О правде на сцене

О правде на сцене
Влас Михайлович Дорошевич

«Я редко встречал человека с такой удивительной физиономией, как у Мунэ-Сюлли, и мне кажется, что этому много способствуют его глаза. Удивительные глаза, несмотря на то, что один немного больше другого, – мягкие, то задумчивые и подернутые точно пеленою, то вдруг взблескивающие, зажигающиеся пламенем, в особенности, когда он увлекается разговором…»

Влас Михайлович Дорошевич

О правде на сцене

(Беседа с Мунэ-Сюлли)[1 - Впервые – «Россия», 1899, No 203.]

Tragеdie, c'est l? ton supr?me triomphe![2 - Трагедия есть высшее выражение победы! Жюль Кларета.][3 - Jules Claretie, Кларета (Клареси) Арсен Арно, прозвище Жюль (1840—1913) – французский писатель, драматург, театральный критик, журналист, член Французской академии (с 1888 г.). Был директором театра «Комеди Франсез» (1885—1913). Автор романов из великосветской и театральной жизни, а также остроумных очерков на разнообразные политические и бытовые темы. В связи с его кончиной Дорошевич опубликовал очерк «Жюль Кларти» («Русское слово», 1912, 12 декабря).]

    Jules Claretie

* * *

Я редко встречал человека с такой удивительной физиономией, как у Мунэ-Сюлли, и мне кажется, что этому много способствуют его глаза. Удивительные глаза, несмотря на то, что один немного больше другого, – мягкие, то задумчивые и подернутые точно пеленою, то вдруг взблескивающие, зажигающиеся пламенем, в особенности, когда он увлекается разговором.

– Классические пьесы! – воскликнул он. Вот уже который раз я это слышу! Что это за классификация? Разве это какой-то особенный род произведений! Я считаю классическими произведениями все те, которые принято считать образцовыми по языку и по обработке.

– Если я употребил слово «классический», cher ma?tre, то я хотел противопоставить это натуралистическому, реальному исполнению на сцене…

– Натуралистическому! Что значит это слово? Реализм на сцене! Ведь это понятия относительные!

– Вот потому-то и интересно определить, в каком соотношении находится стильное изображение, как вы его понимаете, с натуралистическим исполнением. Где настоящая сценическая правда? Где истинная красота?

– Прежде всего, не смешивайте поэтических образов, созданных гением поэта, и образов, выхваченных целиком из современной жизни!

– Но разве образы поэтических гениев далеки от жизни? Разве Шекспир дает нам не общечеловеческие типы?

– Вот, вот, вы сказали общечеловеческие, – это верно! Эти Отелло, Гамлеты, Эрнани, Софоклы, – разве они должны изображать обыденные жизненные типы? Вовсе нет! Это образы общечеловеческие, представители известной категории, так сказать, апофеозы известной эпохи и среды. В последнее время мне случалось видеть так называемую, «составную фотографию». Брали типичные фотографии людей, например, с сангвиническим темпераментом. У каждого отдельного лица те или иные характерные черты наводились одна на другую, получалась фотография-тип, у которой почти все черты рельефно выделялись. Вы видите очень типичное лицо сангвиника и, в то же время, оно ведь не существует в действительности. А, между тем, разве оно не правдиво, разве это фикция, разве оно не нормально? Так и на сцене – во всем должен быть известный стиль и правда. Реальность времен Эдипа[4 - Эдип – в греческой мифологии сын царя Фив. По приказанию отца, которому была предсказана гибель от руки сына, он младенцем был брошен в горах. Спасенный пастухом, сам того не подозревая, убил отца и женился на своей матери. Узнав, что сбылось предсказание оракула, полученное в юности, ослепил себя. Миф об Эдипе послужил основой для ряда произведений мировой литературы. Наиболее известное – трагедия Софокла «Царь Эдип» (ок. 429).] не может быть реализмом настоящего времени.

Ведь вам дико показалось бы увидать испанского гранда, Рюи-Блаза[5 - Рюи-Блаз – герой одноименной драмы В. Гюго (1838).] или Эрнани, в современном смокинге!

Так же точно Эдип, или Отелло, или Эрнани не могут говорить с тою интонацией голоса, с которою мы говорим теперь с вами.

Гнев Софоклова героя или персонажа средних веков нельзя выражать так, как его изображает герой современной драмы, потому что герой той эпохи совсем иначе думал и чувствовал и в пурпурной тоге говорил совсем иначе, нежели нынче; если же вы попробуете это сделать, то выйдет грубо и совсем не в соответствии с тем, что задумал автор. Во всем должен быть известный стиль и соответствие. Вот послушайте, например, эти стихи, я вам их скажу так, как я чувствую, что хотел сказать автор и какие образы он желал вызвать.

И Мунэ-Сюлли[6 - Мунэ-Сюлли Жан (1841—1916) – французский актер. Прославился в ролях романтического и трагического репертуара, его исполнение отличалось совершенством сценической техники, отточенной пластикой и продуманной эффектностью. Гастролировал в России в 1894 и 1899 гг. Беседа с ним Дорошевича состоялась во время гастролей артиста в Петербурге в ноябре 1899 г. Тогда же Дорошевич опубликовал заметку «Мунэ-Сюлли» («Россия», 1899, No 209), основа которой вошла в его позднейший большой очерк под тем же названием («Русское слово», 1916, 24 февраля, No 80).] начал мне читать своим гармоническим голосом начало известной поэмы Мюссе[7 - …начало известной поэмы Мюссе… – Мюссе Альфред де (1810—1857) – французский писатель.]

