обстоятельств, увеличивших ущерб и о которых должник узнал или должен был узнать (в том числе из уведомления кредитора), приводило бы к возложению на соответствующую сторону дополнительного риска, который она не принимала на себя при заключении договора.

Вместе с тем ни Венской конвенции, ни Принципам УНИДРУА не известно понятие вины в том его виде, в котором оно сформулировано в п. 1 ст. 401 ГК РФ[47 - Как следует из п. 1 ст.79 Венской конвенции, сторона не несет ответственности за неисполнение любого из своих обязательств, если докажет, что оно было вызвано препятствием вне ее контроля, и что от нее нельзя было разумно ожидать принятия этого препятствия в расчет при заключении договора, либо избежания или преодоления этого препятствия или его последствий. Аналогичная норма содержится в п. 1 ст. 7.1.7 Принципов УНИДРУА, именуемой «Непреодолимая сила (форс-мажор)», что свидетельствует об отсутствии в данных международно-правовых документах деления случая на простой и квалифицированный.]. Незнакома вина и англо-американскому договорному праву[48 - Система договорной ответственности в англо-американском праве характеризуется как система объективной ответственности, поскольку такие субъективные моменты, как вина нарушителя договора, не имеют в данной связи юридического значения (Комаров А.С. Регулирование возмещения убытков при нарушении договора в коммерческом обороте стран с развитой рыночной экономикой и международной торговле (состояние и тенденции): автореф. дис…. д-ра юрид. наук. – М., 1994. – С. 15). В другой работе отмечается, что вина, не являясь основанием договорной ответственности, имеет в англо-американском праве особый смысл: она трактуется как «недостаток заботливости, добросовестности и честности» и учитывается в иных случаях, например, при установлении тщетности договора (Каминская Е.И. Некоторые особенности договорной ответственности по праву Англии // Материалы по иностранному законодательству и международному частному праву. – М., 1993. – С. 47).]. Кроме того, предвидимостью принципиально могут охватываться только убытки от нарушения обязательства, возникшего из сделки, в связи с чем по-прежнему сохраняется необходимость определения подхода к исчислению иных имущественных потерь. Наконец, функционально критерий предвидимости призван либо полностью заменить теорию адекватной причинной связи, либо определенным образом дополнить ее (например, во Франции предвидимость относится к непосредственным, прямым убыткам и не применяется к умышленному нарушению обязательств). «В итоге, – констатирует К.В. Нам, – есть основания утверждать о значительном сходстве в последствиях применения как одной, так и другой концепции. Но даже при таком подходе к этому вопросу возмещение убытков в немецком праве характеризуется большей абсолютностью, нежели во французском или англо-американском праве»[49 - Нам К.В. Убытки и неустойка // Актуальные вопросы гражданского права: сб. ст. Вып 1. /под ред. М.И. Брагинского. – М., 1998. – С. 333.].

Как видно, задача справедливого распределения неблагоприятных последствий нарушения права вполне выполнима с помощью других, более универсальных, нежели предвидимость убытков, и, главное, хорошо известных отечественному правопорядку инструментов – вины и причинной связи. Именно они призваны поставить в континентальном праве преграду на пути возмещения кредитору соответственно случайно понесенных[50 - Такие потери возмещаются кредитору только в случаях, предусмотренных законом или договором, например, когда обязательство нарушается лицом при осуществлении предпринимательской деятельности (п. 3 ст. 401 ГК РФ).] или не относящихся к нарушению потерь. Так, применительно к германскому праву А.С. Комаров замечает: «Таким образом, решающим критерием установления размера убытков, возместить которые обязан нарушивший договор контрагент, здесь выступает не то, насколько могут быть предвидены характер и объем возможного ущерба, как следствие нарушения договора, а то, находится ли возникший ущерб в причинной связи с нарушением договора»[51 - Комаров А.С. Ответственность в коммерческом обороте. – М., 1991. – С. 136.].

