Оценить:
 Рейтинг: 0

Короткие истории долгого полугода

Год написания книги
2022
Теги
На страницу:
1 из 1
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Короткие истории долгого полугода
Владислав Март

Дневниковые записи о событиях людских и природных в разных городах России в начале 2022-го. Детали, незамеченные другими.

Владислав Март

Короткие истории долгого полугода

Интро.

Язык как код жизни на котором записаны все входящие впечатления и вся исходящая радость никогда не был для меня нерушимым. Скорее представляю язык шёлковым платком, что пролезает через кольцо гранаты грамматических нацистов, через замочную скважину двери хранилища скреп, которыми русская черепаха намертво прикреплена к русскому киту, плавающему в русском океане плоскорусской равнины. Как бы ни был прочен панцирь, платок струится на ветру. Пролезает, преодолевает, реет. Живой язык впитывает эхо других кодов и теряет свои кусочки на поворотах времени. Как бактериофаги, что носят фрагменты генетической информации от бактерии к бактерии, нечаянно или нарочно отрывая код при сборке нового поколения. Так и мы, я по крайней мере, приносим новое из других языков, уносим в текст, в сленг, куём свой собственный диалект для людей, для семейного очага. Не чтобы выпендриваться, чтобы нас лучше понимали. Помню, как здорово я удивился, изучив на курсе психиатрии такой симптом как неологизм. Придумывание новых слов есть знак заболевания головы. О-па, тут я не ожидал подвоха. Что за консерватизм? Всю свою жизнь я ощущаю недостаток слов в языке олигархов и холопов, которому меня научила школа, стоящая между кладбищем и больницей на улице имени первого космонавта. Он-то имел шанс улететь от железобетонной лексики, не захотел. Подмечаю чужие придумки и смело транслирую нововведения в свою речь. В близком окружении в порядке вещей за встречу придумать пару слов полнее описывающих ситуацию, чем имеющиеся у Ожегова. Новые могут быть завтра забыты, могут и стать сленгом компании, а могут через нас попасть в мир. Это хорошо, это нормально, я делал это всегда. В этом тексте я буду общаться на своём русском, бедном или богатом, но своём, кастомизированном. Уходящий год закрепил недавние изобретения в нашей семье. Это жра и спа. Или даже это Жра и Спа. Пороки, зависимости, но и друзья, и близкие. Жра – это совокупность вкусняшек живущих на кухне, мигрирующих к клавиатуре, притягивающая ближе к ночи и манящая доесть её, часто сверх нормы, после ужина, между приёмами обычной нежры, между ранним и поздним ужином. Жра вкусна и скора на сборы, любит смотреть сериалы. Жра состоит из маленьких частичек, которые могут утянуть стрелку весов на самое дно пола и показать то, что ты никогда не видел на индикаторе весов. Жра старается показать третью цифру. Жра – друг, что затягивает во все свои мутные дела, но разве может друг причинить неприятность? В дни стабильной работы и здоровья, Жра надёжно поселяется в семейном вечере. И нет слова более точно отражающего поглощение сухой рыбки или печенья перед мерцанием монитора после ужина. Ни нОчник, ни чаепитие, ни второй ужин не похожи на Жру. Близкий её приятель – Спа. В отличие от Жры владеет тобой по утрам. Сытый после Жры достаёшься Спе. Это лишние семьдесят минут неги в постели, это отложенная прогулка с псом, это пропущенный онлайн вебинар, это невыполненная зарядка. Спа обладает синергизмом со Жрой. Отупляет и расслабляет. Такой же признак, что всё в порядке, в достатке. Жра и Спа не любят суеты. Наверняка существуют люди, узнавшие об этих двух словах давно и живущие под их диктовку. У нас не так. У нас Жра и Спа – гости, пришедшие в новогодние каникулы и пока мы не торопимся выгонять их. Ещё одним словом-примером тянущим свои буквы к моему словарю является тётьство. Есть материнство, отцовство, но нет бабушкинства, дедушкинства, тётьства и дядьства. Особенно тётьство заслужило место в языке. Этот феномен, служение своим родственникам от женщин часто не имеющих собственных детей каждому знаком. Живут такие сердечные тёти, что помогают всем вокруг и приносят в дань своё время. В английских детективах они богатые и капризные, но оставляющие наследство и воспитывающие девочек. В латиноамериканских сериалах тёти готовы пожертвовать жизнью ради племянника и становятся вторыми матерями. В российской глубинке тёти закручивают банки и делятся запасами под Новый год с нерадивыми сестрами и братьями, что научились только лишь делать детей, но никак не соленья, варенье и веники. Тётьство расцветёт в XXI веке с усилением проблемы бесплодия, переходом на чайльд-фри, в мегаполисах, с возвышением себя над природой, усилением роли женщин в политике, спорте, бизнесе. Мне уже сейчас понятно и приемлемо слово «тётьство», надеюсь, в скором будущем оно перестанет быть подчёркнуто красной волной в Word. В нашем семейном сленге прижилось и слово синиц – мужская форма синицы. Кормушка с прозрачными стенками, прикреплённая к окну кухни уже года три является спасением для окрестных синиц в холодно-влажные московские зимы. Каждый завтрак проходит под рассматривание жопок птичек и их забавную очередь к семечкам, интригу и борьбу за место в кормушке, находящейся прямо перед нами по ту сторону стекла. Синиц можно различать при кажущейся их одинаковости, например, по рисунку чёрного пятна на груди-животе. На жёлтом фоне эта чернота, несимметричная и разная клякса, является уникальной у каждой особи. Тонкие и толстые, треугольные или шаровидные пятна нам подсказывают, что часто прилетают одни и те же птицы. Так мы опознали и ночного гостя. В отличие от всех прочих, ночной синиц, не просто кушает в кормушке, но и сидит, спит там. Встав в темноте раннего утра, до начала панического птичьего жора семечек, мы видим одинокого ночного синица. Он не улетал в своё гнездо, сидел ночью, немного подъедал чтобы согреться. Для описания конкретной птицы мне не хватало слов. Только с названием «ночной синиц» всё стало спокойно, это подходящее. Такой он, язык, позволяет придумывать чтобы лучше жить и доносить неуловимый оттенок до носителя. Ночной синиц и никак иначе нельзя сказать, чтобы не исказить реальность, суть жизни. Очень рад, что синиц выбрал наше окно. Бывает, что новые слова приходят со стороны. Не вычлениваешь их из потока мыслей, не снимаешь с собственного языка, не крадёшь оговорку у другого человека. Бывает, что видишь готовое прямо на заборе. По пути с работы я проезжаю тихую московскую улицу, образованную типичными серыми многоэтажками разбавленными цветными новостройками и светящимися первыми этажами продуктовых магазинов. Многоэтажки эти являются убежищем для студентов-иностранцев Института русского языка и рабочих-иностранцев занимающихся уборкой улиц и ЖКХ. В момент, когда мне нужно притормаживать у эбонитового полубревна поперёк пути, мой взгляд упирается в вывеску на ларьке. «Кус остока». Мне кажется, что это необычайно точное определение всей кухни восточных стран, всей манеры продавать эти блюда. Выжимка потока слов описывающего выбор блюда, удовольствие, послевкусие. Две первые буквы в названии «Вкус Востока» горят бледно-красным и контраст с остальными ярко-жёлтыми буквами столь силён, что прочитать правильно не получается. Как не прищуривайся коробочка с окнами «кус остока» остаётся именно кусом остока. Неологизмы эти напоминают мне наименования приправ на рынке, а ещё акцент, с которым разговаривают официанты в восточных кафе.

– Что это за салат? Острый?

– Это же кус, кус остока, конечно, острый! Острый как осток весной!

– Как перец? Красный?

– Нэт, какой перец. Кус! Кусостока, совсем другой, острый, полезный для здоровья мужчин и особенно женщин. Иммунитет даёт. Кус остока нашэ фирменный блюда. Лаваш будете брать к нему? Чай?

– Э-э-э, хорошо, два куса остока, лаваш и кофе по-арабски.

– Есть ещё казка авказа, ысяча очь и свежий сетинский асала оса!

