Это делают только время и совместная работа.
Великая школа – работа. Она пришлифовывает их к жизни. Так что они подходят вплотную.
Критиковать и мечтать. И нести работу на себе.
Строить из теорий и мечтаний. Или строить из кусков жизни.
Я уверен, что даже г-н Ленин, – я говорю без всякой иронии, потому что приходится относиться с уважением к энтузиазму, даже когда его не разделяю, – даже г-н Ленин, если бы он сделался министром, через две недели удивил бы г-на Зиновьева.
Мы все вот уже три месяца учимся государственному делу.
В этом и заключается захватывающий интерес нашей жизни.
Вся Россия сейчас одна колоссальная государственная школа.
И мы много уж прошли.
Жизнь даёт такие потрясающие уроки, что в один час узнаёшь больше, чем прежде в десять лет. Кипуче, лихорадочно работают народное сердце и народный ум.
Государственная Дума была приходским училищем перед этим всероссийским народным университетом.
Всё, что прежде было скрыто, за стенами, сейчас под стеклом.
Мы видим всё. Каждую малейшую удачу. Малейшую неудачу.
Смотрим с ужасом.
Так студент-медик, впервые присутствуя при операции, смотрит на обнажившееся пульсирующее сердце или на обнажённый мозг.
С ужасом смотрит.
Потому что страшно смотреть на открытое живое сердце, на обнажённый мозг.
Отсюда испуг от революции. Это испуг урока. Испуг ученья.
И мы многому научились.
Сейчас говорить об отношении займа к выпуску кредитных билетов бесполезно даже на митинге. Вас остановят скучающими возгласами.
– Довольно!
Это знает всякий прохожий.
Мы разогреваем сейчас это блюдо, которое лучше бы было есть горячим.
В социалистических газетах видишь объявления о займе.
Заём проповедуют ветеран революции Вера Засулич, вступившаяся за попранное достоинство человека ещё тогда, когда в России не только наверху, но и внизу мало кто думал о том, что у человека есть ещё и достоинство, и последние герои, волынцы, первыми вступившие на последний, победный, бой за свободу, жертвовавшие собой, арестованные, которых расстреляли бы, если бы победа революции запоздала хоть на один день.
Бог земли русской, помоги им раздуть искры в полупотухших головнях в огромное яркое пламя.
Если уж не было энтузиазма восторга, – то пусть хоть вспыхнет энтузиазм отчаянья.
V
Но кто поражает больше всего в вопросе о займе, – это имущие классы.
Вы, г-да капиталисты!
Если рабочим понадобилось время, чтобы пройти в школе государственной жизни эту новую, неизвестную им главу об отношении займов к выпуску кредитных билетов, – то вам-то, только и имеющим дело что с рублём, должно быть хорошо известно, что за зыбкая величина этот самый рубль.
Если вы не знаете, – спросили бы у профессоров, которые с такой нежностью и заботливостью наполняют ваши банки и правления.
Ведь, вы-то понимаете и с самого начала должны были понимать в каком безвыходном, огненном кругу мечется Россия.
Зачем же вы даёте смыкаться этому кругу?
Ведь, вы-то понимаете, что здесь начала сходятся с концами, следствия – с причинами.
Что если сегодня рабочие ужасают вас, как вы уверяете, своими непомерными требованиями, то завтра, когда рубль ещё упадёт, а жизнь, благодаря этому, ещё больше вздорожает, – они предъявят, вынуждены будут предъявить требования ещё непомернее.
Что этому нет конца.
Что это винтовой круг, который всё глубже и глубже ввинчивается в русскую жизнь.
Вот мы сейчас, для поправки нашего разбитого транспорта, должны получить в долг паровозы и вагоны из Америки.
По каким же бешеным ценам, при теперешнем курсе рубля, достанется это нам?
В какие бешеные долги мы сейчас лезем за всё, что получаем из-за границы?
Что ждёт нас, – что ждёт вас, ваших детей?
Ведь, вы же прекрасно понимаете, что если у вас сто рублей, то выгоднее, – выгоднее, – отдать 30 рублей на заём, чтобы удержать остальные на уровне хоть тридцати рублей.
Чем сохранить сторублёвую бумажку, которой цена будет десять.
Рабочие, которые, быть может, потому, что они не верили «буржуазному правительству», быть может, потому что не прошли ещё этого урока государственной жизни, были против займа.
Самый энтузиазм к нему казался им подозрительным.
Они были прямы.
Вы сыграли комедию энтузиазма.
В Москве, например, в ответ на речь г-на Терещенко, вы объявили, что подписываетесь на четверть основных капиталов своих предприятий.
Сколько же подписалось?