Изложенное свидетельствует о полной несостоятельности высказывавшегося предложения дополнить ГК РФ правилом о том, что должник, нарушивший договор, не должен возмещать ущерб, который он не предвидел или не должен был разумно предвидеть при заключении договора как вероятное последствие его нарушения[52 - Концепция развития гражданского законодательства РФ. – М., 2009. – С. 116.].

Еще одним требованием, традиционно предъявляемым к убыткам, является их достоверность, с которой в наибольшей степени связаны возникающие на практике трудности: в процессуальной плоскости достоверность означает убежденность в существовании определенного обстоятельства, т. е. его доказанность. Весьма показательными в этом отношении являются следующие рассуждения: «Понятие убытков включает признак «необходимости доказывания» как неотъемлемое свойство убытков в их юридическом (правовом) значении. Убытки могут быть взысканы с виновной стороны только в том случае, если потерпевшая сторона докажет их существование, а для этого она должна будет доказать, что понесенные ей имущественные потери соответствуют выработанному в законодательстве и судебной практике понятию убытков. Определение этого соотношения, в силу закрепления понятия «убытков» через оценочные (рамочные) понятия законодателем, подчиняется действиям принципов возмещения убытков, причем предписанная законом активность в этом вопросе закреплена за истцом, а контрольная функция – за судебным органом. Невозможность иного определения убытков в нормативных актах, иначе, чем через оценочные (рамочные) категории, с необходимостью влечет признание за данным понятием указанного свойства как объективно присущего»[53 - Дегтярев С.Л. Возмещение убытков в гражданском и арбитражном процессе [Электронный ресурс]. – М., 2003. Электрон, версия печат. публ. //СПС.].

Требование достоверности убытков нашло прямое закрепление в п. 1 ст. 7.4.3 Принципов УНИДРУА, согласно которому компенсации подлежит только ущерб, включая будущий ущерб, который установлен с разумной степенью достоверности. В то же время, если размер убытков не может быть установлен с разумной степенью достоверности, определение их размера осуществляется по усмотрению суда (и. 3 той же статьи). При этом в официальном комментарии указывается, что требование достоверности относится не только к существованию ущерба, но и к его размеру. Возможен ущерб, существование которого не подлежит сомнению, но его трудно установить в количественном отношении. Поэтому, если сумма убытков не может быть установлена с достаточной степенью достоверности (определенности), «суд, вместо того, чтобы отказать в возмещении или присудить возмещение номинальных убытков (выделено мной. – В.Г.), вправе определить справедливый размер понесенного ущерба»[54 - Принципы международных коммерческих договоров. – С. 229–320.].

Схожие мысли высказывались в свое время составителями проекта Гражданского Уложения Российской империи, которые отмечали, что для истца доказать в точных цифрах размер убытков представляется в большинстве случаев невозможным, и суды, несмотря на доказанность самого права на вознаграждение, на несомненное существование убытков, отказывают в иске лишь по недоказанности точной цифры убытков. Подобная несправедливость в отношении лиц, потерпевших убытки, равняющаяся, в сущности, отказу им в правосудии, должна быть устранена предоставлением суду права определять размер убытков по своему усмотрению. Само собою разумеется, что усмотрение суда не должно быть произвольным: суд обязан установить размер убытков по соображениям всех обстоятельств дела[55 - Гражданское уложение: проект. Т. II (цит. по: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: Общие положения. – М., 2000. – С. 648).].

По своей сути нарушение субъективного права как юридический факт, порождающий гражданско-правовые последствия, – это всегда вредоносное деяние. То есть ущерб является неотъемлемой частью всякого гражданско-правового нарушения, без него оно просто немыслимо: умаление субъективного права, как блага идеального, по логике вещей, выражается в ущемлении реального материального или нематериального блага как объекта нарушенного права. Соответственно нарушение имущественного права неизбежно выражается в имущественных же потерях естественного или общественного свойства. Это означает, что в случае подтверждения одного факта неисполнения или ненадлежащего исполнения обязанности существование убытков предполагается[56 - Данную презумпцию может опровергнуть ответчик, защищаясь против иска о возмещении убытков. При доказанности отсутствия убытков, очевидно, нельзя говорить о нарушении права, т. е. обязанность оказывается неисполненной должником с сугубо формальных соображений.].