– Спасибо, в следующий раз попробуем.

Среди заимствованного у живущих в конце 2021, я бы хотел выделить слово обозначающее бесконечное обдумывание всякой ерунды, оборот пустых деталей в голове не дающий уснуть или сосредоточиться на работе. По-русски мне не удалось подобрать подходящее слово. Опять же само долгое обдумывание какое слово подойдёт это и есть именно это, то что не получается по-пушкински назвать. Навязчивое состояние, которым не поделишься с другими, потому что не понятно с чего начать и где это начало цепочки мыслей. Английская статья по психологии неожиданно дала ответ. Руминация. Теперь все эти мелкие обидки, воспоминания о несделанных пустяках, додумывание чужих слов, все эти поезда с ненужными людьми, что проносятся в мозге мимом, вдоль конкретных дел, всё стало называться руминацией. И стало немного легче. Толику меньше стало облако слов людей, что застряли за день и к которым мне отчего-то нужно сформировать своё отношение. На щепотку мягче стали мысли о прошедших днях полных неполных встреч и недосказанных сказаний. Руминация озаглавила болото непродуктивной мыслеформы. Я пытаюсь запереть все эти обмозговывания, мысленные передёрги за дверью огромного амбара морщения ума, что называется теперь «Руминация». Как в ранних сериях «Ходячих мертвецов», где в классическом американском амбаре сельчане закрыли укушенных соседей, а потом искали неделю одну девочку. Одну светлую мысль, что затерялась в руминации и у меня. Ясный кус остока, что нашли её в том же амбаре с зомби, когда всё же отважились открыть и перебить их. Моя потерявшаяся ясность – это желание поделиться своим дневником, нажать энтер в конце строки.

Январь.

Прогулка в новогодний вечер, то есть когда уже стемнело, но ещё не шампанское, как-то сама забралась и поселилась в жизни. Сначала в этом была некая спешка. Успеть оббежать центр города, того первого провинциального города, с редкими украшениями и снежинками в свете фонарей, слепить снеговика или хотя бы бросить во тьму сосульку. Затем пришла в жизнь Москва и однажды заграница, где новогодний вечер дарит шикарные театральные постановки или бульвары полные света и дизайна. Опять спешка, мелкими перебежками, выдыхая впечатления от оперетты и вдыхая предвкушение от новогоднего стола. Всё бегом. Темно как семь, а уж одиннадцать. Не успеем встретить, а что если встретим во дворе, в метро, в машине – не то! Так и пошло, повелось. Всякий вечер перед боем курантов, в тот самый один раз в году, когда стрелки эти ждёшь, мы оказываемся на улице. Маленькая дочка – демонстрация ледовых скульптур, дочка побольше – запускаем фейерверки, ещё больше – обалделые от «Анны Каренины» семеним по льду, стараемся не упасть у подъезда, у самых мандаринов, у самого стола салатов. И даже когда провинция снова стала хозяйкой предкурантной ночи в пандемию, улица никуда не исчезла. Чтобы потом пойти попозже, сейчас надо пойти попозже. Логика выгуливателей собак. За час до президентской пятиминутки я вышел очертить следами энергоинститут. Водитель собаки. И вот тогда мне бросилась одна вещь в глаза, которой раньше не было. Раньше, это я не знаю когда. Раньше, как сейчас дочка или раньше как первый год в Москве? Какое-то раньше не слишком далёкое. Доковидное раньше. Я брёл с поводком и отметил, что машины снуют как в любое другое одиннадцать вечера года, людей мало и все одинокие или парами с блюдами в руках, а блюда все с фольгой, а люди все ругающиеся друг на друга. Собак совсем нет. Но самое яркое новое – мало горящих окон. Типовой квартал с десятками десятиэтажек. С одной точки могу видеть сразу пять-шесть, с их серыми фасадами квадратиков-окон. Но свет горит хорошо если в каждом четвёртом. Некоторые линии стояков с первого по десятый пустые полностью. В отдельных подъездах горело всего одно окно. Мало иллюминации в них, просто свет. Не так как в детстве уж точно. Папа везёт на санках, я черпаю рукой снег с дороги, а мама заглядывает во все горящие окна первых этажей. Обсуждают шторы, люстры, кухни. Все окна горели тогда. Тротуар освещался в детстве не фонарями, а окнами ближайшего дома. Сейчас собака и я свидетели, что людей за окнами в этот праздничный вечер мало. Рестораны закрыты из-за ограничений, клубов-дискотек для молодёжи, таких как были в моё время нет, на улице никто не играет и даже не пьёт. Где все люди? Накупили квартир как инвестиции? Умерли в пандемию? Пришли в гости в другую квартиру и оттого свет только в каждой четвёртой? Последнее кажется самым реальным объяснением. Но когда я сам лично в последний раз так делал, ходил в Новый год в гости? Полагаю, лет пятнадцать назад… Позвонил Руслан, поздравлял, авторитетно желал, благодарил за мои ответные слова. Я перебил его и поделился наблюдением. Нет света в многоэтажках при том в хорошем районе. Друг вынулся из окна своего дома в пригороде и подтвердил. Насколько он мог видеть застройку у себя, света было очень мало. А с учётом новогоднего двенадцатого часа, необычно мало. Он тоже пустился в размышления озвучив все версии. Помолчав мы всё же остановились на том, что все в гостях. Просто конкретно мы не делаем так. А некоторые пенсионеры и вовсе ложатся спать, для них это обычный день. После этого тревога отступила и максимально близко к полуночи собака и я вернулись в одну из квартир, где свет горел. Захотелось дома сделать этого света больше. Я включил все гирлянды, зажёг свечу подаренную в прошлом году. Телевизор, свет экранов телефонов, отражения в окнах изнутри, в зеркалах, свет газовой горелки, мы дали максимум света. Пусть кто-то снаружи не переживает. Всё как в детстве. Наша квартира не пустая.