«La nuit d'ete,» —
«Po?te, prends ton luth»[8 - «Летняя ночь» – «Поэт, возьми свою лютню…» (фр.).]…

Я стоял и слушал, очарованный.

Но он вдруг прервал монолог и сказал:

– А теперь послушайте, что из этого выйдет, если читать это просто, «реально», как вы это называете.

И он прочел те же стихи.

– Видите, какая разница!

– Смотря на вас в ваших crеations[9 - ролях (фр.).], cher ma?tre, я всегда удивлялся красоте и пластичности вашего жеста, каждого телодвижения. Скажите, вы помните какие телодвижения вам нужно сделать при известных фразах?

– Помнить! Зачем же?! Они являются естественно, без принуждения!

– Но ведь, изображая, например, Отелло или Эрнани, вы все же остаетесь самим собою?

– Нет, тысячу раз нет! Я перерождаюсь, и в Эрнани сердце мое бьется иначе, чем в Отелло, мысль работает иначе, – я вхожу целиком в изображаемую эпоху. Задача истинного артиста не воспроизведение (reproduction), a воплощение (incarnation).

– И вы не думаете о том, что вот, при каких словах, вам надо подымать руку так или иначе?

– Нет, потому что я думал над этим тридцать лет, все время моей артистической жизни.

– Вы только что упомянули, что вы тридцать лет работали над созданием тех ролей, которые вы теперь так мастерски воплощаете. Но ведь, кроме работы, вам много помог также и ваш артистический талант, не правда ли?

– Не спорю, но одного этого качества еще мало, и вот почему многие таланты, рассчитывая исключительно на свои способности, забывают о работе, вследствие чего глохнут и ничего не достигают. Для разрешения задач искусства необходимо и то и другое. Нужен талант, нужны способности, но нужна и работа.

Что первые сами по себе? Потенциальная сила, лежащая, как клад, глубоко зарытою в душе каждого истинного артиста, до тех пор, пока ее не извлекут на свет Божий, где она начинает блестеть. Но для того, чтобы извлечь ее оттуда целиком, нужна усидчивая и терпеливая работа…

– Так что теперь вы совершенно сжились с изображаемыми вами типами?

– Mais absolument![10 - Ну конечно! (фр.).] Прежде, чем выйти Эдипом или в иной роли моего репертуара, я ознакомляюсь с языком автора, выискиваю главные, так сказать, основные моменты роли. Затем я изучаю эпоху изображаемого героя, хожу по музеям, картинным галереям до тех пор, пока личность героя, которого мне предстоит изобразить, не стоит целиком пред моими глазами во всех подробностях, начиная от физиономии до мельчайших подробностей костюма. Когда я этого достиг, тогда я могу сказать, что сроднился настолько с личностью героя, что чувствую его чувствами и мыслю его мыслями. Он – это я, и я – это он. Я вполне овладел им, я не играю, а живу на сцене.

Когда я изучал «Отелло», я стремился к тому, чтобы каждое движение, каждый жест, голос, взгляд – соответствовали образу венецианского мавра – честного, благородного, вспыльчивого, горячего. Отелло, вот! – артист выпрямился, голос его изменился, взгляд сверкнул – и предо мною на минуту стал мавр, которого я вчера видел на сцене.

Но вот лицо переменилось, на его легла какая-то грусть, глаза заволоклись, жест стал нерешителен, и предо мною стоял Гамлет…

Разговор зашел о первом спектакле, и артист высказал мне, что ему кажется, будто третьего дня в Отелло его, как будто, встретили холодно.

– Впрочем, должен вам сознаться, что я себя чувствовал не особенно здоровым. Зато сегодня я чувствую себя в ударе. Эдип – моя любимая роль. Представьте, я начал мою карьеру ролью герцога Корнваллийского в «Короле Лире», в переводе Поля Лакруа[11 - Поль Лакруа (1806—1884) – французский историк и писатель, автор популярных трудов по истории Франции.], и в его же переводе Эдипа я достиг, как мне кажется, всего, что в силах дать мой талант.

– Готовите вы какую-нибудь новую роль?

– К весне для выставки я готовлю пьесу Сарду «La Patrie»[12 - …готовлю пьесу Сарду «La Patrie» … – Историческая драма «Родина» (1869) французского драматурга Викторьена Сарду (1831—1908). Дорошевич посвятил Сарду фельетон «Закройщик» («Русское слово», 1908, 30 октября, No 252), в котором в частности отмечал, что его драмы теряют в переводах Корша и Лухмановой.], a в 1901 году, не раньше, у меня будет готов «Эдип в Колоне».[13 - «Эдип в Колоне» – трагедия Софокла.]

notes

Примечания

1

Впервые – «Россия», 1899, No 203.

2

Трагедия есть высшее выражение победы! Жюль Кларета.