Другое дело – размер возмещаемых потерпевшему убытков. Именно он должен быть установлен. Однако определение размера убытков далеко не всегда производится судом, ведь вполне возможно и добровольное их возмещение по соглашению заинтересованных лиц. Следовательно, требование достоверности, несущее ярко выраженную процессуальную нагрузку, распространимо лишь на взыскиваемые судом убытки, т. е. не имеет универсального, и, что особенно важно, непосредственного гражданско-правового значения.

Как известно, обязательства по возмещению убытков относятся к определимым охранительным обязательствам, содержание которых устанавливается после их возникновения самими сторонами, либо, при наличии спора, судом. В этой связи правильнее говорить о требовании определенности убытков, имея в виду необходимость их стоимостного выражения в строго определенной цифре, т. е. денежной оценки соответствующего имущественного вреда.

Определимость обязательства по возмещению убытков делает невозможным использование в российской правовой доктрине концепций «нормативных убытков» и «заранее оцененных убытков». Ведь поскольку определение объема указанного обязательства производится только после его возникновения, размер убытков, в принципе, не может быть установлен до нарушения права (в нормативном акте или договоре). И если даже это последует[57 - Например, п. 9 Временной методики определения размера ущерба (убытков), причиненного нарушениями хозяйственных договоров, одобренной Государственной комиссией Совета Министров СССР по экономической реформе 21 декабря 1990 г., признавал за сторонами право определять размер ущерба (убытков), подлежащего возмещению в случае нарушения отдельных условий договора, путем установления твердой суммы или же размеров (ставок) ущерба (убытков) в зависимости от объема невыполнения и сроков нарушения договорных обязательств // СПС.], такие «убытки» следует расценивать в качестве неустойки, причем исключительной.

Учитывая значительную практическую трудность определения размера подлежащих взысканию убытков в случае их принудительного взыскания, необходимо установить некоторые общие ориентиры, которым должен следовать суд при разрешении соответствующего спора.

В идеальном варианте имеющиеся в деле доказательства, действительно, достоверно свидетельствуют о конкретном размере убытков, что позволяет произвести их исчисление методом точных оценок. Гораздо чаще, однако, имеют место следующие отклонения от идеального варианта: 1) имеющиеся в деле доказательства подтверждают убытки определенного размера, но не позволяют установить их точный размер; 2) имеющиеся в деле доказательства не позволяют определить размер убытков даже приблизительно. В подобных случаях у суда и возникает дилемма: либо отказать в иске, ссылаясь на его необоснованность, либо, учитывая существование между сторонами обязательства и, соответственно, наличие у истца права на возмещение убытков, все-таки присудить определенную сумму (естественно, в пределах заявленного требования).

В случае, когда имеющиеся в деле доказательства, свидетельствуя с достоверностью об определенном размере убытков, не позволяют, тем не менее, точно исчислить его, вполне допустимы приближенные оценки с использованием одноименного метода. Метод приближенных оценок, таким образом, представляет собой своеобразное «округление» размера убытков, т. е. определение в случае невозможности точного подсчета приблизительной их суммы, разумно отклоняющейся от искомой. Названный метод, широко применявшийся в советской правоприменительной практике[58 - Подробнее о методе приближенных оценок и его использовании в практике Госарбитража СССР см.: Венедиктов А. В. Договорная дисциплина в промышленности //Изб. труды по гражданскому праву. В 2 т. Т. 1. – М., 2004. – С. 425–427.], тем более должен быть востребован в условиях рыночной экономики.

Противоречащим назначению правосудия будет отказ в иске и в тех случаях подтвержденного нарушения права, когда имеющиеся в деле доказательства не позволяют использовать даже метод приближенных оценок. Не снимает остроты проблемы институт так называемых «номинальных убытков», поскольку присуждение чисто символической, показательной суммы является по существу тем же самым отказом в иске, правда, в несколько завуалированной форме[59 - Институт номинальных убытков (nominal damages) используется в странах общего права, где должник в соответствующих случаях присуждается к уплате чисто номинальной суммы. Главная функция этого института состоит в том, что таким образом в судебном порядке формально признаются нарушение права кредитора и ответственность за это должника (Гражданское и торговое право зарубежных государств. Т. I. / отв. ред. Е.А. Васильев, А.С. Комаров. – М., 2004. – С. 463).].