* * *

Командировка уже завершилась, а желание прикалываться над Ульяновском живо. Ульбург, Лениняновск, Ульяна-на-Володеволжск. Оказался таким же засыпанным снегом в эту зиму как Москва, только нечищеным – как москвичи говорят – от слова совсем. Тема УАЗиков совершенно оказалась не раскрытой. Интернет сообщает, что по всему миру есть сообщества фанатов «буханок», также и «козлов», занимающихся рестайлингом и умиляющихся над анимешной мордочкой УАЗ-минивена. Везде есть такие сообщества, кроме родины УАЗа. Я не встретил не то что разрисованной-переделанной «буханки», я вообще не встретил на улицах родной автопромышленности. Джипы всех родов импорта буксовали и брызгали коричневым снегом на тротуары. Все японцы и европейцы были здесь. Гелентвагены и Прадо стояли рядами у ТЦ. Но ни одного уазика, ну хотя бы «Патриота», не встретилось. Не перебежал он мне дорогу, не стоял прислонившись к сугробу, не рычал на крутом подъёме. И всё так. Ничего родного не было в городе. Среди коротких старинных улиц с купеческими двухэтажками не успевала родится у меня трепетная благодать от архитектуры, как я упирался в Огромный Стеклянный ТЦ заклеенный светящимися брендами одинаковыми в каждом городе России. К дому Ульяновых не пройти – ремонт. В парк у реки не спуститься – темно и маньячно. По центру не погулять – скользко и непролазно одновременно. Центральные рестораны не имеют в наличии и половины меню. Нет тёмного пива. Нет супа. Нет хлеба. Ни крутона, ни гренок, ни пирожков, ни блинов. Есть только белые рубашки официантов с лицами призывников на медкомиссии и ёлка у входа сложенная из пустых винных бутылок. Какой ты, Ульяновск, неготовый к гостям. Памятник букве «ё» был бы небольшим утешением, если бы имел я лопату откопать его. Смотровая площадка с видом на оба моста была бы моим променадом, если бы не скрипучая рядом сломанная канатная дорога и не бродячие собаки. Одна только Волга, замёрзшая как будто вовсе мелкая, как пруд в парке, ставшая белой пустыней очаровала. Не приглянулась она мне в Волгограде, обычной показалась в Ярославле и Костроме, в Саратове, в Твери. Забавной была на паромной переправе в Мышкине. Красиво лежала в Рыбинске и Угличе. В Калязине и Ржеве тоже скорее просто понравилась. В Ульяновске остановленная морозом наконец-то показалась прекрасной. Ни движения, ни проруби. Нет людей на льду, сколько видит глаз. Зная, что Президентский мост с подъездами равен двенадцати километрам, смотришь на лёд Волги с почтением. Говорят, что летом вся цветёт, злословят, что отмели да погибшие суда не красят. Пока не верю, слепну от белости льда. Если и Волга прокинет мои впечатления, то совсем пропал ты, Ульяновск. Ночью на том берегу азбукой Морзе разговаривают со мной верхушки ветряков ветропарка. Я видел их вблизи Вены, представляю всю мощь. Но на фоне Волги и они только красные диоды, как простая гирлянда из одного красного цвета протянулись по берегу. Спросил у проходящих местных, что за огни – не знали. Я-то подготовился перед поездкой, почитал. На второй день отпустило меня разочаровываться в чужих городах и стал я получать удовольствие от еды. Нашлись всё же в переулках тёплые котлеты и суп, горящие сковороды с мясом и овощи-гриль. Занимался people watching. Всё как везде по России. Полковники обедают с водкой и небылицами о службе. Планируют следующую медаль. Гости с юга, мужчины полные, занимающие полкафе, не работают, сидят с чаем, разговаривают по мобильному вставляя русский мат в родную речь. Подростки вставляют родную речь в мат и шумят как их адские колонки в рюкзаках, выныривают из одного бессмысленного магазина и влетают в другой, третий, в фуд-корт. Холодно просто так материться меж сугробов. Народ в целом как везде, чудной, суетливый и близорукий. Не видит красоты края, смотрит на ТЦ из тёмных окон Пасфайндера или с обратной стороны витрины «Бургеркинга», сквозь наклейку, что порочит соседний МакДональдс. Встречи по работе были сродни походу по городу. Народившиеся 30-летние главные врачи, озабоченные обтягивающей одеждой и тюнигом «Приоры» встречали в бедненькой, но чистенькой светлице двухэтажного административного корпуса, который должно быть посещал ещё папа Ильича. Местные фармфирмы ютящиеся в арендованных клетях офис-центров с чайниками и кипятильниками в коридорах на пионерских тумбочках. Секретарши администраторов решающие за всех кому и с кем встречаться сегодня, кто занят, а кто перенёс встречу. И на каждом визите постукивание ботинками о стенку и порог, встряхивание снега, смена бахил и масок, знакомство и улыбка под маской так чтобы по глазам было видно, что я рад и счастлив говорить. Местные все без масок, устало машут рукой, сокращение бюджета медицины региона кажется коснулось и их корпоративной культуры. Главный врач-предприниматель, главный врач-качок, главный врач-политик. Моложе меня. Молодечно. Я бы тоже не отказался руководить клиникой в 30-35. Откуда талант взять? Не научили меня. Улетал «Победой». Много плохого слышал про авиакомпанию, придираются, преувеличивают. Если лететь одному, без семьи, без багажа, без смысла жизни и недолго, то очень даже неплохо. Сложно в целом испортить полёт длительностью час с небольшим. Отсутствие кармана у кресла впереди только смутило. Интересен тот самый злосчастный контроль багажа по размеру, когда твою сумку кладут в железный ящик размером с кота и потом хлопают крышкой, так чтобы она непременно со звуком удара швабры Тора грохнулась о железные края стенок. Грохот этот возвещает, что сумка влезла и подходит под требования ручной клади. Если грохота нет, извините, оплачивайте как багаж. Так вот грохот этот на рейсе из Москвы был только от пассажиров, что искренне изучали систему и тыкали свои сумочки в синий прямоугольник у стойки регистрации. Никто из людей в униформе «Победы» не заставлял в Москве проходить эту неприятную процедуру пассажиров в очереди на посадку. Но вот на обратном рейсе из Ульяновска, а я думаю, что из любого всякого провинциального города, грохот раздавался по залу постоянно. По нему я и вычислил выход на посадку. Персонал компании авиаперевозчика бдил и всовывал невпихуемое в коробку для кота. И о горе тем, чья ноша пружинила под крышкой и не извергал ящик характерного грохота. Пассажиры просили вторую попытку, поворачивали свои портфели боком, сами с большой амплитудой опускали с размахом крышку. Кто-то ставил сверху ногу, кто-то ругался. Особенных последствий по принуждению к оплате я не заметил, но настроение было испорчено у десятка людей, посадка тормозилась, вещи мялись, в людях рождался крепостнический страх, ненависть к НКВД, городу и сварщику синего ящика. Грохот крышки стоял в ушах до самого грохота двигателей.

* * *

Вторая командировка года оказалась куда как лучше. Во-первых, никаких очередей в самолёт и заполнения пустоты в аэропорту. Азиаксист отвёз меня на абсолютно новый вокзал «Восточный», что скромно приютился на севере, где-то за ВДНХ и стадионом «Локомотив». Маленький и нестаринный он совсем не походил на ожерелье знаменитых монументальных ЖД вокзалов столицы на кольцевой линии метро. Перевалочная станция, новенький как МФЦ, «Восточный» перехватывал скорые электрички и отправлял всех их в сторону Нижнего Новгорода. Стоянка такси почти отсутствовала, зал ожидания вместил только одно кафе, перрон напомнил о временах, когда с одноклассниками кочевали до грибных мест. Старт наш начинался под такими же навесами у бетонного берега перрона. Сегодня всё лучше, бетон не крошится под ногами, фонари светодиодные, в расписании порядок и мобильное приложение подсказывает куда идти. Что скрывать, билеты теперь покупаются честно, без зайцев, но за средства работодателя. Однако эти улучшения перрона и вокзала нивелируются ослабевших зрением и зимой. Все отличия от той станции после школы размываются, холодный ветер не позволяет смотреть на HD экран, шапка глушит идеального диктора. Электричка-комета всосала нас за пару минут и дорога покатилась комфортно и безостановочно. Чуть хуже «Сапсана», чуть лучше «Аэроэкспресса», наш «Стриж» или как-то так, довёз меня с коллегой до тихого Владимира. Зима в нём оказалась лютая, тёмная, сказочная как в фильмах Роу. Быстрая остановка в отеле и прогулка по центру. Крутые холмы над далёкой внизу рекой, так и видишь здесь укрепления, валы, частокол, глаз сам очерчивает прошлые границы по центральной части города. Домонгольские храмы прекрасно восстановлены, подсвечены и в безлюдье, на морозе, мы стоим свидетели красоты. Стены соборов под прожекторами цвета льда на катке. Иллюминация холодная, сине-белая, но праздник из всех окон и с каждого дерева. В чёрном небе на ветвях сидят огромные мерцающие снежины, сосулищи метровые и прочие символы Руси. У соборов люд катается на коньках, то есть ходит по замёрзшей воде. Местные дети на ветру крутятся на безумном аттракционе как в открытом миксере. Бешено вращаются огоньки, кажется, что слетят с них шапки и сами они вслед. Москвич схватил бы ангину или менингит, а здесь очередь из детей в миксер. Нечищеные улицы светлы и кажутся не беспорядком, а инсталляцией средневековой жизни. Не хватает бабы с коромыслом, стражника в шубе у ворот, стоячих столбов дыма в небе города. Большая Московская приютила нас в ресторанах и барах всех мастей. Здесь и нелепица копирования столичных бургерных, и самобытные рестопельменные с квасом и хреновухой. С мороза хочется какого-то отвратительно дорогого горячего с шикарным супом. Кажется, что в меню этой древней русской столицы мы не поймём ни слова, всё будет с первой красной буквы в полстраницы, с указанием степени терпения заеца и местом споймания лебедя. На деле небольшое разочарование. Лофт. Какой на хер лофт в Володимере? Избегая макдака и почти зажмурившись от донера ныряем во что-то с иностранным именем, но с русской душой. Отогрелись. Скатерть, миска с супом, сметана как айсберг в тарелке, узоры мороза на стекле. В отель пешком по скользким тропам через частный сектор. По пути нас спрашивают дорогу местные. Присматриваемся, не супостаты ли, не монголы – свои. Гуглом показываем им куда. Собаки лают за забором, один и тот же заниженный таксист гоняет по переулкам с лагерным шансоном в салоне, кругами, будто ищет нас как Вий. Мы очертили круг сугробом и не кажемся на люди. Все таксисты, встреченные за два дня, слушали что-то вызывающее кровотечение из ушей. Такое на радио «Шансон» не пустили бы даже ночью. Город не умер после монголов, после всякой полупольской шушары, после кровавой любви своих же князей. Всё стоят три холма и весьма душевно стоят в эту потрескивающую зиму. С Ульяновском не сравнить. Чувствуется место силы. Наскоком не поймёшь, что понравилось, но хочется почитать про эти места, побродить, посмотреть с крутого мыса вдаль. На второй день в противотуберкулёзном стационаре увидел и местных. Туберкулёз плюс ВИЧ, туберкулёз плюс гепатит. В палате по одному, система вентиляции, лучшие лекарства, только люди этого не ценят, не понимают, как им повезло именно в этой образцовой домонгольской больнице. Крашенные дощатые полы, линолеум, память снова разыгралась. Центральные районные больницы Смоленской области так и лезут в ум. Но если любишь, перестань сравнивать. Натёр нос респиратором, напился кофе и снова в такси с песней о тюряге, кушать блины да мясо на Б. Московской. Блинной Московской? Бандитской? Большевистской? Бигдатавской? Умею я не тужить в командировке. Пешая прогулка после обеда вниз с холма до вокзала и прыжок в «Стриж» во время его минутной остановки. Владимир, ты крут и богат, мал, да не увидишь за раз всей красоты. В прошлый раз летом не было времени рассмотреть, а сейчас в мороз не было возможности. Значит увидимся в третий раз. Суздаль я твой исходил вдоль да поперёк, пора и Владимиру дать очередь.

