«Herr Director» [15 - «Herr Direktor» – так обращались к Э. Поссарту, имея в виду его официальную должность (см. «С.В. Васильев-Флеров»).] сидел один за гримировальным столом и навзрыд плакал.
Куда летят иногда «теории искусства»!
Впрочем, это спор «академического интереса» для нас.
У нас пьесы не идут по 300-600-900 раз подряд, – и актер может позволить себе роскошь «переживанья».
Вероятно, это большое лакомство в искусстве!
Коклэн был единственным «знатным иностранцем», который, наезжая к нам, поинтересовался посмотреть актеров той страны, где он играет.
Покойный Коклэн[16 - Покойный Коклэн смотрел покойного Градова-Соколова. – Л.И. Градов-Соколов (см. о нем в комм. к очерку «Праздник русского искусства») играл Расплюева в пьесе A.B. Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского» в Театре Ф.А. Корша во время гастролей Б.К. Коклена в Москве в 1889 г. О впечатлении, полученном Кокленом от этого спектакля, Н. Нотович писал Сухово-Кобылину: Коклен все время аплодировал, восхищался, а во время комической сцены между Муромским и Расплюевым в начале их разговора Коклен не выдержал и захлопал, и вся публика как бы ждала этого сигнала, разразилась таким долгим рукоплесканием, которого я еще не видал и не слыхал. Коклен лично благодарил Градова и Корша за доставленное ему удовольствие видеть истый талант и лучшую русскую пиесу. «Я буду играть Расплюева в Париже, и буду играть эту пиесу в России через полтора года, но в Москве я не поставлю этой пиесы, потому что я не создам того, что сделал Градов-Соколов» (Дело Сухово-Кобылина, с. 501—502). Приводя этот документ, комментаторы тома «Дело Сухово-Кобылина» сообщают: «Однако Коклен-младший не поставил „Свадьбу Кречинского“, в то время как интерес к пьесе проявил Коклен-старший.»] смотрел покойного Градова-Соколова.
Я помню этот дебют большого актера перед великим комиком!
На утреннике у Корша.
Коклэн захотел посмотреть Градова в Расплюеве.
Тогда кто-то зачем-то собирался переводить для Коклэна «Свадьбу Кречинского» [17 - Тогда кто-то зачем-то собирался переводить для Коклэна «Свадьбу Кречинского». – Ссылаясь на свидетельство мужа своей дочери графа И. Фальтана, Сухово-Кобылин сообщал своей сестре Е.В. Петрово-Соловово: «Коклен во что бы то ни стало требует французский перевод, он сам берется приспособить пьесу к французской сцене и заранее убежден в ее успехе во Франции» (Дело Сухово-Кобылина, с. 501). Есть сведения, что Сухово-Кобылин сам перевел свою пьесу на французский язык (см. «Дело Сухово-Кобылина», с. 400).].
Кумир Градов оробел.
Коклэн приехал к выходу Расплюева, ко второму акту, для него затянули антракт.
Градов решил представить Коклэну русское искусство:
– Лицом.
Сыграть Ивана Антоновича «серьезно». Без тех «фортелей», на которые его толкала «распиравшая» его масса комизма.
– При булочнике «кренделей» печь не желает! – сострил кто-то из театралов.
(Коклэн до актеров был булочником[18 - Коклэн до актеров был булочником. – Он родился в семье булочника.].)
Увы! Вышло скучно.
Публика была избалована Градовым.
Комедия начинала переходить в трагедию.
Ни улыбки!
И к уходу Градов «нажал педаль», – ушел так, что гром аплодисментов.
И дальше «пошел».
Бросил вожжи, и понес его без удержу комизм. Опьянел от шаржа, от аплодисментов.
Дал такую карикатуру!
Коклэн остался в восторге, был у него в уборной, подарил карточку с надписью.
Но Расплюева играть не стал.
Это сделали потом в Париже без него.
«Свадьбу Кречинского» безграмотно перевели и сыграли низкопробный фарс[19 - «Свадьбу Кречинского» безграмотно перевели и сыграли низкопробный фарс… – Пьеса A.B. Сухово-Кобылина была поставлена в 1902 г. в парижском театре «Ренессанс». Дорошевич критически отозвался об этой постановке в статье «Свадьба Кречинского», отметив низкое качество перевода («Русское слово», 1902, 8 марта, No 65).] о жулике-карманщике.
Расплюев получился молодым человеком в рыжем парике, и самым смешным у него было то, как ловко он увертывался, когда Кречинский, как в цель, стрелял в него сапогами.
– Русские любят грубые фарсы! – говорили французы.
Великое имя Коклэнов останется на их родине связанным с удивительным учреждением.
С идеальным «Убежищем для бедных престарелых артистов» в окрестностях Парижа.
Убежище создано братьями Коклэнами.
Это было сделано мило, красиво, артистически и легко.
С галльской веселостью!
В 1900 году на концерте в «Трокадеро» [20 - Трокадеро – возвышенность на правом берегу Сены напротив Марсова поля, где в 1878 г. был построен дворец Трокадеро (ныне на его месте воздвигнут дворец Шайо).] Коклэн младший, – Cadet, – прочел басню Лафонтена[21 - Лафонтен Жан (1621—1695) – французский поэт-сатирик.]:
– Стрекоза и муравей.
Это было чтение басни, которое стоило представления пятиактной комедии.
Его стрекоза была трогательна и беспомощна, его буржуа-муравей забавен и… противен.
Он закончил басню неожиданно.
Сделал шаг к рампе и, улыбаясь, сказал:
– Mesdames, messieurs![22 - Сударыни, господа! (фр.).] Мы основываем «убежище для бедных престарелых артистов». Для тех стрекоз, которые только и делали, что «все пели». Не будьте же так «рассудительны», как этот буржуа-муравей!
В ту же минуту в двери партера, лож, галерей вошли самые известные, самые молодые, самые шикарные, самые красивые парижские артистки с пачками билетов лотереи в пользу:
– Убежища.
Зал разразился громом аплодисментов.
Артистки улыбались, их улыбки превращались в золотые.
Через несколько минут их ридикюли были набиты хорошими голубыми банковскими билетами.
У младшего Коклэна на глазах были слезы. Он улыбался.