В силу ст. 2 ГПК РФ, п. 1 ст. 2 АПК РФ основной задачей гражданского (арбитражного) судопроизводства является защита нарушенных или оспариваемых прав. При этом принимаемое судом по результатам рассмотрения дела решение должно быть законным и обоснованным (ч. 1 ст. 195 ГПК РФ, ч. 3 ст. 15 АПК РФ).

Когда обстоятельствами дела подтверждается нарушение права и тем самым возникновение обязательства по возмещению убытков, разрешаемый судом правовой конфликт сводится по существу только к определению объема данного обязательства. Отказ в иске в этих условиях по мотиву его недоказанности является самоустранением суда от выполнения стоящей перед ним задачи предоставить защиту действительно нарушенному праву. Ведь поскольку установление содержания спорного определимого обязательства – вопрос права, а не факта, именно суд ex officio должен разрешить данный вопрос. Кроме того, решение суда, основанное на двух противоречивых выводах – о наличии между сторонами спорного материально-правового отношения, по правовой природе требующего определения объема, с одной стороны, и об отсутствии оснований для такого определения, с другой, – вряд ли можно признать обоснованным.

Итак, решение об отказе в иске по мотиву невозможности определения размера убытков от установленного нарушения, являясь внутренне противоречивым, не соответствует сущности правосудия, призванного разрешить возникший юридический конфликт, который в данном случае сводится к спору сторон об объеме действительно принадлежащему истцу права. Это означает, что у суда имеется только один отвечающей задаче защиты нарушенного права выход: основываясь на положениях теории адекватной причинной связи, выявить и взыскать типичные, обычные для подобного нарушения убытки, определив тем самым размер убытков самостоятельно, по своему усмотрению (метод адекватных оценок).

Таким образом, по общему правилу метод адекватных оценок применим только после обнаружения невозможности достоверного определения размера убытков. Вместе с тем в качестве исключения допускается немедленное использование данного метода. Речь идет о случаях возмещения морального, репутационного вреда, вреда от волокиты в сфере судопроизводства и исполнения судебных актов (процессуальной волокиты), а также вреда от нарушения исключительных прав.

Определение морального вреда как физических и нравственных страданий однозначно свидетельствует об его неимущественной природе, которая не может измениться только оттого, что соответствующее явление в науке, законодательстве или практике его применения будет именоваться иначе, например, психическим вредом. Очевидно, это дело вкуса, на который, как и на цвет, согласно известной поговорке «товарищей нет»[60 - С сугубо прагматической точки зрения правильнее все же сохранить терминологию «моральный вред» как устойчивое лексическое сочетание, ставшее своеобразным правовым фразеологизмом (Шарапов Р. Психический вред в уголовном праве //Уголовное право. – 2004. – № 2. – С. 79).]. В действительности проблема морального вреда видится в другом, а именно, в выяснении вопроса, на восстановление каких именно потерь направлена денежная компенсация этого вреда – неимущественных или имущественных.

Казалось бы, ответ лежит на поверхности: если моральный вред является вредом неимущественным, то в случае его причинения должны компенсироваться нематериальные потери. Вместе с тем гражданско-правовое регулирование нацелено на имущественные отношения. Личные неимущественные отношения, не связанные с имущественными, попадают в орбиту цивилистического внимания лишь постольку, поскольку они представляют собой неотъемлемую принадлежность определенного лица как участника гражданского оборота. Без набора определенных нематериальных, индивидуализирующих лицо благ принципиально исключается его участие в правовых отношениях. Поэтому-то возникающие по поводу нематериальных благ отношения защищаются нормами нескольких юридических отраслей, включая цивилистическую.

