Рубежи свободы

Рубежи свободы
Владислав Олегович Савин

Военная фантастика (АСТ)Морской волк #16
«Рубежи свободы» – продолжение цикла «Морской волк», истории с попаданием в 1942 год атомной подлодки «Воронеж». Мир изменился – и Победа пришла на целый год раньше, и позиции СССР в мире гораздо сильнее. И очень похоже, что в этом мире крах мировой системы колониализма наступит не в 1960 году, а раньше. Но борьба за свободу и независимость своего народа – всегда ли прогресс и путь к счастью?

Влад Савин

Рубежи свободы

© Влад Савин, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Благодарю за помощь:

Читателей форума Самиздат под никами Библиотекарь, омикрон, Old_Kaa, HeleneS и других – без советов которых, очень может быть, не было бы книги.

Товарища Н.Ш. – он знает за что.

И конечно же Бориса Александровича Царегородцева, задавшего основную идею сюжета и героев романа.

Также благодарю и посвящаю эту книгу своей жене Татьяне и дочери Наталье, которые не только терпимо относятся к моему занятию, но и приняли самое активное участие в создании образов Ани и Лючии.

Из речи И.В. Сталина на ХХ съезде КПСС

(альт-ист)

Говоря о будущем, мы неизбежно обращаемся к прошлому. Вопрос о путях дальнейшего развития непрерывно связан с оценкой Октября. Но ни одна революция не проходит по заранее составленному плану, не дает в точности таких результатов, какие ожидали ее участники. И если с Октябрем связаны величайшие прогрессивные перемены в истории нашей страны, то нельзя избежать и вопроса о том, в какой мере нарушения социалистической законности, ущемление демократических прав граждан и другие негативные явления стали возможными в условиях нового общественного строя. Наше прошлое неоднозначно – в нем слились победы и неудачи, открытия и ошибки, светлое и трагическое, революционный энтузиазм и жертвы, великие надежды и разочарования. Весь опыт социализма представляет собой достояние человечества, его требуется глубоко изучать и осмысливать. Тогда не только победы, но и потери будут не напрасными.

Некоторые товарищи думают, что у Ленина была завершенная программа строительства социализма в нашей стране. На самом деле, напряженная работа и тяжелая болезнь не позволили Ленину написать научно обоснованную программу, он успел дать лишь первоначальные наметки кооперативного плана, связать идею культурной революции с кооперированием мелкого производителя и с изменением всех условий жизни. Как конкретно это осуществить, в каких организационных и социальных формах, Ленин проработать не успел, указав лишь подходы. И поиск этих форм и методов вылился в жестокую идейную и политическую борьбу, в обстановке внешней угрозы, остатков внутренней контрреволюции и нехватке самого необходимого. Те, кто обвиняют нас в «отказе от ленинских норм», забывают, что сами эти нормы, применительно к данному этапу построения социализма, не существовали. Мы были вынуждены прибегать к административным, даже диктаторским мерам принуждения, по отношению не только к бывшим эксплуататорским классам, но и к народу в целом – как, например, мобилизация в РККА, вместо добровольной народной милиции, или жесткое планирование промышленности и сельского хозяйства, с суровыми карами за невыполнение. Иначе – мы бы погибли. Также оказались неоправданными надежды на «отмирание» государственного аппарата с заменой его на самоуправление отдельных коммун, добровольно договаривающихся между собой в масштабах страны. В этом, и многих других вопросах, мы не могли опираться на Маркса – который предполагал, что пролетарская революция победит одновременно во всех или большинстве самых передовых промышленных стран. Империализм, в отличие от Марксова, домонополистического капитализма, делает наиболее вероятной победу революции сначала в одной стране, не обязательно самой развитой промышленно. Что означает – наличие лагеря социализма во враждебном окружении, обстановка «осажденной крепости» при постоянной угрозе капиталистической агрессии и обострения борьбы с контрреволюцией внутри. Военные говорят, что уставы пишутся кровью. Так и мы – своей кровью, ошибками, перегибами, определяли еще никому не известные законы построения социализма.