Февраль.

Семнадцать лет назад стал папой. В этот единственный подобный день в жизни было у меня всё легко и просто. Дочка родилась в полдень и не было нужды страдать и маяться рано и поздно по суткам. Не заимел ни чумных друзей, ни привычки отмечать каждую пятницу или восход выпивкой, ни тем более рождение, так что всё было гладко. Никто не диктовал мне, что делать в этот день. Приехал на трамвае к роддому. С помощью однокурсницы прошёл в палату к уставшей жене и взял на руки ребёнка спустя четыре часа после родов. В этот самый момент установился какой-то контакт и многое прояснилось. Имя Даша стало казаться самым подходящим, то что это девочка самым надлежащим в мире фактом. И то, что дальше всё будет хорошо тоже никак не предавалось сомнениям. На работу я не пошёл, в те времена такие вещи дозволялись благодаря адекватным руководителям. Погода была морозная, но ясная и чистая. Смоленск не был для меня непролазным или грязным, вся маята и цветной налёт на снегу расступались передо мной. Жена покрылась мелкой геморрагической сыпью, которая на глазах исчезала. Бледность лица казалась очень красивой и контрастировала с концентрированным розовым личиком дочки. Остальные цвета в палате, на мне, на знакомой докторше, в коридорах были белыми или очень близко к белому. За окном было бело, потолок был белым. Пелёнки и всякие накрывашки тел были белыми, бледно-бесцветными. На этом фоне розовость кожи людей ярко сияла. Главным сиянием было лицо Даши. Её складочки и активности мимикой возмущали белое пространство. Её звуки доминировали в пустоте палате. Она была центром мира, собиралась раскрасить эту безликость во все цвета. Начала она с тёмно-розового, с концентрата. Родители мои меня не опекали в тот день и не засыпали советами, что теперь делать, как жить, они работали. Я вернулся из роддома и выполнил несколько пустяковых поручений жены, справился и стал ждать далее остальных счастливых моментов. Какие-то приготовления, вроде принесённого древнего пластикового таза, были уже сделаны. Пелёнки лежали где-то на своих местах. От меня ничего не требовалось, я был спокоен. Состояние моё прекрасно поддерживалось тем, что родителей, к которым мы недавно переехали, дома не было. Все работали и тоже, я надеюсь, не волновались ни о чём. Я не устроил истерик под окнами роддома, зачем, ведь уже держал дочку на руках, не разрисовал машину благодарностями, типа «еду за дочкой», машины у нас не было. Комната, откуда мы вчера поздним вечером уехали в роддом, была немного захламлена вещами, но всё как будто было на местах и пригодится вот-вот. Уже появились у меня первые фотографии, уже имел я доказательства отцовства. Волновался за жену и не волновался за общее будущее. Все следующие дни рождения дочери мы старались делать что-то особенное. Иногда копировали лучшие примеры из кино и от знакомых, например, детский праздник в кафе-боулинге. Часто придумывали что-то сами, всегда дарили какие-то невероятные подарки. Что-то чего не было в детстве у нас, какие-то чудеса техники. Но как бы ни были наши первые подарки дороги и выбраны с любовью и искренностью, мне запомнился навсегда подарок тёти Оли на 1 год дочки. Это был довольно большой для её роста дочкм енот, мягкий, рыже-коричнево-бело-чёрный, с вполне узнаваемым енотством в нём. С полосками и типичным хвостом. Енот спал с Дашей много лет и жив-здоров до сих пор, не смотря на семнадцать лет проживания множества котов и собаки, праздники и будни. Енот всё так же часто спит с дочкой. Сейчас он ответственен за её сон в Смоленске, на нашей последней немосковской квартире. Он чуть подсдулся, свалялся, на фоне ребёнка стал небольшим, компактным даже. Но он навсегда будет связан с радостями первых лет и каким-то неуловимым способом с тем первым розовым цветом личика, морщинками и большими глазами из белой обёртки, первой одежды человека. То была зима, когда я стал папой.

* * *

Нынче симптомы весны проявились внезапно, как внезапно свои дети начинают ходить, а чужие рожать. Выход с псом на утреннюю прогулку произошёл в абсолютной светлоте, без намёка на мрак зимней ночи. Все серые городские вороны и чёрные лесные вороны организовались в пары, а пары организовались в концессии. Стали ходить по снегу туда-сюда подбирая и бросая веточки, летать над лесом и домами аррркая и выполняя парные фигуры пилотажа. Лес у Абабурово перестал быть немым, наполнился звуками синиц, паданием шишек от ветра и сваливанием снега там, где пробежала белка. Белое с пешеходных дорожек во дворах исчезло. Многонедельные усилия дворников вдруг в один день стали успехом и среди огромных сугробов родились чёрные асфальтовые дорожки. Показалось, судя по глубине проходов по ним меж куч снега и льда, что зима была многолетней. Слои снега как радуга разделялись на тона и как годовые кольца деревьев были немного неравномерными. Я заменил зимнюю куртку на осеннюю, временно, на пару дней, пока супруга отнесёт в ремонт, но вышло так, что и в осенней оказалось мне тепло. Утром при работе за компьютером я не включил свет в комнате, солнца оказалось достаточно. На всём что только можно представить появились сосульки. Этот комплекс малых признаков весны проявился в самом начале февраля и человеку пожившему, очевидно, что как бы теперь не хлестал ветер, не буксовала машина, не мёрзли руки без перчаток, весна стоит в двух шагах. Ждём ещё снега и большого минуса, но война уже проиграла, зима всё понимает. Утки, что не улетали с тёплых прудов ждут уток, что прилетят из тёплых краёв. Пёс Альбус выдал наружу пух, что прятал под шерстью с осени и оставляет за собой след как паук, как рваная подушка, разбрасывая тонкие пушинки и волосинки. Скрученный спиралью бамбук из «Икеи» направил свой одинокий бледно-зелёный лист к холодному стеклу. А я бросил в стирку тёплые носки и, может быть, они не вернутся в ротацию и перекочуют сразу к дальней стенке ящика с носками до новой зимы.