Ущемление нематериальных благ, принадлежащих лицу как субъекту реально сложившихся или потенциально возможных гражданско-правовых отношений, непременно сказывается на полноценности его участия в таких отношениях. «Страдающий человек, – отмечает Е.Н. Гриценко, – внешне выглядит печальным, отрешенным от происходящих событий, он испытывает одиночество, изолированность, особенно от тех, кто заботится о нем, чувствует себя неудачником, несчастным, потерпевшим поражение, не способным к достижению прежних успехов. Уныние, упадок духа, мысли о своей профессиональной некомпетентности, об утрате смысла жизни все чаще посещают его. Понижается и общий физический тонус. Появляются соответствующие этому различного рода функциональные расстройства, нарушается сон, аппетит»[61 - Гриценко Е.Н. Моральный вред как последствие преступлений против жизни и здоровья: дис… канд. юрид. наук. – М., 2005. – С. 73.]. В свою очередь снижение активности участия в имущественном обороте требует, с одной стороны, восстановление ее на прежнем уровне (в том числе путем получения дополнительных положительных эмоций) и, с другой стороны, неизбежно приводит к упущению в состоянии «упадка» материальных доходов. Как видно, физические и нравственные страдания (неимущественный вред) обязательно влекут за собой имущественные потери (реальный ущерб и упущенную выгоду). Они, в действительности, и компенсируются в случае причинения морального вреда. То же происходит при причинении вреда жизни и здоровью, восстановление которого производится путем возмещения убытков. А вот сам процесс восстановления неимущественного блага (психологическая реабилитация, лечение болезни и т. д.) вряд ли можно урегулировать с помощью гражданско-правовых норм. Говоря проще, имуществом можно возместить только имущественный вред.

Следовательно, компенсация морального вреда имеет целью восстановления имущественных потерь потерпевшего. В то же время очевидна особенность таких потерь, выражающаяся в принципиальной, заранее известной невозможности их точного определения судом[62 - Весьма точно охарактеризовал физические и нравственные страдания Ю.А. Тарасенко: «Их можно только вообразить» (Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики. – С. 913).]. Поэтому бессмысленной оказывается даже попытка такого определения. С учетом данного обстоятельства законодатель предусмотрел использование здесь судом только метода адекватных оценок. Напротив, в случаях причинения вреда жизни и здоровью гражданина возможно исчисление убытков с помощью четких критериев – степени утраты трудоспособности и принадлежности к кругу лиц, основным источником существования которых должны были являться средства умершего.

Сделанные выводы в полной мере относятся и к случаям причинения вреда от процессуальной волокиты.

Пункт 1 ст. 1 Федерального закона от 30 апреля 2010 г. № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» (далее – Закон о компенсации) предусмотрено право на компенсацию за вред от процессуальной волокиты. Данный вред, причиняемый властным субъектом публично-правового отношения, обязанным разрешить соответствующий правовой вопрос в разумный срок, приводит к имущественным потерям, достоверное исчисление которых принципиально невозможно. По этой причине для определения размера убытков здесь также может быть использован только метод адекватных оценок. Единство природы морального вреда и вреда от процессуальной волокиты, выражающейся в изначальной невозможности точного подсчета связанных с ним имущественных потерь, подтверждается п. 4 ст. 1 Закона о компенсации, в силу которого присуждение рассматриваемой компенсации лишает заинтересованное лицо права на компенсацию морального вреда за аналогичные нарушения.

Согласно п. З ч. 1252 ГК РФ в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом для отдельных видов результатов интеллектуальной деятельности или средств индивидуализации, при нарушении исключительного права правообладатель вправе вместо возмещения убытков требовать от нарушителя выплаты компенсации за нарушение указанного права. Компенсация подлежит взысканию при доказанности факта правонарушения. При этом правообладатель, обратившийся за защитой права, освобождается от доказывания размера причиненных ему убытков. Размер компенсации определяется судом в пределах, установленных настоящим Кодексом, в зависимости от характера нарушения и иных обстоятельств дела с учетом требований разумности и справедливости.

Юридическая природа компенсации за нарушение исключительного права определяется по-разному.

