Смута. Письма самозванки

– Так Богородица привела. Выстлала дорожку, хочешь не хочешь, а идти придется.

– Это как же так? – скривил бородатую морду Семен.

– Долгая история, стрелец, – усмехнулся Зырян.

– А ты расскажи, – не унимался стрелец. – Жуть как мне интересно. Да и до смены караула еще далече.

– Так воевода скоро призовет, – отмахнулся от его просьбы Зырян.

– Воевода… – Семен махнул рукой. – Воевода пока встанет, пока чаю попьет, времени немало пройдет. Нам спешить некуда.

– Зато мне есть куда, – огрызнулся Зырян.

– Да ты зубы-то не скаль, казаче! – проревел стрелец. – Расскажи побаечку свою, все веселей будет.

– Поляка я взял с письмом от самого короля Сигизмунда.

– Врешь, казаче! – охнул стрелец. – Так прямо и взял?

На лице Семена вылезло недоверие к рассказу казака. Брешет казак, как баба на базаре. На Дону таких ухарей – хоть степь застилай. Как один все молодцы.

– И как же ты его взял? – продолжал расспрашивать стрелец.

Зырян улыбнулся и достал из кармана оставшийся камень. Раскрыв ладонь, парень ткнул камень под самый нос стрельцу.

– Вот этим и взял.

– Врешь, казак! – стрелец изошелся хохотом. – Мастер ты на небылицы всякие.

У костров послышалось недовольное ворчание. Старшина, мирно дремавший на лавке у стены, открыл один глаз и злобно рявкнул:

– Сенька, пес, чего рот раззявил. Караул спит.

Стрелец смутился и приложил к губам указательный палец, дескать, тише, казак, старшой недоволен.

«Погоди, стрелец, будут тебе небылицы», – про себя ухмыльнулся Зырян, прикидывая, в какое место в шлеме лучше всандалить этот камень.

– Ох, врешь, казаче. Ох, врешь, – тихо прошипел Сенька.

Зырян взмахнул рукой. Камень, преодолев короткое расстояние, со звоном впился в шлем стрельца. Сенька покачнулся и завращал глазами.

– Мать моя! – запричитал он.

Он чуть было не повалился с лафета, но успел ухватиться за него широкой ладонью.

– Убью! – глухо прорычал стрелец.

Из кованых дверей монастырской трапезной высунулась голова другого стрельца.

– Семен, давай посыльного сюда. Воевода ждет.

Семен бешено завертел головой, пытаясь прийти в себя. Встав на твердую землю, он пару раз покачнулся и брыкнул, как лошадь.

– Ну ты даешь, казаче, – промычал он.

Оправившись, стрелец подхватил пищаль у стены и громко рявкнул:

– Воевода ждет! Следуй за мной, казак.

В монастырской трапезной за толстым дубовым столом, накрытым зеленой скатертью, сидели князь воевода Долгорукий, воевода Алексей Голохвастов и царица-инокиня Ксения Годунова.

Толстые кирпичные арки монастырской трапезной сходились у Зыряна почти над самой головой, потому и трапезная казалась маленькой и уютной, почти домашней, если не считать кучи церковной утвари у окон в виде свечных канделябров и образов на подставах.

Зырян узнал бывшую царевну Ксению, несмотря на ее монашеское облачение. О красоте ее ходили легенды, да вот только доля досталась незавидная.

– Проходи, казак… – Долгорукий поманил Зыряна рукой. – Добрые вести ты принес нам от государя.

Князь встал и дал знак монахам, чтобы те притащили гостю табурет.

– Что подкоп поляки роют, мы знаем, а вот где именно и у какой башни – нет.

Зырян кивнул:

– Теперь уж знаете.

Долгорукий склонился к Ксении Годуновой:

– Скоро от царя обоз придет, может, кого в Москву переправить надобно?

Ксения перекрестилась и покачала головой.

– Всех не увезем, – тихо ответила она. – А кто на ноги встанет, пусть на стены идет. Кто ж, кроме них, обитель Божью сохранять будет.

Воевода кивнул:

– И то верно, государыня.

Долгорукий тяжело встал и вышел из-за стола.

– Письмо ответное царю повезешь, – сообщил он. – Воевода вот составит. – Князь указал на Алексея Голохвастого. А ты покамест отдохни и потрапезничай. Государыня осмотрит, коли раны есть.

Зырян ошалел от таких слов. Чтобы его, беглого казака, осматривала сама царевна Ксения. О таком он даже думать не мог.

– Ну, ступай, казак, в келью, – напутствовал Долгорукий. – Братия проводит.

Зырян смял в руках шапку и отвесил поклон.

– Давай свою руку, – произнесла Ксения, закатывая рукав Зыряна.