И эти законы – не есть что-то навеки застывшее и завершенное, как Катехизис. Подобно тому, как военное искусство постоянно развивается, с изменением общества, его производительных сил, появления новых видов вооружения. Так и социализм – нельзя построить, сначала выписав проект во всех мельчайших деталях, а затем сооружать все в точном соответствии с бумагой. Приходится творить вживую, на живом общественном организме – и при этом совершать ошибки. Но помнить, что каждая наша ошибка – это лишняя кровь, труд, время и затраты.

Так дерзайте, стройте – но анализируйте, как и почему. Ищите лучшие пути, задавайте вопросы. Не бойтесь ошибок – но и не медлите с их исправлением. Социализм – это более прогрессивный строй, чем мир капитала, и значит, никто не может помешать победе социализма, кроме нас самих.

Молотовск (еще не Северодвинск).

5 марта 1953 г.

Место, откуда русские государевы люди впервые вышли в океан. Государевы – так как поморы ходили к Шпицбергену и Новой земле еще во времена Великого Новгорода. А здесь, на берегу Белого моря, в устье Северной Двины, стоял Николо-Корельский монастырь, упомянутый в летописях от 1419 года – и отсюда, при Иване Грозном, было снаряжено русское посольство в Англию (когда не было еще не только Петербурга, но и Архангельска). Это был первый русский морской порт (с причалами, складами и жильем на острове Ягры, где теперь судоремонтный завод «Звездочка»). С возникновением и развитием Архангельска монастырь постепенно приходил в упадок (хотя еще держался – в семнадцатом веке большинство зданий и стены были перестроены в камне, и именно отсюда с обозом в Москву отправился учиться поморский сын Михайло Ломоносов). Но на момент закрытия монастыря Советской властью, в нем оставались то ли шесть, то ли семь иноков. Деревянные постройки были снесены – хотя одна из воротных башен была аккуратно разобрана и перевезена в подмосковный музей в Коломенском. А каменные стояли брошенными, до 1936 года.

В этом году здесь был основан тогда еще не город, а рабочий поселок Судострой, получивший статус города и новое имя лишь через два года. Возникший подобно Петербургу, по «государеву указу», верфью среди болот. В уцелевших монастырских зданиях разместился один из цехов (деревообделочный), а на стапеле с русским размахом был заложен сразу линкор «Советская Белоруссия» (третий в серии «Советский Союз», по проекту один из сильнейших в мире среди своего класса), но с началом Отечественной войны работы были прекращены, до сорок третьего завод занимался исключительно судоремонтом.

Пока не пришла «моржиха».

Атомная подводная лодка «проект 949А». Которой в этом времени не должно быть – однако же она есть. Сейчас у стенки завода стоит – где еще осенью военного 1942 года оборудовали, насколько это было возможно, место для базирования, со всей обеспечивающей инфраструктурой.

Та самая «моржиха», уничтожившая на Севере весь немецкий Арктический флот. А в сорок четвертом совершила поход в Средиземное море и там приняла участие во многих славных делах. Еще было то, что навеки осталось тайной – как уран из бельгийского Конго вместо проекта «Манхеттен» попал к Курчатову, и при каких обстоятельствах утонул линкор «Айова». Но о том здесь никогда не узнают – участники не напишут мемуаров, а в архивных делах, даже высшей степени секретности, о таких операциях не пишут подробно. А всего лишь «задание в интересах СССР, за которое такие-то лица были награждены». Тогда и получил Лазарев Михаил Петрович (полный тезка того, кто Антарктиду открыл) первую Звезду Героя.