Одни авторы, признавая данную компенсацию качественно отличающейся от возмещения убытков, рассматривают ее в качестве самостоятельного вида ответственности[63 - Симкин Л.С. Из практики рассмотрения дел о правовой охране программ для ЭВМ // Вестник ВАС РФ. – 1997. – № 8. – С. 78; Гаврилов Э.П. Некоторые актуальные вопросы авторского права и смежных прав //Хозяйство и право. – 2005. – № 1. – С. 32.], неустойки (штрафа)[64 - Капятин В.О. Интеллектуальная собственность. – М., 2000. – С. 424.] и т. п.

Другие авторы видят сущность компенсации в возмещении имущественных потерь[65 - Сергеев А.П. Право интеллектуальной собственности в Российской Федерации. – М., 2003. – С. 384; Хохлов В.А. Авторское право: законодательство, теория, практика. – М., 2008. – С. 246.]. Так, В.А. Хохлов подчеркнул, что компенсация за нарушение исключительного права имеет туже самую направленность и природу, что и возмещение убытков, – восстановление имущественного урона правообладателя[66 - Хохлов В.А. Там же.].

На самом деле, как было показано выше, компенсация в гражданском праве, нацеленном на регулирование имущественных отношений, не может иметь иного назначения, кроме возмещения материальных потерь. При нарушении исключительного права, являющегося в силу прямого указания ст. 1226 ГК РФ правом имущественным, его обладатель неизбежно несет убытки, которые, в отличие от убытков при причинении морального, репутационного вреда и вреда от процессуальной волокиты, достоверно исчисляемы. Однако, учитывая серьезную затруднительность такого подсчета, законодатель предоставляет потерпевшему возможность, не предпринимая попыток доказать конкретный размер убытков, потребовать от суда его немедленного определения методом адекватных оценок. При этом установлены границы судейского усмотрения, не имеющие ничего общего с «нормативными» и «заранее оцененными» убытками, размер которых a priory определяется в точной цифре.

Итак, в области гражданского права терминология «компенсация вреда» следует применять в случаях, когда для определения размера причиненных нарушением имущественного или неимущественного права убытков используется метод адекватных оценок. При возмещении морального и вреда от процессуальной волокиты метод адекватных оценок используется как единственный. При нарушении исключительных прав применение данного метода допускается как альтернатива общему порядку исчисления размера убытков. Наконец, при возмещении иного имущественного вреда метод адекватных оценок должен быть использован судом после обнаружившейся невозможности определения достоверного размера убытков. Следовательно, компенсация вреда – это возмещение убытков с использованием для их подсчета метода адекватных оценок.

Учитывая изложенное, правила определения размера убытков по усмотрению суда целесообразно разместить в разделе ГК РФ «Общие положения», изложив их следующим образом: «В случае невозможности или затруднительности достоверного определения размера подлежащих взысканию убытков, а также в иных случаях, предусмотренных настоящим Кодексом и другими федеральными законами, суд взыскивает в пользу потерпевшего денежную компенсацию причиненного вреда. При определении размера такой компенсации учитываются конкретные обстоятельства дела, критерии, предусмотренные настоящим Кодексом и другими федеральными законами, а также требования разумности и справедливости».

Таким образом, обязательство по возмещению убытков возникает в случаях причинения имущественного вреда (как обязательственного, так и внеобязательственного). Денежное деликтное обязательство – разновидность обязательства по возмещению убытков, возникающее в случае внеобязательственного причинения. Обязанность компенсации морального вреда, вреда от процессуальной волокиты и вреда от нарушения исключительного права наряду с корреспондирующим ей правом составляет содержание денежного деликтного обязательства.

1.3.2. Обязательство натурального возмещения

Согласно ст. 1082 ГК РФ удовлетворяя требование о возмещении вреда, суд в соответствии с обстоятельствами дела обязывает лицо, ответственное за причинение вреда, возместить вред в натуре (предоставить вещь того же рода и качества, исправить поврежденную вещь и т. п.) или возместить причиненные убытки (и. 2 ст. 15). В условиях свободы договора мыслимо возмещение в натуре и обязательственного вреда. В соответствующих случаях имеет место обязательство натурального возмещения, решение проблемы которого должно производиться в свете следующих соображений.