Прозоров и Костомаров молча смотрели на маршала, явно ожидая, что последует за таким многообещающим началом. Но поскольку Трокачев о чем-то задумался и замолчал, то Костомаров сказал: «Продолжайте, пожалуйста, Михаил Николаевич. Мы вас очень внимательно слушаем».
– Вот вы сидите передо мной, два моих старых друга, крупнейшие специалисты в своей области. Вы, Сергей Сергеевич, как мне жалуются из комиссариата обороны, просто забодали, простите за выражение, оборонную промышленность. Сколько заводов вы остановили в этом году?
– Тридцать. Но не только из-за низкого качества продукции. Дело обстоит гораздо хуже. Оружие наше по большей части устаревает, еще не успев появиться на свет. Пехота вооружена пятизарядными винтовками образца прошлого века, а на западе семдесяти- и стозарядные автоматы. Остальное в том же духе. Да ведь вы все это знаете, и, насколько мне известно, учитываете в военных играх.
– Учитываем, как не учитывать. Данные о военной промышленности Аллемани, а также о ее возможностях в части разворачивания армии под руководством опытных высококвалифицированных офицеров и унтерофицеров, имеющих за плечами опыт мировой войны, просто страшны. Не так ли, Алексей Алексеевич?
– К сожалению всё именно так. В течение двух лет Аллемань может развернуть прекрасно обученную и вооруженную по последнему слову техники армию численностью до полутора миллионов солдат. Да и строящийся сейчас Флот Открытого Моря тоже в состоянии преподнести неприятные сюрпризы.
– От себя могу добавить, что физическое и моральное состояние нашей армии внушает очень большую тревогу. Призывники, особенно из деревни, страдают дефицитом массы, то есть истощены. Командиры деморализованы волной арестов и доносами. Анализ политико-экономической ситуации в стране показывает, что при теперешнем режиме положение выправить не удастся. Это означает, что тяжелые поражения в будущей войне неизбежны. Об этом говорят и результаты всех наших последних военных игр. Я не для того принял на себя обязанности начальника генерального штаба, чтобы спокойно смотреть как Великославия катится к военной катастрофе. Да и роль козла отпущения меня тоже не устраивает. Я не намерен встать перед расстрельным взводом. Вам все ясно?
– Не все, Михаил Николаевич, не все. Вы не сказали, что вы намерены предпринять.
– Хорошо, Алексей Алексеевич, скажу. Я намерен выполнить свой долг перед родиной и отстранить от власти Джургу и его прихлебателей!
– Вот теперь все ясно.
– Готовы ли вы, Алексей Алексеевич, и вы, Сергей Сергеевич, помочь мне в этом?
– Мы были готовы еще в 1927. Вас ждали.
– Просто ждали?
– Конечно не просто ждали, а готовились.
– А если бы я не решился?
– Мы знаем вас как человека решительного и обладающего авторитетом в армии и в стране. Мы были уверены, что вы придете к такому решению.
– Знаете, друзья мои, иногда мне становится жутковато. Вы почему-то всегда угадываете мои решения еще до того, как я их приму. Нет, я не шучу. Я еще не знал, что нужно делать на Итиле, а вы подготовились так, как будто я уже отдал приказ. На Гнилом море я молил бога, чтобы Нестор не ударил мне в спину, когда Брон решил национализировать поместья, а Нестор дал нам подмогу. У Русалки я готовился к решительному наступлению, а когда вместо этого пришлось спешно отступать, оказалось что приняты все меры для успешного ухода. Мне пришлось перевести вас в резерв в 1922, а оказалось, что вы и там армии подмога.
– Сергей Сергеевич, надо объясниться, а то и вправду заработаем репутацию колдунов, – Прозоров улыбался, но глаза оставались серьезными.
– На Итиле нас мог спасти только какой-то маневр, Михаил Николаевич. Какой, мы, конечно, не знали, но знали, что для любого маневра требуются транспорт и все остальное. На Гнилом море Нестор сам обратился к нам. Он понимал, что мы отложим операцию на пару недель или месяц, но от него мокрое место останется. А у Русалки при любом варианте нужно было освобождаться от всего лишнего.
– Допустим, допустим, но как бы то ни было, когда вы со мной, я не сомневаюсь в успехе. Итак, я принимаю на себя руководство действиями. Что у вас заготовлено, – не удержался, – колдуны?