* * *

Английский как бесконечный мультсериал. Новый год я решил посвятить прогрессу в этом языке. Прошлый прошёл как год «испанский» и завершился первыми полевыми испытаниями на Кубе. Текущий год станет в моей голове годом апгрейда основного инструмента для познания мира и улучшения моих рабочих компетенций – годом улучшением английского. Я обратился к истокам, моей последней учительнице, в группе которой я готовился к переходу на московскую работу, где впервые в жизни, после больницы, НИИ и университета английский действительно был важен. Ольга не изменилась, всё также со всеми своими знаниями и сертификатами прозибает в Смоленске и отрицает, что таким открытым миру как она, давно пора открыться и влиться физически в этот мир на постоянку, а не только в отпуске. Переехать в какую-нибудь столицу и точно так же учить языку только более замороченных людей и за большую плату. А там глядишь и все остальные аспекты наладятся: книжный клуб, тверк, адекватные друзья. Иначе будет расти число кошек в доме и несоответствие внутреннего мира и улицы Кирова за окном. Любимое, впрочем, дело, устраивать чужую жизнь. Русская народная мысленная игра. Как хлопок одной ладонью на Востоке, так у россиян – объясни, как именно неправильно живёт другой человек. Мы начали удалённо заниматься. Забавно, до того я сосватал к ней на занятия нескольких коллег с работы и совсем не думал, что вернусь и сам. Никогда не говори никогда, сиквел. Все кроме одного коллеги, забросили занятия с ней по похожим причинам. Она слишком много даёт английского. И этот английский совсем не похож на рабочий, знакомый, школьный, ни на какой. Этот гэп-дисбаланс ставит любого в положение новичка и не позволяет принять этот новый мир. Я понимал, что Ольга, это скорее курс анти-бизнес английского, но всё же выбрал эту опцию. Я свободно читаю потоки про социальные проблемы в эпоху пандемии или медицинские статьи, но с Ольгой всё равно не получается блистать. Я реально узнаю что-то новое каждое занятие. Казалось бы, восхитительно. Но, как учила мама Тириона Ланистера, слушать людей надо начинать со слова «но». Преподаватель даёт чрезвычайно разнонаправленный материал, не повторяет пройденное и слишком много говорит сама. Такая как бы дружеская беседа, часто выходящая за рамки обговоренного времени, не запихивает знания, а заставляет напрягаться и понимать, что ещё многому нужно учиться. Учитель не идёт на поводу у ученика, а каждый раз задирает плану вверх или неожиданно возвращается к простому накрепко забытому загоняя в угол. И если ты вдруг не в настроении, не сделал домашку, не успел вставить свою реплику в её монолог, то занятие проходит без прогресса и удовольствия. Странное сочетание высокого профессионализма и низкой отдачи потраченного времени. Эта загадка не поддалась моим коллегам и они поменяли преподавателя. Я же наступаю на брошенные убегающими москвичами грабли. После десятка часов осознаю, что и мне тоже некомфортно. Начинаю ходить лошадью и нанимаю удалённо учительницу вдвое дешевле, проверенную моими коллегами, зная, что новенькая, ну типа просто помогает учить английский. Она даёт выговориться, следует плану учебника, присылает задания, играет роль классного руководителя. Проходит пара уроков и я понимаю, что и это не то. Я не могу со своим бекграундом просто ехать по рельсам в эконом классе без лихих поворотов и въезда в тоннель. При том, я бы хотел ещё ехать зайцем и пересесть в первый класс. Такой опции у новой училки нет. Сравнивая её скуку с подкастами, статьями, своими интересами и с уроками Ольги, становится грустно как по дороге в школу в 1990-м году. Совмещать двоих не самая простая задача и вряд ли пойдёт мне на пользу. Домашнюю работу уж точно я не сделаю. Где же ты мой идеальный преподаватель? По всей видимости это я сам и есть. Ковырял же как-то испанский и немецкий, собственно и английский выучил без педагога. Мои запросы и степень креатива не позволят мне найти идеального репетитора. Я перерос это всё. Хочу читать и слушать только то, что мне интересно, а не то, что нужно для заполнения пробелов в грамматике. Хочу быть в центре, центром своего самообразования. Я, я, я. Такие дела. Мне не уйти от этого «я», делаю всё не так и вместо учебника читаю BBC Worklife и Pubmed. Рационально полагаю, что останусь с новой учительницей, чтобы она как поводырь довела меня до моих слабых мест и мы вместе на них посмотрели и повздыхали. Но долго я с ней вздыхать над утраченным не стану. Надеюсь эти две учительницы дадут за следующие месяц-два достаточно потенциала чтобы я далее был на заочном самообучении. Цель по улучшению английского оставлять не собираюсь, не смотря на возможное альтернативное решение этой задачи. А именно выдумывание собственного образовательного велосипеда.

* * *

Снова всей семьёй в Смоленске. У наследницы каникулы, у меня микроотпуск, который вместе с мужским праздником февраля даёт всем целую неделю отдыха. Птице Чаку и псу Альбусу привычна смена места. Первый смотрит в новое окно, второй разлёгся на прохладной плитке в кладовке у холодильника. Здесь мы экономим на зубах, стрижке-покраске волос-ногтей, продуктах для людей и зверей. Получаем удовольствие от просмотра телерекламы, которая для нас всегда кажется новой и интересной после пары-тройки недель в безтелевизорной московской квартире. Удивляемся ошеломительно нечищеным дворам и колее глубиной больше колеса, расположенной на вполне важной проездной дороге. Бьёмся днищем раз десять начиная с центральных улиц и продолжаем просить прощения у машинки в родном дворе. Повышение цен добралось уже и сюда, что особенно заметно на штучных товарах вроде любимого женой пирожного «Наташа» или тортах. Рост в 20-30% в порядке вещей. Покупая пиво для папы к 23-му, отметил, что кажется алкоголь подорожал мало или вовсе нет. Святое. Вместе с рекламой в нашу семью влетает политика и спорт. Олимпийские игры впервые в жизни не смотрел абсолютно. Не знаю ни даты начала, ни кто и что выиграл, только город Пекин и что-то про серебро в хоккее. Равнодушие. Спорт полностью слился с политикой. Интересует только кровавый мордобой по каналу «Боец», где откормленные мужички с бородами и татуировками размазывают кровавые сопли по пластиковому покрытию. Бой без крови не интересен, переключаю. Только вот эта искра, вот эта дикость важна. Её-то и нет в спорте из телевизора, в Олимпиаде. А вот у этих бандерлогов есть, они живые, они падают и встают, были бы силы, они бы уже орали друг на друга, а так столько молча бьют и хватают. Не видел формы наших олимпийцев, не видел флага, не знаю как выглядели медали в этот раз, никому и не советовал смотреть. Но вот с приездом в город-герой маленькие отрывки олимпиады ввалились к нам в кухню через «LG». К сожалению, пришлось что-то почерпнуть про обиженную Россию, про какие-то итоги, надеюсь забыть к утру. Вот политику не забыть. По всем каналам судороги, бессовестность, пародия на журналистику. А мелким шрифтом в бегущих строках тем временем, красным, таким совсем красным цветом, падение акций всея Руси и зелёным отчего-то рост цены на доллар и евро. Каждая такая строка – это снижение моего качества жизни, благополучия моей семьи, риски остаться без сбережений, работы, радости. Я так немного хочу от власти. Чтобы соблюдались уже существующие законы, чтобы общее благополучие росло, чтобы была уверенность в завтрашнем дне. Для этого я хожу на работу, ничего не нарушаю, кроме редкого греха режима скорости на трассе, всё уважаю и за всё голосую. Мне всё равно в каких конкретно границах будут радоваться мои жена и дочь, и как будет фамилия президента. Я готов закрыть глаза даже на какую-то коррупцию, казаков и всю эту РПЦ. Мне не нужен ни Донбасс, ни Навальный, ни Крым, ни флаг на Луне. Я готов частично отказаться от бесплатного образования и медицины на какой-то критический период. Я могу и хочу приносить пользу людям, получая взамен улучшение жизненного статуса. Но нет. Чтобы ни происходило во вне или внутри страны, всё делает меня более подверженным стрессу, снижает мои доходы, создаёт риски для будущего близких. Почему наша власть не обеспечивает того немного, что я прошу? Почему она никогда не справляется с этими страшными врагами, не думает обо мне и не развивает внутри здоровую среду. Люди – идиоты, пандемия очередной раз показала, ими же так просто управлять. Но всё летит в пропасть который раз. Не хочется писать про это. Чутьё подсказывает, что впереди ещё много разочарований. Здесь в Смоленске отчего-то это сильнее прилипает. Погода, серый снег, колеи эти, брошенный мусор в лифте, бычки под балконами. Как будто никогда не будет лучше. Ничто не станет иным. Театр дрянной. Пиво разливное вместе с головной болью от него. Курят все. Соседи сверху ходят по дешёвому ламинату без звукоизолирующей подложки на высоких каблуках после 22:00… Телевизор выкладывает мне на стол проблемы которых не было бы, если бы хоть кто-то решал предыдущие проблемы. Я могу реже включать газовый котёл и реже покупать парфюм и мясо, но я не могу смотреть на этих людей за окном и в телевизоре. Они крадут моё будущее.

