Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда

В другом случае мы с женой были приглашены в гости к голландцу по имени Ханк Венкебах, который служил в Египте генеральным директором нефтяной компании «Шелл». Когда мы зашли в его роскошную гостиную, он подвел нас к бару и со словами «Пока ничего не говорите» отодвинул в сторону большое зеркало за баром и показал нам скрытый микрофон. Он смачно выругался по-арабски и оторвал микрофон.

– Теперь мы можем поговорить спокойно, – сказал он, – но завтра кто-то поставит на это же самое место новый микрофон.

Во время пребывания в Египте мы с женой должны были постоянно помнить о скрытых микрофонах и периодически проверять нашу квартиру. Мы выработали набор кодовых фраз, которыми мы пользовались в разговорах дома для того, чтобы сбить с толку «слухачей». Так, например, мы всегда называли Израиль Швейцарией, а израильскую разведку дядюшкой Отто, радиопередача называлась прогулкой и так далее. Разговоры по важным и деликатным вопросам велись только на открытом воздухе, когда возможность подслушивания была полностью исключена.

Египетская служба внутренней безопасности была и остается одной из самых активных и жестоких спецслужб в мире. Без этого «всевидящего ока» система бы не выжила. Внешняя разведка Египта, с другой стороны, никогда не отличалась эффективностью. В ней всегда имелось подразделение, нацеленное на Израиль, подразделение, которое занималось подготовкой диверсантов для Адена, подразделение, в задачу которого входило похищение политических противников за рубежом и т. п. Огромные людские и финансовые ресурсы направлялись на подготовку заговоров и террористических актов видных политических деятелей, включая короля Саудовской Аравии Сауда, короля Иордании Хусейна, президента Туниса Бургибы, короля Ливии Идриса. Много сил и средств уходило на стимулирование революционного движения в арабских и африканских странах. Однако практические результаты работы УОР за рубежом во многих случаях приближались к нулю.

Деятельность службы внутренней контрразведки всегда оставалась для меня загадкой. Египет был наводнен не только своими собственными агентами, которые шпионили за своими собственными гражданами, но и буквально тысячами иностранных агентов, которые наблюдали за египетскими агентами, а также за государственными служащими и правительственными чиновниками вплоть до министров. Каир и даже Александрия были и продолжают оставаться гигантскими «разведывательными базарами». Каждый следит за каждым за деньги или по принуждению. Появившиеся в Египте германские авиаконструкторы и ракетчики прошли не только через руки египетской Тайной полиции, Военной разведки, Управления общей разведки, но также американского ЦРУ, британской СИС, израильской и многих других разведок. Но они были не единственными объектами внимания иностранных спецслужб. Все основные правительственные учреждения Египта были прямо-таки нашпигованы иностранной агентурой. Время от времени эти спецслужбы начинали «ухаживать» друг за другом. Офицеры ЦРУ приглашали офицеров УОР на ужин. На любом светском мероприятии высокого уровня всегда можно было лицезреть мирно беседующих другом с другом представителей ЦРУ, УОР и израильской разведки. Таков был мир, в который мне предстояло погрузиться, мир заговоров и контрзаговоров, утыканный глазами и ушами, от которых невозможно укрыться. Когда я готовился выехать в Германию, а оттуда в Каир, я только в самых общих чертах представлял себе, с какой многоголовой гидрой мне предстоит сразиться.

Светские разговоры

Год я провел в Германии, обкатывая свою легенду. Я играл роль националистически настроенного бывшего офицера вермахта, который весьма критически относился к новой Германии. Сначала я жил в Берлине, где вступил в местный конно-спортивный клуб, а затем переехал в Мюнхен. К концу декабря 1960 года я уже был готов приступить к выполнению второго этапа моего плана. На автомашине я отправился в Геную, а оттуда на пассажирском морском лайнере, первым классом, через шесть дней прибыл в Египет. Я выступал в роли богатого немецкого конезаводчика.

Я был рад оказаться наконец в Египте и приступить к работе, однако вскоре дала о себе знать одна проблема, которой в период моей подготовки не придавали значения, – одиночество. Остановившись в отеле «Захра», я чувствовал себя совершенно одиноким, и настроение мое падало с каждым днем. Я старался преодолеть это чувство и как можно быстрее включиться в работу – начать поиск полезных контактов.

В то время вся атмосфера Египта полностью соответствовала тому представлению, которое создалось у меня в процессе подготовки к нелегальной работе в чужой стране. Достаточно было выйти на улицу, как глаз невольно фиксировал элементы «всевидящего ока», на которых базировалась вся система местной внутренней безопасности. Соглядатаи сидели на каждом углу, у порога каждого дома, около каждой лавки и просто наблюдали. Эта гигантская коллективная «сетчатка» являлась неотъемлемой частью каирских улиц. Казалось, что весь город превратился в какого-то фантастического зверя, который внимательно наблюдал за своими потенциальными жертвами.

Для меня, как любителя верховой езды, первоочередной задачей стало установить контакт с каирскими конно-спортивными клубами, в чем менеджер отеля с готовностью вызвался мне помочь. Ближайшим и, кстати, самым лучшим был «Кавалерийский клуб» в Гезире. Его содержали египетские офицеры, но в него допускались также и иностранцы. Менеджер отеля сам вызвался отвезти меня в этот клуб, и сделал это с максимальной помпой. Выйдя из машины, я не спеша стал прогуливаться по территории клуба, рассматривая лошадей в стойлах и гарцующих всадников.

