Ампула Грина

– Нина Петровна тоже сказала, что хорошо. Только подчеркнула последнее слово. Говорит, что на конце нужна буква «жэ». А я стал спорить. Потому что, если «жэ», то получается нескладно. Называется «неточная рифма»…

– Почему неточная? Произносится же все равно как с буквой «ша»…

– Это я уже потом понял. А тогда спорил изо всех сил. Я свое, а она свое…

– И что? Снизила оценку?

– Нет, поставила пятерку. Засмеялась и говорит: «Ну, хорошо. Только в контрольном диктанте или сочинении, когда подвернется это слово, пиши все же по правилам». Я сказал, что ладно. Тогда все тоже стали смеяться: «Лыш, не падай с лыш-ш…» Так и приклеилось…

– Не обидно? – осторожно спросил Валерий.

– Не-а. Это же не дразнилка, а как второе имя. Даже лучше, чем первое. Константинов на Земле полно, а Лыш один единственный. – Из чего следовало, что настоящее имя Лыша – Константин.

«Лыш» и правда было лучше. Это имя как-то смягчало угловатость мальчишки и чрезмерную правильность (порой даже некоторую деревянность) его речи.

– А меня зовут Валерий…

– Куда, паразит! Стой сейчас же! – заорал в этот миг Лыш и вскочил. Ошарашенный Валерий сел в траву, раскинув ноги. Но оказалось, Лыш кричит не ему. Это лап воспользовался, что на него перестали смотреть и бесшумно поднялся в воздух. Он улетал метрах в пяти над землей, в сторону дальнего забора. Веревка шелестела по клеверу.

– Стой, зараза! – Лыш, нескладно махая руками, мчался следом, пытался ухватить веревку. Но коварный лап взмыл, веревка хлестнула по забору и ускользнула. Лыш остановился, упершись ладонями в доски. Лап набирал высоту и стремительно уменьшался в размерах. Лыш постоял, задрав голову, потом, кажется, плюнул и зашагал обратно, к покрытому мелкой тополиной порослью пню.

Валерий встал. Он смотрел, как идет Лыш – неловко, слегка скособоченно, невпопад дергая локтями. «Кажется, последствия давнего полиомиелита, – подумал наглядевшийся на больных ребятишек Валерий. – Чуть заметные, но все-таки есть…» И отвел глаза, чтобы подошедший Лыш не заметил его догадку.

Лыш через плечо посмотрел на исчезающий летательный аппарат. Потом досадливо глянул на Валерия.

– Разговорились, а он…

– Может, вернется? – виновато сказал Валерий.

– Ага, жди…

– Лыш, а ты не думаешь, что он обиделся? Ты с ним как-то… неласково…

– Да я с ними по-всякому! И добром, и… Это ведь не первый. И не второй… Теперь опять новый стул искать… А за веревку дома влетит, я из кладовки без спросу утянул.

«Пойдем в „Хозтовары“, купим новую веревку», – чуть не сказал Валерий. Но сдержался. Понял, что мальчик Лыш не примет столь примитивного сочувствия.

– Долго ты его строил?

– Недолго… Долго стул искать. Пока все свалки да чердаки облазишь… Теперь ведь таких не делают, это старая мода…

– Извини, Лыш. Это из-за меня. Заболтал я тебя, и вот…

Лыш мотнул щетинистой головой, глянул холодно. И ответил опять четко и размеренно, будто расставил деревянные кубики:

– Нет. Я сам виноват. Надо было привязать, а я забыл. И вот последствие…

– Ну, извини еще раз, Лыш, и я пойду. Мне пора.

Лыш смотрел мимо. Валерий все же кивнул ему, взял чемоданчик и пошел прочь. Но через несколько шагов не выдержал, оглянулся. Они встретились глазами. Лыш смотрел без прежнего недовольства, а как-то… слегка ласково даже.

– Пока, – с облегчением сказал Валерий.

Лыш чуть улыбнулся (шевельнулась болячка на губе):

– Аакса танка, тона…

– Итиа… – машинально ответил Валерий. И пошел к выходу со двора – тоже с полуулыбкой.

И лишь на другом дворе – похожем на прежний, и абсолютно пустом – Валерия словно ударили навстречу тугой подушкой. Он постоял, помотал головой, чувствуя на губах мелкий сухой песок («красный песок»!). Кинулся обратно – и бежать было трудно, будто он двигался в текущей навстречу воде.

Вот он двор, где они только что говорили!

Но Лыша не было. Не было на всей ширине просторного, как зеленый полигон двора. И звенело солнечное безмолвие…

Глава 5

Хозяйка оказалась рыхлая, добродушная, говорливая.

– Как звать-то?.. Валерик, значит! А меня кличут баба Клава. Соседки попрекают: «Какая ты „баба“, даже не на пенсии еще, и мужики на тебя поглядывают», – да я им обратно: "Не мелите языками, окаянные, грех один! Мое дело нынче одно: молодежь опекать, будто внуков своих… Вот и Юнка, племянница, дочка брата Василия, меня бабой Клавой зовет, с малых лет повелось… Она тут, при мне, Юночка-то, родители из Коврова прислали на учебу, да очная учеба не получилась из-за конкурса, теперь на заочной она, в школе художников, а работает на Фарфоровом заводе, посуду разрисовывает…

Валерий спросил, нужен ли аванс.

– Да подожди с авансом-то, поживи сперва, может еще не понравится!

Валерий сказал, что понравится.

Баба Клава привела его в комнатушку, оклеенную бледно-синими обоями с рисунком из корабликов и чаек. Деревянная кровать, стол с ящиком, два стула (не венских), книжный стеллаж до потолка. Не богато и не просторно. Однако по сравнению с казарменной комнатой на шестерых – отель «Астория».

Пахло известкой побеленного потолка и вымытым некрашеным полом.

Окно было широченное. Что-то празднично-красное отражалось в стеклах распахнутых створок. Валерий уперся ладонями в подоконник, выглянул наружу. За окнами были грядки и яблони, а ближе к окну вспухали, пышно громоздились гроздья алых соцветий. Казалось, хотят забраться в комнату.

– Баба Клава, что за цветы? Не видал таких…

– А герань это, голубчик, герань!

– Герань, вроде бы, комнатный цветок, в горшках…

– Это правильно. А Илюша и Федя, студенты с биофака, что в запрошлом году у меня жили, посеяли семена вот прямо в огороде. Говорят, что в нашем климате герань, она комнатная, а в Южной Америке прямо целые кусты. И посадили особый сорт. С той поры и растет… Илюша-то в этой комнате жил, а Федя в той, где сейчас Юна. Они той весной закончили институт, а цветы все разрастаются, как на память от них, подарок… А ты по какой линии обучаешься? Не биолог?

– Спасатель я, – неохотно сказал Валерий.

– Батюшки мои… Ну, давай я тебе постель застелю, да обедом покормлю. Я тут окрошку приготовила да котлеты картофельные с грибным подливом, а Юна позвонила, что не придет до вечера, окаянная душа, дела, мол, всякие. Я говорю, разве ж можно без обеда который день подряд, а она: я, мол диету соблюдаю для стройности…

Валерий вежливо посмеялся и сказал, что он тоже не хочет обедать, плотно позавтракал. А хочет он вздремнуть. Потому что ночь был в дороге, на двух самолетах да на катере, и толком поспать не сумел…

Баба Клава захлопотала с постелью…