Осколок

– Я? – удивляется она. – Мне сейчас просто не нужны эти узы, я пока вполне могу прожить и без них. Да и время на выбор спутника жизни у меня еще имеется. Просто нужный момент не настал.

– А дети? – вставляю я тихо.

– Дети? – переспрашивает она, переводя взгляд на меня.

Возможно, мне кажется, но я успеваю увидеть в ее глазах какое-то новое для меня выражение. Всего лишь на полсекунды усмешка сменяется чем-то другим. Но чем? Слишком мало времени, чтобы понять.

– Наверное, придет и это время. Когда я пойму, что могу себе позволить привести нового человека в наш мир. И сделать его счастливым, – говорит она.

Ее голос звучит твердо и уверенно. Такой голос не оставляет сомнений – его хозяйка знает, что делает. Мне хорошо знаком этот тон. Конечно, это тоже наследство от Марины. Слава Богу, что им передались ее лучшие качества.

– Так что готовься, дядя Коля. Настанет день, и мы тебя порадуем детишками! Только жди терпеливо, и все будет! – произносит Артем с чувством и разливает шампанское. – Самое время нам поднять бокалы за твое долголетие! Даже я малость пригублю, хоть и за рулем.

– Только не увлекайся, тебе ведь еще на встречу, – предупредительно замечает Катя, чокаясь с нами.

– Все будет нормально, родная. Проще говоря, не учи ученого! – задорно восклицает он в ответ.

– Нет, кроме шуток, он же этого не любит. Ты ведь за ним заезжаешь?

– Ну а за кем же, деточка? Кто у нас еще вызывает машину к выходу на набережную, когда нагуляется с любимым фокстерьером?

Катя смеется. Какой красивый звонкий смех.

– А на чем ты сейчас ездишь, Артем? – спрашиваю я, чувствуя, как теплая волна шампанского разливается внутри меня.

– На служебке в основном. На хозяйской «Вольво». Я и сейчас на ней приехал. Своя на приколе давно – «девятка» подержанная. Хламина та еще, – усмехается он криво. – Ну да ничего, вот починюсь, и рванем мы дружною толпой на… охоту, например. Ты ж давно не был! Или на шашлычок. А? Как вы на это смотрите? Пора бы тебя, дядя Коля, на природу вывезти, соскучилась она по тебе. Да и по нам с Катериной тоже.

– Вот сейчас молодец, – одобряет Катя. – Выберем какой-нибудь выходной день не очень жаркий, избавимся от всех дел и отправимся. Как ты насчет поездки, дядя Коля?

– Было бы здорово! – мечтательно киваю я. – Поедем все вместе. Может, и Маргариту Ивановну прихватим?

Артем с Катей переглядываются в легком удивлении, словно пытаются понять – серьезно я говорю или нет.

– Ты хотел бы взять ее с собой? – переспрашивает Катя.

– О-о-о, дядя Коля, да ты у нас ходок, оказывается? – весело подначивает меня Артем.

Качаю головой, немного смущаясь. Дети.

– Просто по ней видно, что ее жизнь не ладится. Вечно утомленное лицо и печальные глаза. Человек явно тоже соскучился по вниманию, по празднику. Так почему бы ей его не устроить, она этого вполне заслуживает.

Катя сочувственно кивает.

– Ты прав, дядя Коля. Ее жизнь действительно складывается нелучшим образом. В семье неприятности. Дочь недавно развелась, а деньги как раз в основном приходили от мужа. Вот и вынуждена теперь подрабатывать, я ей по дружбе предложила неплохие условия. Кстати, бывший теперь уже муж – Серж Малашенко. Ты его не знаешь случайно? – обращается она к Артему.

Тот задумывается на секунду, затем качает головой.

– А он, между прочим, из смежного с твоим подразделения, вы могли какое-то время даже работать вместе. Еще недавно был телохранителем. Но потом погнали его…

– Погнали? И за что, интересно? – удивляется Артем.

– А с головой не дружил. Он и так-то умишком не блистал, а со временем вообще пошел в разнос, – невозмутимо бросает Катя, накладывая в тарелку кусочек ветчины.

– Впервые слышу о таком. А тебе-то откуда все известно?

– Спроси у папы Карло, – игриво вскидывает она брови и торопливо продолжает: – Но сейчас не об этом. После того, как он ушел, говорят, начал сильно выпивать и тут уж совсем никакой жизни с ним не стало. Девочка осознала всю глупость своего выбора и стала робко добиваться развода, ну а мама ее, разумеется…

Початая бутылка шампанского.

Я тупо смотрю на нее, пытаясь убедить себя в том, что ослышался.

Катя продолжает увлеченно рассказывать, но я больше не слышу ее. Слова, поразившие мой слух, словно затмили собой все, что происходило за столом в это время.

Я смотрю налево. Артем, наморщив лоб, кивает, поглощенный рассказом сестры.

Направо. Катя отложила вилку в сторону и уже сопровождает историю жестикуляцией.

Никто из них не видит, что происходит со мной в эти мгновения. Во мне. Они пока не знают.

Мой последний взгляд. Почти затравленный. Вдох. Выдох.

Этого не должно было случиться. Я не верю, что понял ее правильно. Поэтому и решаюсь заговорить.

– Катя, – говорю я негромко и как бы между прочим, стараясь не смотреть на нее.

Боковым зрением вижу, как ее голова поворачивается ко мне.

– Кто такой папа Карло? – срывается с моих губ нелепо звучащий вопрос.

– Прости? – переспрашивает она, заставляя повторять эту мучительную для меня глупость еще раз.

– Папа Карло. Это имя только что прозвучало в твоем рассказе.

Теперь я внимательно смотрю на нее. У меня больше нет возможности спрятать лицо. Шаг сделан.

Катя удивленно смотрит на Артема, затем снова на меня.

И тут я замечаю в ее взгляде неуверенность. И чувствую, как холодею. Просто я понимаю, что это уже половина неутешительного ответа на мой вопрос. Меня охватывает страх и почти сразу же приходит смутная досада. На мой испуг. На Катину нерешительность. На то, что весь этот волшебный вечер, складывавшийся замечательно, вдруг заслонило собой это всплывшее из небытия дурацкое имя.

– Но, дядя Коля, какое это может иметь… – пытается сказать она, но снова встречает мой взгляд.

Я смотрю в упор. В моих глазах поубавилось нежности, ее сменила тревога. И решимость. Ей непривычно видеть меня таким, это сбивает ее с мажорного настроя, в котором проходил весь предыдущий разговор.

– Мы работаем на этого человека, дядя Коля, – приходит ей на выручку хрипловатый голос Артема.

На его лице недоумение. Большие карие глаза не выдерживают моего долгого взгляда. Он смотрит на Катю, пытаясь найти ответ у нее, но та тоже шокирована внезапной переменой во мне.

Передо мной вдруг снова оказываются два ребенка. Беззащитные, смущенные. Но теперь уже слишком поздно, чтобы превратить начатый разговор в шутку.