Волчицы

– Ничего не было, – несколько резковато ответил Сиверцев.

– Я не знаю, как ей удается незаметно покидать дом, – произнес священник. – Возможно, это одно из свойств оборотней. Прорываясь наружу, волчица, вероятно, подавляет волю своей хозяйки и вполне может подавить волю близких ей людей. Ведь вы уже много лет живете вместе и между вами установилась определенная биологическая связь. Вы просто не могли проснуться. Но это мои личные догадки. Вообще же оборотня очень трудно выявить. У него две натуры. Когда волк бодрствует, человек отдыхает и наоборот, поэтому нет усталости. Непонятно лишь, почему раны, получаемые в волчьем обличье, не проявляются на человеческом теле. Не смог это прояснить и отец Диомид. Я рассказал вам все, что узнал за эти дни. Можете считать меня сумасшедшим параноиком, но я поступил так, как велит мне совесть. Люди продолжают гибнуть и жертв будет все больше, ибо, как предупредил отец Диомид, волчья натура вашей жены со временем окончательно подавит в ней человека, она превратится в зверя. Кто-то должен остановить этот террор. Постарайтесь сами что-либо предпринять. Можете рассчитывать на мою поддержку. Если же вы не сможете или не захотите ничего сделать, я буду вынужден сообщить обо всем властям. Мне, конечно же, никто не поверит и тем не менее я предоставлю на их рассмотрение и эту версию. Прощайте.

Священник направился к калитке, но вдруг обернулся и сказал:

– Подумайте о дочери. Она славная девочка, но… ведь она тоже носит в себе это проклятие.

Сиверцев ничего не ответил.

Выходя за калитку, отец Василий снова обернулся. В окне дома он заметил фигуру. Священнику подумалось, что учительница слышала весь разговор с ее мужем. Поп перекрестился и прибавил шаг.

Сиверцев долго сидел неподвижно. Визит священника внес изрядное смятение в его душу. Он, конечно, не поверил ни единому слову отца Василия, но все же… Страшно даже подумать, что в смерти дяди Степы и многих других земляков могут обвинить его Наташу. Невозможно! Немыслимо! Но как же много свидетельствует против жены. То странное ночное исчезновение, когда она уверяла, что спала и никуда не выходила (уж не лунатик ли она?), панический страх животных при ее приближении, ее устойчивость к болезням и холоду. Много, очень много странностей, о которых раньше как-то и не задумывался. А люди-то все замечают и истолковывают по-своему. Это грозит неприятностями.

Сиверцев снова закурил. Из дома вышла жена.

– Кто это приходил, Коля? – спросила она.

– Да так, – отмахнулся Сиверцев. – Ерунда. Знаешь, Наташка, зря мы сюда приехали. Ладно, пойду дрова доколю.

В этот вечер отец Василий не торопился покидать храм. Стоя перед большой иконой, он возносил молитвы Всевышнему за покой усопших и благополучие живых.

Двустворчатые двери церкви дрогнули. Священник вздрогнул и обернулся. Последовал новый удар, от которого задвижку на дверях вырвало с мясом. В церковь ворвался огромный зверь. Его лютый, полный ненависти ко всему живому взгляд встретился с глазами священника. Зверь казался настоящим порождением ночи, истинным воплощением зла. Человеку не доводилось видеть более жуткого, свирепого создания.

– Изыди! – воскликнул священник.

Сорвав с себя серебряный крест, он вытянул руку вперед, словно пытаясь отгородиться от лютого хищника.

Мощным прыжком зверь бросил свое тело вперед. Крест отлетел в сторону, серебро зазвенело о камень. На лик Спасителя брызнула кровь.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Сиверцев вернулся домой мрачнее тучи. Сразу с порога он принялся звать жену:

– Наталья! Наташа, где ты?!

Он нашел жену в спальне. Женщина сидела на постели, скорчившись, сжав голову руками. Подняв голову, она посмотрела на мужа тусклым бесцветным взглядом.

