«Вишневый сад»
Влас Михайлович Дорошевич
«Говорят, Л.H. Толстой, который очень любит произведения А.П. Чехова, не признает в нем драматурга.
– Но чеховские драмы хороши, как чеховские рассказы! – возражают ему.
Он, говорят, отвечает:
– Ну, да! Это и есть не драмы, а рассказы…»
Влас Михайлович Дорошевич
Вишневый caд[1 - Впервые – «Русское слово», 1904, 19 января, No 19.]
* * *
Говорят, Л.H. Толстой[2 - …Л.Н. Толстой, который очень любит произведения А.П. Чехова, не признает в нем драматурга. – Скептическое отношение Л.Н. Толстого к чеховской драматургии зафиксировано близкими к Чехову людьми, Л.И. Авиловой, П.А. Сергеенко, И.А. Буниным (см. А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1986. П. Сергеенко. Толстой и его современники. М., 1911). «Чеховская драматургия и в малой мере не отвечала представлению Толстого о высших религиозных задачах искусства. Но даже в более узком смысле – в понимании драматических конфликтов, характеров – Толстой не был согласен с Чехов» (В. Лакшин. Толстой и Чехов. М., 1975, с. 384).], который очень любит произведения А.П. Чехова, не признает в нем драматурга.
– Но чеховские драмы хороши, как чеховские рассказы! – возражают ему.
Он, говорят, отвечает:
– Ну, да! Это и есть не драмы, а рассказы.
Может быть, Л.Н. Толстой и в этом случае прав.
Может быть, «Вишневый сад», например, скорее повесть в лицах, чем сценическое произведение.
Может быть, в чтении эта повесть производит сильное впечатление[3 - Может быть, в чтении эта повесть производит сильное впечатление. – См. письмо Дорошевича к К.С. Станиславскому (раздел «Письма»).].
Великий режиссёр г. Станиславский. Но воображение режиссёра еще лучше.
Вечером, одному, читать финал чеховской повести-драмы – это, вероятно, страшно.
Пустой дом. Запертые двери. Наглухо затворены окна. Старый крепостной слуга лежит на диване. Раздаются удары топора. Рубят вишневый сад.
Словно заколачивают фоб.
Это страшная сцена, и в чтении она, быть может, еще сильнее. Быть может.
Но мне кажется, что чеховская драма и есть настоящий театр.
Освободить театр от «театральности».
Довольно этих «условностей», от которых пахнет ремеслом, довольно этих театральных жестов, каких никто не делает в жизни, интонаций, которых в жизни никогда не звучит, слов, которые в жизни произнести стыдно: скажут – «театрально».
Пусть жизнь остается на сцене, как в спокойных водах отражаются печальные вербы, и веселые цветы, и голубое бездонное небо.
Это будет прекрасно, – потому что все истинное прекрасно.
– Правда ли то, что происходит в чеховской драме?
– Правда.
– Типично это, характерно?
– Типично и характерно.
– Интересно?
– Интересно.
Все вопросы кончены.
«Вишневый сад» полон щемящей душу грусти.
Это комедия по названию, драма по содержанию. Это – поэма.
Помещичье землевладение умирает, и Чехов прочел ему отходную, поэтическую, прекрасную.
И в голосе его дрожат слезы.
Помещица Раневская, ее брат Гаев, помещик Симеонов-Пищик, это – morituri[4 - Обреченные (лат.).].
Они легкомысленны, безалаберны, беспомощны.
Г-жа Раневская транжирит деньги за границей, разоряясь на какого-то обирающего ее альфонса[5 - Альфонс – любовник, находящийся на содержании у женщины. Образовано от имени главного героя комедии А. Дюма-сына «Господин Альфонс».]. И страшно любит дочь.
Все мысли, вся душа ее в Париже, но она «страшно любит родину» и «не могла без слез смотреть на поля, когда ехала в вагоне».
Она гладит и целует шкап, которого не видела 7 лет:
– Мой милый, милый, старый шкап!
И пропускает мимо ушей, когда ей говорят, что умер один из старых слуг.
Она – воплощение беспомощности. Кошелек откроет, – деньга растеряет. Гулять пойдет, – платок, веер все потеряет.
За ними нужна нянька.
Как старый крепостной слуга Фирс, который выговаривает своему седому барину:
– Брючки не те опять надели! Приносит ему пальто:
– Наденьте. Наденьте. Простудитесь. Меняет ему носовые платки.
Они беспомощны, как дети.
«Как дети».