– Разработаны принципы захвата власти и ее удержания. Приняты предварительные решения по выполнению первого этапа – отстранения от власти Джурги и его компании. Для удержания власти необходимо все операции провести так, чтобы страна на первый момент не почувствовала существенных изменений, то есть должны продолжать нормально функционировать все партийные и правительственные учереждения, включая комиссариат внутренней безопасности. Будут остранены только некоторые руководители, но и это должно быть выполнено без драматизма. Джурга, по его собственной просьбе, получит отпуск на лечение.
– Вы все предусмотрели. В чем же состоит моя роль?
– Ваша роль и на первом этапе очень важна, Михаил Николаевич. Во-первых, именно вы должны определить момент выступления и отдать команду мне, – начал Прозоров. Почему именно мне? Согласно нашим наработкам, первый этап проходит под моим руководством. Это вы, конечно, должны утвердить. Никакой дополнительной информации мы дать пока не можем.
– Предложение принято. Дальше?
– В столицу должен быть переведен Городецкий. Очень желательно, чтобы он стал командующим столичным округом или хотя бы гарнизоном столицы. Остальное по ходу действия. А пока позвольте преподнести вам небольшой презент по случаю начала нашей совместной деятельности.
– Это что?
– Как видите, всего лишь пилюли. Шесть штук по числу членов вашей семьи. Надеюсь ими воспользоваться не придется, но в случае необходимости… абсолютно безболезненны и мгновенного действия – паралич сердца.
– Ничего не скажешь, подарочек. – Маршал грустно улыбнулся. – Но на войне как на войне. Еще один вопрос: Городецкий тоже государственник?
Друзья удивленно переглянулись: «А вам откуда известно о том, что мы государственники?».
– Слухом земля полнится. Но вы не ответили на мой вопрос.
– Нет, не государственник, но мы его «прощупывали». Полагаем, человек надежный. Собственно, по нашим наработкам, – продолжил Прозоров, – ему придется вмешиваться только в самом крайнем случае. Поэтому он, пока, ни во что не посвящен.
– Что ж, с богом. Да будет сталь крепка!
Веселый месяц май!
– Нина Матвеевна, зайдите, пожалуйста.
Приглашение было необычным. Во-первых, Прозоров всегда вызывал ее звонком. А во вторых, Нина Матвеевна, работала с Алексеем Алексеевичем давно, и по опыту знала, что сейчас, в конце рабочего дня, нужды в ней нет: все напечатано, отправлено, разложено, все распоряжения переданы… Сердце екнуло в недобром предчувствии. Оно еще более усилилось, когда Прозоров усадил ее так, что сам оказался между ней и дверью.
– Нина Матвеевна, разговор у нас с вами будет доверительный. Всё будет зависеть от того, насколько вы будете искренни.
– Алексей Алексеевич, я ничего не понимаю…
– Ответьте пожалуйста, что произошло вчера вечером? Почему это произошло?
– Но Алексей Алексеевич! Я…
– Нина Матвеевна, – перебил Прозоров, – если я сам начну рассказывать, – Алексей Алексеевич улыбнулся только мускулами лица, а глаза глядели холодно и грозно, – то никакой доверительной беседы у нас не получится. Итак, давайте с самого начала.
– Эх, сколько можно мучиться и самую себя презирать! Хорошо, что он спросил. Будь что будет!
– Нина Матвеевна, я жду.
И Нина Матвеевна, прерывая свой рассказ слезами и сморканьем в аккуратненький, обшитый кружевом платочек, начала:
– Делайте со мной что хотите! Я страшно виновата, даже сама себя ненавижу. Они встретили меня два месяца назад, по дороге домой. Разговор был очень короткий: «Если хотите, чтобы ваша дочка была жива и здорова, выполняйте, что мы вам скажем. Звонить будем домой». – А у меня никого кроме нее нет! Я стала передавать им информацию о работе штаба…
– Вы все сказали? Или что-то еще осталось?
– Осталось. Неделю назад они приказали, чтобы я сообщала, когда и куда ездит Александр Григорьевич, и маршруты его следования.
– Только его?
– Только его.
Прозоров понял, что она говорит правду – терять ей было уже нечего. Кто «они», он не спрашивал. Эти не представляются без нужды.
– Слушайте меня внимательно. Когда будете выходить, возьмите пару папок – мы с вами разбирались в материалах. Вы, кажется, косметикой не пользуетесь? Вот и хорошо. Пройдите в мою комнату отдыха, умойтесь, приведите себя в порядок. О нашем разговоре, сами понимаете, никто не должен знать.
– Алексей Алексеевич, что теперь будет?