В командирской каюте трое. Сам Адмирал, выглядевший моложе своих пятидесяти трех (если в личном деле вписан год рождения 1900-й), подтянутый, черноволосый (ни одного седого волоса). Хозяин каюты, командир «моржихи» (с сорок пятого года, как Адмирал ушел на ТОФ бить японцев), контр-адмирал Золотарев Иван Петрович (очень редко бывает, чтобы адмиралы всего лишь кораблями командовали – в советском ВМФ в войну лишь Москаленко в этом чине был командиром линкора «Октябрьская революция», да сам Лазарев звание получил в сорок третьем, оставаясь командиром атомарины). И третий – инженер-контр-адмирал, невысокий, лысоватый и полноватый, в круглых очках – Сирый Сергей Николаевич, в войну был на «моржихе» командиром БЧ-5, а теперь в связке с Курчатовым работает в советском Атоммаше, Сталинскую премию получил. На столе бутылка водки, сало, хлеб. Но пили мало, больше беседовали.

– Ну, Михаил Петрович, рассказывай, как там в Москве. Просвети провинциалов.

– Серега, не прибедняйся! В одном доме живем, на Ленинградке. Который здесь, наверное, не «генеральским», а «адмиральским» назовут.

– Так по месту прописки бываю лишь наездами, последний раз где-то полгода назад. А так, с севера не вылезаю. Ну, и Настю сдергивать не хочется, она тут привыкла.

– Кстати, как она?

– Да вчера, как в роддом на Пионерскую увезли, пока новостей нет! Выходит, даже такой старик, как я, еще на что-то годится.

– Ну какой ты старик, на пару лет меня старше. Сына как назовешь?

– Владимиром. Ну, а если дочка – Анной. А как твои?

– Владик уже в школе, первый класс закончит. Илюша малой еще. Ну, а Анну Петровну вы здесь уже видели – как она шороху навела на Севмаше. Она ведь у меня большой человек, всевидящее око партии. И если приехала – то будьте уверены, не со мной за компанию, а по приказу Пономаренко.

– Так что там наверху, на московском олимпе? Если не секрет.

– А тут микрофонов нету?

– Обижаешь, командир! Чтоб на моем корабле – и я не знал? Так все же, как Сам? Ты ведь к нему на доклад ездишь?

– Слушай, налей сначала, раз такой разговор. Расскажу.

Налили по стопке. Залпом выпили. Закусили.

– Не так часто я сейчас к Самому езжу, мужики, – сказал Адмирал, – кончилось время, когда мы для него были постоянным источником информации. Поскольку история стрелку уже перевела – и пошла текущая рутинная работа. Я так больше на Кузнецова замыкаюсь, делаю то, чему обучен – чтоб году к шестьдесят второму у СССР был атомный флот.

– А будет ли тут Карибский кризис? – произнес Сирый. – История уже сильно в сторону пошла. Победа на год раньше, в сорок четвертом. У нас и потери меньше, и не пол-Европы наши, а две трети, вместо «встречи на Эльбе» вышло на Рейне. Одна ГДР без всяких ФРГ, и Народная Италия с товарищем Тольятти, и Австрия с Грецией наши, Испания – «дружественный нейтрал», и Турция нейтрал, хотя и враждебный. Просоветский Израиль, просоветский Курдистан, в Сирии и Ираке наши войска стоят. НАТО есть, под именем Атлантического союза, вот только входят в него Англия, Бельгия с Голландией, Дания и пол-Норвегии. И на Дальнем Востоке Корея наша вся, не было там войны, как и Хиросимы с Нагасаки – зато Китай пятидесятого, Сиань и Шанхай. И Мао, сдохший от лучевки. А кто там в Пекине сейчас сидит – Ван Мин, он ведь просоветский вроде? В Индии змеюшник, шесть сторон дерутся вместо двух, в Африке творится черт знает что. Вся карта мира сильно поменялась, в сравнении с нашей историей. Так что кончилось наше послезнание, сейчас туда выходим, где нет уже маяков, зато и рифы, и мели, и минные поля…

– Летом и посмотрим, – ответил Адмирал. – Двадцать шестого июля, если не ошибаюсь, пойдет Фидель на штурм казарм Монкада? Будут ли в его команде ребята от Судоплатова, честно, не знаю – к высокой заграничной политике я сейчас лишь краем, иногда консультации даю, даже не Самому, а Пономаренко.

– Это верно, что Сам его в преемники метит? – спросил Золотарев.

