Потеря, непоправимая и до сих пор.
Благодаря Ленскому, нам осталось хоть немного от Шуйского. У Дациаро и Аванцо появились фотографии с великолепных карандашных рисунков Ленского:
– Шумский в ролях Счастливцева и Плюшкина.
В переделке «Мёртвых душ», которая шла тогда в театре.
Что такое Шумский?
Легенда!
– Что такое был этот Шумский, о котором вы, старики, столько говорите?
Вот вам два портрета.
Аркашка в «кепке», с перьями вместо бородёнки.
Вот Плюшкин. Как Чичиков, вы догадаетесь, что перед вами мужчина, а не старая баба, только потому, что:
– Ключница не бреет бороды.
Лучшей иллюстрации к «Мёртвым душам» до сих пор нет.
Какие фигуры!
– Что ж это было, подумайте, когда такие фигуры начинали говорить!
То были тяжкие годы, когда в школу мы ходили, как на службу, а учились в Малом театре.
Сколько прекрасных лекций по литературе прочёл нам Ленский.
Сколько огня зажёг. Ни одному из наших воспитателей не снилось зажечь столько!
Через него мы познакомились с «Уриэлем Акостой».
Потом мы видели Акост и лучше и хуже, и пламенней, и глубже.
Но, когда вы скажете при мне:
Позорное признанье! В грудь мою
Ты ранами кровавыми вписалось…
я вижу Ленского, в белой длинной «рубахе кающегося», упавшего на колени перед столом, на котором лежит:
– Позорное признанье.
– «А всё-таки ж она вертится!»
Я вижу Ленского на покрытых красным сукном ступенях синагоги.
Ленского, и никого другого!
Первый спектакль. Это как первая любовь.
Никогда не забывается.
Ленский первый нашему поколенью:
– Толковал Гамлета.
Он был вдумчивый и ищущий актёр.
– Он был холодноват для трагедии. Будьте правдивы! – строго замечает мне тень его критика, московского Сарсэ, Васильева-Флёрова.
Да, его находили холодноватым.
Но, смотря Ленского, вы словно беседовали с умным, развитым, интеллигентным, интересным, много думавшим по данному вопросу человеком.
Не была ли его сферой комедия?
Какой это бесподобный Глумов! Что за блестящий Петруччио! Какой искромётный Бенедикт!
В шекспировской трагедии он был хорош. В шекспировской комедии великолепен!
Странная судьба у этого актёра.
У него был стройный стан, кудрявые волосы, и глубокие, задумчивые глаза.
А он в провинции, до Москвы, играл с ними:
– Комических стариков!
Он был:
– Очень и очень недурным актёром в трагедии.
Когда ему следовало бы быть:
– «Звездой» комедии.
Такой звездой, которая оставила бы по себе долго не меркнущую полосу света на горизонте.
Его мольеровский дон Жуан!
Но мы говорим о высотах искусства.
А какую галерею характеров и типов он оставил после себя.