При своих связях, при своем влиянии сделало ли общество хоть что-нибудь для театра в провинции? Сделано ли его агентами хоть что-нибудь для облегчения затруднений, которые «чинит» полиция антрепренерам и товариществам?
Ничего. «Получали гонорар, и даже с пристрастием». Вот и все.
Как же упрекать антрепренеров и актеров, что они не смотрят на театр, как на храм, – когда сами мы, писатели, смотрим на него только как на лавочку?
Чем гордится это общество писателей?
Берем факт, который упоминается и в подробном юбилейном обзоре деятельности и в кратком извлечении. И там, и там. Значит факт, в деятельности особенно отрадный, если им хвастаются.
– «Спектакль, данный в Балте[7 - Балта – заштатный городок недалеко от Одессы.] офицерским собранием, послужил поводом к возбуждению вопроса о взимании платы за спектакли и музыкальные вечера в офицерских собраниях… Таким образом, еще одна область права бесспорно была включена в круг действий общества по охранению авторского права».
С Балты полтора рубля вышибли, – и такого радостного и знаменательного факта никак забыть не могут!
Что это общество писателей считает для себя дозволительным?
На первом актерском съезде «предвиделись нападки» на деятельность общества драматических писателей и его агентов, действующих «с пристрастием».
И общество писателей решило… прибегнуть к цензуре.
Оно обратилось в комитет съезда с просьбой все доклады, касающиеся общества драматургов, представлять предварительно на рассмотрение общества драматургов:
– «Для предварительного рассмотрения и объяснения».
Общество писателей, додумавшееся до учреждения предварительной цензуры, да еще со стороны заинтересованных лиц!
Как бы взвыли, и справедливо взвыли писатели, если бы их заставили все писания представлять на предварительную цензуру тех лиц, о которых они пишут.
Мы жалуемся на существование цензоров, и сами идем в цензоры. Мы не довольны существованием цензуры, и сами хлопочем об учреждении самой несправедливой, самой возмутительной цензуры – цензуры заинтересованных лиц. Когда люди впервые собираются, чтобы высказать свои мысли, желанья, нужды, – врагами свободного слова являются… писатели!
Забавное требование литературного общества, конечно, не было удовлетворено, – и в отчете, без особой, впрочем, грусти, упоминается, что:
– Ожидания сбылись. Нападки на общество драматических писателей были.
Общество, впрочем, этим не огорчается:
– Ибо, что такое антрепренер?
Тяжело читать, как на 80 страницах большого формата доказывается, что:
– Антрепренеры все жулики.
Забавно читать, как на 80 страницах большого формата господа, две трети которых только и делают, что подписывают свои фамилии под чужими пьесами, уверяют:
– Антрепренерам и актерам ужасно трудно внушить уважение к чужой литературной собственности.
И прямо омерзительно читать, как писатели хвастаются, как, когда и кого засадили в тюрьму:
– «Содержатель Астраханского театра Максимов был осужден на два с половиной месяца содержания в смирительном доме. Распубликование этого решения много послужило к пользе общества».
От этого лавочничества пахнет уже ростовщическими приемами, – и «обзор деятельности» с особым удовольствием останавливается на всяком случае, когда оказавшийся не в состоянии заплатить театральный деятель – был засажен «для пользы общества» в тюрьму.
В этом писательском стремлении «в тюрьму его!» – общество переходило уж всякие границы, и сенат должен был разъяснять ему, что в тюрьму можно сажать только за самовольное представление пьесы, а отнюдь не за неуплату следуемых денег.
Какой-то литературный Димант[8 - Какой-то литературный Димант… – Димант, Диманш – персонаж комедии Ж.-Б. Мольера «Дон Жуан, или Каменный гость» (1665), торговец, кредитор.], который требует:
– Тюрьмы, непременно тюрьмы для неисправного должника. Что мне – только деньги с него взыскать! Мне его в тюрьму упрячь. В тюрьму.
Теперь пересматриваются законы о литературной собственности. В то время как собственность эта нарушается грубо, каждосекундно, когда воровство пьес и сюжетов дошло до невероятной наглости, когда кромсаются и коверкаются даже произведения лучших русских писателей, – как бы вы думали, о чем хлопочет общество русских драматических писателей?
О том, чтобы в статью о плагиате было включено:
– «За самовольное публичное исполнение драматического произведения виновный наказывается тюрьмой».
Только.
Больше ему ничего не надо.
– Но при помощи этих драконовских и димантовских мер обеспечивалось благосостояние писателей.
Так ли это?
За 25 лет существования общества всеми правдами и неправдами было взыскано около 2 миллионов рублей.
Из них около миллиона получили писатели.
А около миллиона пошло на содержание секретаря, казначея, агентов, – людей, ничего общего с драматической литературой не имеющих.
Часто поистине несчастных, разорившихся, и без того-то с хлеба на квас перебивающихся людей преследовали, сажали в тюрьму, лишали куска хлеба, бесчестили и позорили, – для того, чтобы «обеспечить благосостояние» – столько же писателей, сколько и людей, к литературе никакого прикосновения не имеющих.
Это 25 лет была лавочка с сомнительным товаром, в которой приказчики съедали половину всей выручки.
История этой лавочки распадается на два периода. До и после нового устава.
Желая переменить устав, общество писателей, среди которых очень много людей малограмотных, выбрало комиссию и выдало ей доверенность, как неграмотная баба.
Грамотные люди пишут:
– Что вы по сей доверенности законно учините, – в том спорить и прекословить не буду.
С неграмотных баб берут ловкие люди доверенность, просто:
– Что вы по сей доверенности учините, – в том спорить и прекословить не буду.
Без «законно».
Но частное лицо, взявшее и такую доверенность, если бы стало действовать во вред своим доверителям, попало бы в уголовщину.
Драматургам же и это сошло!