– О том у Анюты надо спросить. Но похоже на то. Так как Сам знает, до чего страну его преемники из «стариков» довели. И похоже, поставил на молодых – Пономаренко, Мазуров, Косыгин. И даже примкнувший к ним Эрих Хоннекер, который в Москве времени проводит едва ли не больше, чем у себя дома. И поляк Берут в их компании тоже. Посвящены ли они в Тайну, не знаю – с этим строго. Сам условие поставил, что решает исключительно он лично. Равно как и полный перечень тех, кто посвящен – возможно, лишь у него в памяти.

– А Лаврентий Палыч? Он ведь тоже знает. И «самый эффективный манагер», раз три министерства в войну тянул на себе.

– Он на своем месте хорош, – ответил Адмирал, – а Первым – дров наломает. Как в нашей истории, хотел национальные армии и максимум самостоятельности республикам – боюсь, что так СССР и до девяносто первого бы не дожил. И там он тоже против Сталина что-то крутил под конец, опасаясь, что и его в расход. Здесь же в норме – как Сам с ним беседовал, не знаю, но судить можно, достигли они полного консенсуса: товарищ Берия вечно Второй, незаменимый и в этом качестве неприкосновенный. И явно дружественен «молодым». Ну, а стариков вроде Кагановича, похоже, будут постепенно оттирать от управления – с почетом, и на пенсию. Если уж Хрущев живой пока, а ведь я уверен был, что его исполнят! А он десять лет уже в Ашхабаде сидит, на радость туркменам. Так что Сталин вовсе не людоед. Не терпит, когда его обманывают, не прощает, когда предают, ну а кто из его доверия вышел, так навсегда. Но и бессмысленной жестокости за ним я тоже не замечаю.

– Так, может, оттого, что Сталин нашей истории и он же здесь, будущее узнавший и свое, и страны, это разные люди получились? – спросил Сирый. – Что бы про Виссарионыча в нашем времени ни говорили, но дураком его никто назвать не смел! Да и не мог бы дурак принять страну с сохой, оставить с атомной бомбой. А значит, обязан был он свою линию скорректировать. Если, вот кажется мне, или я ошибаюсь, свободой повеяло, как у нас в перестройку, ядри ее мать – гайки ослабляют понемногу: можно о том говорить, за что вчера бы за тобой пришли бы?

– Не ошибаешься, – ответил Адмирал. – Вот только… Есть уже такое понимание, на самом верху, что излишне жесткая система нежизнеспособна, что у нас и случилось. Значит, надо послабление дать, чтоб был реальный контроль снизу, творчество масс, живая мысль, а не догмы. А вот как конкретно, это пока не ясно никому. И «как бы чего не вышло»: помнишь, что у нас было в шестидесятые, «оттепелью» назвали? Так что, боюсь, еще весело всем будет жить, если опять начнутся метания, или чистку объявят и вычистят не тех. И все это на фоне нарастающих проблем, внешних и внутренних – бандеровщину и всяких «лесных» задавили, так в нацреспубликах творится черт знает что.

– Так там, считай, советской власти и не было, – сказал Сирый. – Общался я тут с товарищем из Ташкента, русским. Он рассказывал, что в двадцатые на полном серьезе предлагали басмачам: «Ну что ты, курбаши-юзбаши, стреляешь из-за дувала, а к нам иди, вступай в партию, станешь секретарем райкома, большим человеком!» В самом деле так, или врет?

– Было, – кивнул Адмирал, – мне Смоленцев наш рассказывал, как они там в сорок девятом… Началось все с «стране нужен хлопок», ради чего гнали в узбекские поля и старого, и малого, и больного – умри, но собери. С феодальным зверством, как при эмире бухарском – плохо работающих били плетьми: если в тюрьму, кто тогда работать будет, штраф взять нечем, ну а пороть прилюдно – лучший стимул не лениться. Причем наказывали даже не обязательно за невыполнение плана, а если ты хоть сто процентов сдал, но по выработке последним оказался, или среди трех, пяти, десяти последних.