* * *

Накануне гендерного праздника, к которому я всегда относился как к чужому, двое мужчин выдвинулись в сторону Москвы. Не помню, чтобы я когда-то праздновал 23-е февраля. Объяснял я себе это неуверенно. Немного тем, что я не военный, немного тем, что и семья у меня не связана с этим странным трудом, ещё немного тем, что скромное празднование 23-го как бы защищает меня от вопросов по поводу 8-го. Если мои подарки и забота на восьмое не угадывают, то на 23-е я вовсе ничего не жду. Так было с детства. Что-то глубокое во мне отвергало этот праздник, особенно, когда он отмечался именно как день военных. Ознакомившись с историей этой даты, вопросов появилось много. У них, у военных, должен быть какой-то профессиональный праздник, безусловно. Всё же принадлежать к нему только по наличию маленькой запятой на том месте, где у женщин полноценный икс, я не хотел. Единственное что мне нравилось в 23-м, это возможность что-то приятное сделать для отца, зайти с подарком, обнаружить повод для разговора. Он и в армии служил, и мужчина на 100%, дом, сын, дерево, все дела. После того как я побывал на флоте в качестве помощника слоняющихся по базе военных врачей, я нашёл для себя новую формулу уклонения от 23-го. Я начал шуточно отмечать День ВМФ, который, расположившись в конце июля, оставался незамеченным друзьями, родственниками, растворялся в отпусках, подготовке ко Дню рождения жены, плавился под загарным солнцем на Ольшанском карьере и забывался в конечном счёте. Так моё 23-е переехало в июль, а оттуда с редкими подарочными носками съехало в небытие. Мне оказался совершенно не нужен мужской военный праздник, моему мироукладу, моей гендерной идентичности. Неоднократно в разговорах с коллегами я высказывался против такого большого числа выходных дней, как экономист в кавычках, против подобных праздников, как культуролог, тоже в кавычках. Выходной сам по себе был приятен, я лукавил. Замечательно я собирался провести и этот выходной 23-го, в мужской компании, но без отсылок к войне, полу и точно уж не как противопоставление 8-му. Я, а вернее сказать мы, собирались просто отметить абстрактный праздник. Просто быть в выходном дне без работ и забот, и всеми силами тащить эту нечаянную выходную среду к вполне ощутимой выходной пятнице, а там уж и библейской выходной субботе, и воскресенью. Мы. Двое мужчин, что выдвинулись в сторону Москвы. Мы это мой друг Олег и я. Мы, это пара образованных здоровых мужчин, которые решили как-то, что для жизни им не хватает ярких путешествий налегке. Заимев к 40 годам немалый опыт египетских пляжных страданий и турецкого обжорства, разбавленный замиранием сердца от европейской готики и магазинов ОАЭ, однажды, без особых мук и споров мы решили. Нам для роста духовного и для удовлетворения быть собой необходимо иногда путешествовать без семьи, по собственному маршруту, чтобы потреблять красоту мира и расслабляться вдали от наших стрессовых работ. Быть в среде чужой, но дружелюбной, без баулов и готовых туров, с руками в карманах бродить вдоль шедевров архитектуры, кушать лучшую местную кухню, как во всех этих бесконечных гастрономических передачах, наблюдать людей, сравнивать. Конечно для первого раза мы выбрали самую красивую красоту и самый лёгкий способ. Европа. В год перед Ковидом Олег и я провели сногсшибательный тур по Германии, Бельгии и Нидерландам, посещая по 1-2 города в день. То, что происходило в Амстердаме, как говорят в одном фильме, останется в Амстердаме. Но однажды испытав кайф самостоятельного путешествия, уже сложно вернуться к турам, к обязаловке трансферов и отелей с включённым картофелем фри. Мы сразу и тяжело подсели на наркотик бюджетного яркого чуда – самостоятельного путешествия по Европе. Месяцами мы вспоминали маленькие отличия при пересечении границы Бельгии и Голландии, места съёмок фильмов, вафли и «Лёффе», глубокий расслабон в душе и воздушность перемещения на электричках меж стран и народов. Второй забег в Европу украл у нас коронавирус. Франция, Испания и Португалия не дождались нас. На память о себе они оставили частично оплаченные отели и нашу досаду. Нам передали привет в форме нескольких сертификатов за отменённые полёты, что сейчас стремительно стремятся к истечению срока годности. Ковид затянулся, после пятой волны, стало ясно, что скорее авиакомпании обанкротятся и истекут эти дивные бумажки, чем мы их отоварим в следующем путешествии. Олега, как и меня, чуть не сломало это ожидания открытия границ. Память сделала нашу поездку в Бенилюкс идеальной. Забылись мелкие проблемы, потери, осталось светлое пятно счастья, самостоятельности и приключений достойных Мюнхгаузена. Отступающий 2021-ый дал понять, что вот-вот. Мы набрались смелости и влезли в окошко Европы между строгих ограничений по вирусу и здравым смыслом запланировав на период 23 февраля посетить Будапешт и Братиславу, с возможной опцией на Вену. Так сложилась моя карьера путешественника, что в тех местах я был не раз, жил даже по 3-4 дня и не забыл ни культуру, ни географию. Я мог бы стать отличным попутчиком для Олега, показать без карты все точки счастья. Не хотел поначалу снова Будапешт, ждал и надеялся на открытие границ более для меня привлекательных, но наблюдая за ситуацией в «LG» пошёл на поводу логики и Олега. Съездим сейчас сюда, а в новое место для обоих позже. Когда уж железобетонно будет весь мир снова другом, а после санации омикроном ещё и безопасным хозяином, добрым трактирщиком, что приютит нас. Шкода обогнала фур-муравьев, тащащих личинок роскоши из Литвы в Москву, сделала музыку тише, потому что мы с Олегом беспрестанно разговаривали. Дружба наша основывалась на общей работе в хирургии, общем ВУЗе, общем городе, знакомых, интересах, детях одного возраста. Различали нас немного сфера работы и также тараканы в головах жили у нас разные. В последние годы Олег оставался практикующим специалистом, видел страдания пациентов, руководил врачами и сёстрами, ночами не спал, постоянно принимал звонки пациентов, менеджерил госпитализациями и анализами, производил впечатление востребованного доктора. Я же ушёл в теорию, в разработку лекарств, в смычку между бизнесом и медициной, перестал считать себя хирургом, но всё ещё оставался глубоко в теме. Встречи наши с Олегом стали редкими, оттого накануне отлёта мы разговаривали и разговаривали, перебирая файлы всем знакомым и неизменно заканчивая каждый блок беседы хирургией или нашей прошлой поездкой в Европу. Где-то между Сафоново и Вязьмой, впрочем, соскочили мы на тему политики. Высокая тревожность была во всех ящиках и патриотах в связи с ухудшениями в Донбассе. Наши