Мальчик со шпагой

– Нет, Серёженька, не знал.

…Когда мама была девочкой, с ней дружил не папа, а совсем другой мальчик. Андрей. Серёжа узнал про это позже, когда была уже тетя Галя и маленькая Маринка. Он увидел однажды, как папа сидит на поленьях у горящей печки-голландки и медленно бросает в открытую дверцу письма. Писем была целая пачка. Серёжу это заинтересовало, потому что на многих конвертах он заметил красивые марки.

– Папа, это что?

– Это мамины, – тихо объяснил папа.

– Мама писала?

– Нет. Когда мама училась в школе, у нее был друг Андрей Кожин. Когда они выросли, то разъехались в разные города, и он маме часто письма писал. Даже потом… два письма пришло.

– А зачем ты их в печку?

– Куда же их? Лежат, лежат… Андрею отослать? Я адреса не знаю, на конвертах он обратный адрес не указывал.

– А что в них написано?

– Не знаю, Серёженька. Мама не говорила, а я не спрашивал.

– А сейчас почитай.

Отец покачал головой и отправил в желтый огонь еще один конверт.

– Нельзя. Чужие письма не читают без разрешения. Это нечестно.

Конверт свернулся в трубочку, и пламя взвилось над ним длинным языком.

– А марки? – шепотом спросил Серёжа.

– Марки?.. Марки можно взять.

Серёжа сел рядом с папой у гудящей и стреляющей печки. Он отрывал от писем разноцветные марки и под тонкой бумагой конвертов чувствовал сложенные вчетверо листки. Там были слова, которые больше никто никогда не прочитает. Потому что не у кого спросить разрешения, а лезть без спросу в чужое письмо – это очень скверное дело…

Заглянула Наташа, сказала, что пельмени готовы.

– Вставай руки мыть… Ой, да ты спишь уже!

– Я? Нисколечко. Даже не хочется.

Серёжа поднялся и нащупал ногами сандалии. Нок принюхался к кухонным запахам и деликатно замахал хвостом.

– Папа магнитофон купил, – сообщила Наташа. – Хочешь, включу, чтобы не заснул? У нас одна такая запись есть! Мексиканский гитарист и певец…

– У нас в лагере вожатый был. Вот это гитарист! – сказал Серёжа. – От него все ребята ни на шаг не отходили. Он такую песню знал – лучше всех песен на свете! И вообще он был самый хороший вожатый.

– У нас тут недалеко тоже один человек появился. За ним тоже мальчишки табуном ходят. Он их на шпагах сражаться учит.

– Что это за человек? – встрепенулся Серёжа.

– Кажется, тренер. Или вожатый… В общем, на Красноармейской есть старый дом, вроде нашего. Его сносить хотели, а потом не стали. Там какой-то детский клуб сделался. Название «Эспада».

– «Эспада» – по-испански «шпага», – сказал Серёжа.

– Правда? В одной песенке у этого мексиканца тоже все время повторяется: «Эспада, эспада…»

– Включи, – попросил Серёжа.

Наташа вытащила из шкафа магнитофон – плоский чемоданчик, нашла на полке катушку.

– На транзисторах, – сказал Серёжа. – Какая марка?

– «Мрия». По-украински значит «Мечта».

– Слушай, Нат. Он был в пенопластовой коробке?

– Да, а что?

– Она где?

– Папа убрал куда-то.

– Можно, я ее заберу?

– Ну… ты спроси у папы. Можно, наверно. А зачем?

– Хочу одну штуку сделать… Давно хочу, да все пенопласта не могу достать. Большие плиты, которые на стройках, не годятся, они крошатся. Мне нужен плотный.

– Папа, наверно, отдаст… Серёжка, ну что все-таки в лагере случилось?

– «Что, что»!.. Написал домой письмо, что скучно. Начальник его прочитал. Начал меня на линейке ругать. Я ему говорю: «А зачем чужие письма читаете?» Он еще сильнее раскричался: «Убирайся, если тебе все не нравится!» Думал, я испугаюсь. А я убрался…

– Сумасшедший, – сказала Наташа тоном полного одобрения. – Ну, слушай запись.

Сначала защелкали кастаньеты, и это напоминало цокот копыт. Потом упруго и ритмично ударили струны. И, опять привалившись к подушке, Серёжа почти сразу увидел желтые травы и низкое косматое солнце среди облаков, похожих на рваные красные ленты. И темные всадники, медленно выплывая на круглую вершину холма, разворачивались и пускали коней в галоп.

И была уже не музыка, а встречный ветер и летящая под копыта степь…

И вдруг сквозь шум ветра и топот донеслись голоса. Папин. Взволнованный тети Галин. Спокойный и чуть насмешливый бас дяди Игоря:

– Да вот он, «бедный странник». Спит без задних ног.

Серёжа это слышит, но пошевелиться и сказать что-нибудь не может, потому что по-прежнему видит степь и стремительных кавалеристов. И сам он – один из всадников.

Голос тети Гали:

– Я чуть с ума не сошла! Приезжает начальник лагеря, представляете – сам! Ночью. Привозит его куртку и брюки… Я думала – утонул. Оказывается, бросил вещи на станции и куда-то ускакал…

(Значит, вещи нашлись. Значит, мамина карточка, которая была в кармане, все-таки не пропала. Хорошо. А то, когда примчались всадники, он так и не успел схватить одежду со скамейки.)