– Надо уезжать, – решительно сказал Сиверцев. – Дальше так продолжаться не может.

– Там снова шумят. Что-то случилось? – спросила жена.

– Ночью погиб священник. Убит прямо в церкви. Надо уезжать. Никто не может ничего сделать. Мы все погибнем здесь.

– Нас же не выпустят.

– Ничего, прорвемся как-нибудь. Собирайся.

– Подожди, Коля, – остановила женщина мужа.

Она откинула одеяло. На постели лежал карабин. Женщина протянула его мужу.

– Возьми.

– Это, конечно, тоже заберем, – кивнул Сиверцев, взяв оружие.

– Подожди, Коля, – снова остановила его жена.

– Да чего ждать-то?

– Не надо никуда уезжать, Коля. Нам это не поможет. Ни мне, ни тебе.

– Ты это о чем? – не понял Сиверцев.

– Я знаю, вчера приходил священник. Я стояла у окна и все слышала.

– Ну, тогда сама должна понимать, что нам нельзя здесь оставаться. Люди слишком напуганы, они готовы обвинить во всем кого угодно. Предрассудки в них слишком сильны. Ты для них чужая, да и я… Нас они будут подозревать в первую очередь. И так уже начинают плести разные небылицы.

– Ты заходил в церковь? – спросила жена. – Ты видел его?

Муж кивнул.

– Он лежит на полу перед большой иконой? У него разорвана грудь?

Сиверцев ничего не ответил. Только сейчас он обратил внимание, что жена пребывает в каком-то подавленном состоянии. Отрешенный пустой взгляд, голос, лишенный интонаций, неестественная бледность, все это нельзя было объяснить обычным беспокойством.

– Наташка, ты здорова? – встревожился Сиверцев.

Не ответив, жена тихо произнесла:

– Я видела, как он умирал. Видела. Знаешь, Коля, священник был прав.

– Не понял, – опешил Сиверцев.

– Все, что он говорил, правда. Я и сама не подозревала, как он прав. Но сегодня я вспомнила все.

– Что ты вспомнила?! – воскликнул Сиверцев в недоумении. – Ты что такое говоришь, Наташка?!

– Я вспомнила, как умирал священник, как умирал дядя Степан и другие. Я вспомнила себя, себя другую. Как же это страшно, Коля.

– Ты вообще-то хорошо себя чувствуешь? – осторожно поинтересовался Сиверцев. – По-моему, не очень.

– Я никогда не рассказывала тебе, как потеряла родителей. Много лет назад, еще в Перелюхе, когда я была маленькой девочкой, мой отец зарубил мать. Это случилось ночью. Перед тем, как все произошло, я слышала их разговор, но только сейчас начала понимать, что означали слова отца. В нашем приходе действительно был священник отец Диомид и от него мой отец узнал, что мать оборотень. И узнал, что и я такая же. Он и меня хотел убить в ту ночь.

– Наташка, да ты что говоришь-то?! – вскричал Сиверцев. – Что с тобой?!

– Подожди, Коля. Всю жизнь меня преследует один и тот же сон. Теперь я знаю, что он означает. Я превращаюсь в волчицу. Не перебивай меня, Коля, выслушай. Клянусь, до сегодняшнего дня я сама ни о чем не подозревала. Но этой ночью я видела, как умирал священник. Я вспомнила, как умирали все они. Умирали от когтей и клыков существа, что рвется из меня наружу. Горько и страшно думать, что именно я виновата в смерти стольких людей, наших друзей, знакомых, дяди Степана. Но все это так. Мне страшно, Коля, мне очень страшно. Я не хочу ничьей смерти, но не могу сдерживать в себе зверя. Волчица сильнее меня. Она зовет меня в лес на охоту и требует крови. Я не могу так больше. У меня нет сил противиться ей.

– Да что это за бред? – прохрипел Сиверцев, отступив в глубь комнаты.