Мертвая тишина. Это Акоста читает отречение.
Зашумели статисты. Вот-вот, сейчас-Снова все замолкло.
И вот странный шум доносится из зала.
Смех…
Он растет, растет, превращается в хохот.
Гомерический! Неудержимый!
Крики! Аплодисменты!
Это «попугай» читает уже прочитанный монолог.
Я скопировал его удивительно, и, увидев те же жесты, услыхав те же интонации, даже приглашенная на ужин публика не может удержаться от хохота.
Бедный, ничего не понимающий, Акоста поражен.
Он кричит:
– Занавес! Занавес!
При реве публики:
– Что случилось? Что случилось?
Прибежавшие из публики объясняют, в чем дело. Рассказывают мою проделку.
Акоста лежит в обмороке.
Режиссёр, мой приятель, стучит в дверь моей уборной:
– Не отпирай лучше! Я тебя убью! Убью!
Акоста заболевает от огорчения. Спектакль не кончен. Ужин не состоялся.
А я в отчаянии схватился за голову:
– Что я наделал?! Что я наделал?!
И радуюсь вместе с тем и радуюсь. Я отомстил за тебя, Акоста, «попугаю».
Я отомстил! За всех! За вас, мой Ленский! За тебя, Гуцков! За вас, П.И. Вейнберг, пламенем души своей передавший пламя слов Акосты! Да и теперь, когда скверный актер, ломаясь, как голодный фигляр, коверкает предо мной какое бы то ни было произведение, мне все равно.
Я смотрю на него с презрением к его искусству и с жалостью к его голоду.
Разве мало скверных актеров на свете?! Увидать одним больше, – разве такое уже несчастье?
Но когда скверно играют Акосту, – мне не все равно.
Акосты трогать не нужно даже с голоду. Так кажется мне.
Это – факел.
Вы сыграли сегодня Акосту. В чьей молодой груди зажгли вы пламя? Ни в чьей? Лучше бы вам не родиться, как актеру! Давно-давно он поселился в моей груди и живет в ней, как лучшее воспоминание моей юности. И мне больно, когда его задевают.
И когда, через много-много лет меня, на каком-то литературном торжестве, подвели к человеку с профилем библейского пророка, с лицом старика и живым взглядом юноши и сказали:
– Петр Исаевич, позвольте вам представить…
Мне хотелось сказать ему:
– Я знаком с вами давно. Вы говорили с моей душой. Я обязан вам многими часами восторга, как обязано все поколение, к которому я принадлежу. Вы осветили нашу молодость, – и каким светом! Вы были пророком, который принес нам откровение литературных богов.
Но это было бы слишком длинно. И я молча, с чувством глубокой благодарности, пожал ему руку.
С чувством благодарности неудавшегося Акосты к старому почтенному де-Сильва[20 - Де Сильва – персонаж трагедии К. Гуцкова «Уриель Акоста».].
notes
Примечания
1
Впервые – «Русское слово», 1901, 16 декабря, No 346. Печатается по изданию – Литераторы и общественные деятели.
2
Вейнберг Петр Исаевич (1831—1908) – поэт и переводчик, историк литературы, общественный деятель. Его 50-летнему юбилею Дорошевич посвятил фельетон, в котором охарактеризовал его как «одного из самых почтенных, из самых заслуженных писателей» («П.И. Вейнберг». – «Россия», 1901, 16 декабря, No 950).
3
Прудон Пьер Жозеф (1809—1865) – французский социалист, пропагандист мирного переустройства общества и ликвидации государства.
4
Импровизация (лат.).
5
«История ассоциаций во Франции» Михайлова. – Михайлов – псевдоним писателя и публициста Александра Константиновича Шеллера (1838—1900). Под «Историей ассоциаций во Франции» Дорошевич на самом деле имеет ввиду его «Очерки из истории рабочего сословия во Франции», публиковавшиеся в «Неделе» в 1868 г. и впоследствии переиздававшиеся под названием «Пролетариат во Франции» (см. А.К. Шеллер-Михайлов. Собр. соч., т. 15. СПб, 1895). Писателю, оказавшему воздействие на его духовное развитие в ранней юности, Дорошевич посвятил очерки «Памяти Шеллера» и «Похороны Шеллера» (См. собр. соч. в девяти томах, т. 4. Литераторы и общественные деятели).
6
…А.П. Ленский был не великолепным армянином в плохом «Фонтане» и не превосходным адвокатом в «Ирининской общине». – Ленский – см. «А.П. Ленский». В сезоне 1901—1902 гг. Ленский выступил в поставленных в московском Малом театре пьесах В.Л. Величко и М.Г. Маро «Нефтяной фонтан» (в роли Шиантурова) и А.И. Южина-Сумбатова «Ирининская община» (в роли Истокова).
7