проводили учения, пугали Запад. Запад боялся и предсказывал дату войны с Украиной, не забывая переносить её каждую неделю на новый срок. Это было более чем забавно. Мы всё перед поездкой послушали, все источники почитали и убедились, что абсолютно не о чем беспокоится. Наш МИД и все авторитетные говоруны в один голос сообщали, что Россия войны не хочет и полная глупость полагать, что это будет ещё и война с дружественным народом-соседом. Выдохнув, мы погрузились в Шкоду и помчались в столицу. В нашем городке нет аэропорта по совокупности исторических причин и хронически слабой местной власти. Но разве это трудно, отвести друга в аэропорт, обсудив по пути какой гуляш и какое пиво нас ждёт в этой самой милой Европе. Мы не ехали, летели. Собирали по пути штрафы за превышение скорости в населённом пункте, за превышение средней на участке трассы. Каждая минута, отделявшая нас от приключений, была в тягость. Смеялись и выключили музыку совсем, она мешала нам. Главной шуткой было то, что Венгрия дала мне в эту эпоху Ковид суперлимитированную визу, с единственным въездом, только на наши 5 дней. То есть если мы напьёмся где-то в Словакии и сядем нечаянно на поезд в Мюнхен вместо Будапешта, откуда улетаем, то будет весело и стыдно на таможне в Шереметьево. У Олега такой проблемы не было. Его виза старая доковидная истекала в мае, так что я рисовал ему перспективы посмотреть десять стран без меня, когда злое таможенное право поймает и эвакуирует меня в Москву. Олег конечно не хотел ничего делать без меня, уверяя что у нас такая насыщенная программа, что 5 дней будет как до мая. Московское моё жильё встретило нас пельменями, квартира притворилась холостяцкой, раскидала тряпки и тапки. Говорила, давайте быстрее уже ложитесь спать и уматывайте утром в небо. Не привыкнув терять ни минуты во время приезда дорого гостя мы с пельменями в животе вдвинулись в театр. Нагружать всё свободное время, делать себе челлендж из ничего, это моя специализация. Нас ждал мюзикл «Шахматы» и пересадка на новейшей ветке метро, что я торопился показать Олегу. Но и до ветки гордость моя, москвичская, не давала молчать. Я комментировал какие чистые и свободные от снега и льда у нас во дворах дорожки. Новый микрорайон с отличным ЖКХ. В каждом дворе по утрам работает без преувеличения по пять дворников и по два трактора: маленький шустрый и большой синий, что постоянно задевает густо припаркованные машины. После смоленских дворов с колеёй по колено и гроздьями рассыпанных старушек с переломами шейки бедра, мой московский двор казалось перенёс нас из февраля в апрель. Ни песка под ногами, ни сосулек над головой. Путь к метро свободен как летом. Мы, в уже облегчённой обуви ради поездки, сразу почувствовали эту весну в добро ЖКХ. При одинаковой со Смоленском квартплате этот приятный бонус заставлял меня любить мой район ещё больше. Впечатления от новой ветки, название которой ещё не уложилось у меня в голове, я пытался передать Олегу. Возможно для него все ветки в Москве одинаковые. Для меня же, пересадка на Мичуринском вызывает приятные эмоции. Гарантированно оказаться на просторной станции, оригинальной и не похожей ни на какую другую, сесть в полупустой новейший поезд, зарядить телефон через USB в вагоне, это то, что я хотел. Пересадка с новой на красную, например, после тихой и комфортной езды ещё больше подчёркивает контраст богатой новой ветки со старыми. Это как в театре, встаёшь из позолоченного кресла, идёшь в туалет и там оказываешься словно в школе, среди квадратиков кафельной плитки, треснутых стёкол, неопрятностей всякого вида. Поражаешься контрасту светлого зала с канделябрами и этого пионерлагеря 30-х годов. Тёмная, громкая, туго набитая красная притащила нас на Фрунзенскую к Дворцу молодёжи. С Олегом мы исправно носили маски и протирали руки. Уж нам-то знаком Ковид. Вокруг было удивительно безмасочно для Москвы, словно мы случайно попали в питерское метро. Тут мне не удалось подметить для Олега высокую московскую культуру. Будучи в метро редко, я и сам обалдел от такой смелости. Ранее подземка здесь была образцом масконошения. Мюзикл, казалось искусственно вставленный в наш плотный график, напоминал нам о главной миссии – поездке в Будапешт. По сюжету оказалось, что героиня из Венгрии, а её отец в советском плену после 1956. Атмосфера сцены, противопоставление СССР и США легли на новости последних дней. Показалось недобрым совпадением, что конфликт систем мы видим именно в эти дни. И совсем не лирическая линия стала первой, а долги перед родиной и работа КГБ. Мюзикл неплохо пошёл бы в 90-х. Сейчас всё мне показалось натужным. Радостно было только за современные интерактивные экраны-декорации. Для меня в вопросе мюзиклов, к которым я ещё пять лет назад относился с презрением, был один поворотный пункт. Я посмотрел «Анну Каренину». Эта постановка пробила мой скепсис и подняла планку мюзикла на недосягаемую для большинства театров высоту. После такого, «Шахматы» показались лишь новой работой в жанре. Пожалуй, «Анна Каренина» надолго испортила мне походы по мюзиклам, хоть я и посещаю все премьеры. Перекрыть это впечатление вряд получится скоро. Это шедевр в отрасли и он замечательно пристроился во мне, в знатоке творчества Толстого. Ещё одна черта «Шахмат» мне резала глаза. Это полное отсутствие юмора. Музыкальный театр без этого всегда проигрывает. Олег не полностью согласился со мной. Но мы в перерыве всё же сошлись на том, что судья поёт бездарно, всё очень клишировано и весьма ненатуральна лирическая линия. Как бы подтверждая эти слова по холлу прогуливались московские ненатуралы. Крупные седеющие мужчины с миниатюрными молодыми людьми, отчего-то в белых рубашках. Сидели они затем в первых трёх рядах и напоминали заслуженные пары пенсионеров, что регулярно берут театральные бинокли. Мы же дурачились с интерактивной витриной, пытаясь приобнять виртуальную Стоцкую для фото. Она, зараза, выходила на экран к нам по-разному и в разных одёжках, так что мы не успевали адаптировать положение своего тела для лучшего снимка. Но не на тех напали. Спустя несколько попыток получились вполне весёлые фотографии. Только вот нарисованная Стоцкая на них была ярче и значительно контрастнее чем каждый из нас. Как будто это она настоящая, а нас пририсовали грубыми пикселями. Это у неё в зазеркалье реальная жизнь, а мы никак не выйдем с той стороны зеркального стекла. Улыбаясь от постоянных отсылок спектакля к теме Будапешта и конфликта между сверхдержавами, мы довольные вышли в холод и ветер. Ужин провели в «Моремании», наелись великолепно, лелеяли своё светлое будущее.

* * *

Всё было гладко. Родина отпустила нас легко. Миниатюрный такси «Поло» вместил нашу широкую душу и открытую настежь приключениям грудную апертуру. Шереметьево был самым обыкновенным. Нигде и никто не создал нам неудобства и препона. Возможно впервые в жизни мы сразу пошли на контроль поскольку не поленились зарегистрироваться и распечатать посадочный. Было забавно пройти мимо огромной очереди с чемоданами, прыгнуть сразу к паспортному отсеку со своими пустыми рюкзаками. Там, впрочем, была заминка из-за большого числа детей в очереди перед нами. С детьми у таможенников сложные отношения. Поднимите, поверните, достаньте, покажите доверенность и всё такое прочее. Похитить русского ребёнка невозможно. Таможня бдит. Людей было много и создалось отчётливое сияние «всё как раньше». Будто и не было этого вируса. Будто не ждал я этого заграничного полёта в Европу более 2,5 лет. Мы улыбались под прилежной маской, но сняв её для таможенника уже не торопились одевать. Мы вырвались из пяти волн коронавируса к красивой заграничной жизни, к лёгким людям, к беспечности, к нашей традиции путешествовать без семьи, налегке. И всё вдруг стало интересным как в первый раз. Полки с алкоголем, с парфюмом, едальни и сиденья в углах. И туалеты показались блистательно чистыми, а люди аккуратными и модными. И опаздывающие на рейс забавными, и ждущие долго расслабленными и отдохнувшими. Всё было как в доковидные времена. Глаз привык не замечать маски на лицах, всё остальное никак не выдавало лимитированное время. Время было нашим, безграничным и пять дней впереди казались морем радости. Сели, взлетели, поели. Ланч на высоте 10000 метров всегда приятное приключение. Когда уже немного устал и нужна бодрая пауза, бац, тебе приносят напиток и бутерброд. В этот раз инновация, большой бутерброд был горячим будто микроволновка находилась прямо в раздаточном столике. Приятно кушать горячее, запивать чаем с лимоном, смотреть в окно на облака. Живот принимает всё легко и время проходит ещё немного, ещё сокращается сидение и ожидание. Олег, любитель дорогих штучек и всякого качества, отключился на время вставив беспроводные наушники. Я ещё не прикоснулся к этим девайсам и задумался не купить ли. Такая мелочь, всё же можно купить и всем пользоваться. Пора уже перестать жадничать для себя. За ковырянием самолётного журнала застала посадка. Олегу показалось, что нас трясёт существенно больше обычного. Турбулентность, о которой так часто говорят по связи, а потом ничего не бывает, случилась. Но мне показалось, что он преувеличивает. Трясло совсем чуточку. За всё время перелётов я ни разу не был в ситуации страшной, связанной непосредственно с самолётом. Все рассказы коллег о невероятных кульбитах, падающих чемоданах считал и считаю сказками, хоть и вижу, что железные птицы иногда падают на землю вместе с людьми. Весь негатив, что я видел сам более чем за сотню полётов на деле был комичным. Например, как нас с коллегами вывели из салона перед самым взлётом из-за того, что в ответ на замечание об огромной ручной клади одному чеченцу от стюардессы, ещё пятьдесят чеченцев покинули самолёт. В салон пришла собака с кинологом. Мои страшные истории о полётах – такие, забавные. И даже если в этот раз чуточку потрясло, сели мы гладко и своевременно. Паспортный контроль за рубежами нашей страны всегда проходит куда как дружелюбнее, чем на обратном пути в Шереметьево. Люди улыбаются, приветствуют, на английском могут спросить что-то простое. Когда пересекаешь границу Германии, обычно спрашивают цель визита, дают выговорится, когда сообщаю им о невероятных красотах, что хочу увидеть, куда сходить и как долго ждал этой возможности. В Лондоне на контроле и вовсе театр. Очередь подводит не к бронированному стеклу с мини окошечком, а к реальному дядьке, что стоит за стойкой и взяв твои документы начинает неспешный разговор. Как бы дружеский, откуда-куда, кто тут вас ждёт, что видели в прошлый раз. Но расслабляться в этом интерактивном театре не следует. Тренирую выдержку и вежливость, улыбкой и информацией покупаю право преодолеть заветную черту. Дядечка соглашается, что и в Гринвич нужно съездить, и по старинным пабам пройтись, желает удачи. В Будапеште не ожидалось такой игры, просто окошко. Опасения вызывало требование по Ковид. С Олегом мы держали в руках не только паспорт, но и распечатанный с госуслуг сертификат о прививке Спутником. Венгрия, в угоду каким-то политическим играм президентов признала осенью нашу вакцину и это, собственно, открыло нам путь в Европу. Только благодаря такому решению, Олег и я смогли начать мечтать продолжить наши экспедиции и в итоге оказались здесь. Служащий на контроле с почтением взял сертификат на английском, посмотрел на QR-код, кивнул и открыл нам калитку. Удивительные венгерские таможенники могут считывать QR без специального оборудования. Посмотрел – кивнул. Возможно в нашей очереди у половины был код от курицы из «Ашан», но уже не время городить стены. Европа открывается. Омикрон уравнял всех ещё более, не следует тормозить туристов. Они принесут только благо и только деньги. Шаг за черту и мы уже видим первый магазин «Spar». Олег покупает первый сувенир чтобы отметить наш прилёт. Шаг за черту и вот мы уже видим автобус 100Е, что отвезёт нас точно в центр, точно к нашему отелю. В спешке покупаем в автомате малюсенькие билетики, торопимся к автобусу. Успеваем за эти 20 метров вспомнить, что Венгрия – родина «икарусов», транспорта нашего детства, успеваем понять, что билет надо где-то валидировать, припоминаем про штрафы и контролёров, о которых пишут на форуме, отмечаем тёплую погоду, отсутствие снега, время для нас меняется. Мы за минуты успеваем столько увидеть и обсудить, сколько не могли за дорогу от Смоленска до Москвы. Держа крохотные полоски билетиков, вот уж действительно забота о карбоновом следе, упираемся в торжественную тётю перед входом в автобус. Она улыбается, молчит, как человек, понимающий, что все рядом иностранцы, держит в руке что-то вроде степлера. Это мимишный компостер билетиков. Протягиваем, получаем в ответ дырочку, садимся. Малые признаки милоты западной страны. Компостер в руках контролёра. Непонятные деньги на сдачу с евро в супермаркете. Сразу несколько разных языков вокруг нас. Лицом ко мне сидит пара англоговорящих, где-то позади немцы. Справа два огромных угрюмых лысых мужика. Похожи на украинцев из фильма «Брат-2». Молчат пока. У одного замечаю на сумке нашивку польского флага. Вслушиваюсь. Речь славянская, похоже поляки. Катимся и смотрим в окно. Бедненько и не очень чистенько. Через 15 минут уже веселее. Настоящая черепица на крышах пригорода, торговые центры. Скромно, узко, напоминает российскую провинцию. Ещё 15 минут и многоквартирные дома, а за ними церкви, дворцы и все атрибуты центра европейского города. Собор-ратуша-рынок. Реки не видим, но чувствуется что она рядом. Все улицы стали параллельными чему-то, все фасады смотрят на север, там, за почти питерскими четырёхэтажками течёт Дунай. Приближение к центру увеличивает яркость солнца, число людей, шум и цену попутных авто. Конечная, выходим чтобы начать наши приключения. Отель был выбран давно и я, признаться, позабыл что там внутри да как на этих красивых картинках из букинга. Оказалось, что отель является встроенным в массив дома отелем-апартаментами. То есть по сути, квартирами в длинных коридорах, с балконами и внутренним двором. Ресепшн на пятом этаже был просто комнатой коменданта этого общежития, который выдавал ключи, работал ограниченное количество часов. Сами наши апартаменты были трёхместными, с кухней, просторной комнатой, балконом и прихожей слитыми в единое пространство. При грамотной расстановке кроватей здесь уместилось бы и 4, и 5 гостей. Первым делом мы с Олегом весело растащили одну высокую двуспальную кровать на односпальные. Как поссорившиеся геи тянули в разные стороны спинки и матрасы. Убедившись, что у каждого теперь есть по собственной тумбочке, фонарю, одеялу, всё остальное место закидали своими вещами. Очень порадовал огромный холодильник, что принял наше первое подношение. Двухлитровую бутылку воды и начатую поллитру «Палинки». Были бы с нами жёны, порадовались бы стиралке, сушке-стиралке, сушке металлической на ножках, утюгу, фену, шести ножам и трём видам бокалов. Но нам было откровенно некогда смотреть эти мелочи, мы обувались и выбегали в город. Будапешт без снега, без мороза, с его 12-ти градусной весной, подкреплённой 45-градусной «Палинкой», по любому был ярче и лучше наших тонущих в серо-жёлтом снегу всё ещё по-февральски морозных Смоленска и Москвы. Не на чем было поскользнуться по выходу из отеля, не было «хукалок» при дыхании, вязаная шапка уступила голову кепке. Началось сказочное путешествие со всеми атрибутами, что бывают в путешествиях: вкусностями, ахами от красоты и спонтанным шоппингом. Венгрия отдалась нам и подстелила все красоты под наши кроссовки. Мы посмотрели и потрогали всё. Это был прекрасный отдых, мечты сбылись. Это были дни радости и добра. Сутки сытости и беготни по горам. Мы практиковали отдых 80-го уровня.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
На страницу:
1 из 1

Другие электронные книги автора Владислав Март