Вскоре ко мне подошел смуглый, чисто выбритый египтянин в костюме для верховой езды, который довольно чопорно представился генералом полиции Юсуфом Али Гурабом, почетным президентом клуба. Я объяснил генералу Гурабу, что я только что приехал в Каир и, как большой любитель верховой езды и ценитель арабских скакунов, решил воспользоваться возможностью посетить самый престижный клуб. Мимоходом я заметил, что в Германии я занимаюсь разведением лошадей.

Генерал был явно рад знакомству и после моего осмотра клуба пригласил меня на чашку кофе. Скоро к нам присоединились другие египтяне, некоторые в офицерской форме, и генерал Гураб представил их мне. Я едва мог сдержать улыбку, когда он на арабском языке, которого я, по легенде, не знал, пространно рассказывал им, что я самый известный конезаводчик и тренер Германии по верховой езде.

Одна из присутствовавших на этой встрече дам, Вигдан Эль-Барбари, которую все называли Дании, заметила, что вечером того же дня она устраивает у себя дома небольшой коктейль и была бы рада видеть меня в числе своих гостей. Я принял это приглашение, за которым вскоре последовали другие, особенно после того, как я намекнул, что могу надолго поселиться в Египте.

В дальнейшем я начал совершать ежедневные верховые прогулки с генералом Гурабом, и вскоре мы подружились. Без особого труда он уговорил меня купить нескольких лошадей и разместить их в клубе. Постепенно меня стали рассматривать как протеже генерала, и это способствовало расширению круга моих связей.

Вскоре я сделался регулярным гостем в доме Гураба и начал осторожно закреплять нашу дружбу подношением различных подарков, чаще всего тех, о которых он и его семья давно мечтали. Об этом нетрудно было догадаться, ведь египтян, как испорченных детей, надо было постоянно задабривать всяческими подношениями, иначе они могли доставить массу неприятностей. В ответ на мои подарки генерал Гураб в полной мере использовал свое влияние, чтобы как-то отплатить мне. Он представлял меня нужным людям, оказывал содействие в получении различных лицензий и разрешений, давал полезные рекомендации, чем в немалой степени способствовал упрочению моего положения в Египте. Он придерживался своего собственного кодекса чести, о котором напоминал мне при каждом удобном случае. Согласно этому кодексу, принятие подарков и одновременно оказание услуг служили актами дружбы и не имели ничего общего со взяточничеством или коррупцией. Занимая у меня время от времени деньги, Юсуф всегда их возвращал.

По мере того как я углублял знакомство с Гурабом, он все больше мне нравился – он казался гораздо порядочнее многих египтян. Вскоре я даже начал сожалеть о том, что мне в конечном счете придется использовать генерала в интересах израильской разведки, последствия чего было трудно предвидеть.

Через полгода, закрепив легенду и установив полезные контакты, я возвратился в Европу, где на конспиративной встрече в Париже отчитался перед своим руководителем, который выразил удовлетворение результатами моей работы.

Я подготовил для него подробный отчет, к которому приложил некоторые документы и фотографии. Взамен я получил инструкции на будущее, значительную сумму денег и миниатюрный радиопередатчик, закамуфлированный в каблуке сапога для верховой езды. Он также дал мне кодовую таблицу, ключ к которой находился в книге, посвященной разведению лошадей. Теперь я был готов к серьезной работе – моими главными задачами стали сбор информации о египетских оборонительных укреплениях, оценка темпов наращивания военной мощи, а также контроль за предстоящим приездом в Египет немецких и австрийских конструкторов авиационной и ракетной техники.

Утром 3 июня 1961 года я сел на поезд «Ориент-экспресс», где оказался в одном купе вместе с очаровательной голубоглазой блондинкой, высокой, с весьма рельефной фигурой, из тех, которые мне всегда нравились. Ничто так не сближает людей, как длинное скучное путешествие по железной дороге, и, хотя сначала блондинка реагировала на знаки внимания с моей стороны весьма сдержанно, между нами скоро завязался оживленный разговор. Оказалось, что она родилась в Хайльбронне в Южной Германии. Окончила школу гостиничных администраторов в Швейцарии и сейчас работала помощником менеджера в одном из отелей Лос-Анджелеса. Ее звали Вальтрауд. Она приехала навестить своих родителяй, оставшихся в Германии. О себе я рассказал, что живу в Египте и занимаюсь разведением лошадей, что было не так уж далеко от истины.

Одиннадцатичасовое путешествие пролетело как один миг, и, когда она выходила в Штутгарте, я понял, что я должен снова с ней увидеться. Через несколько дней, после моих настойчивых телефонных звонков, Вальтрауд приехала ко мне в Мюнхен, где мы провели две незабываемые недели. Мы безумно влюбились друг в друга, и при обычных обстоятельствах я немедленно предложил бы ей руку и сердце, но условия, в которых находился я, при всем желании нельзя было назвать обычными. У меня был приказ отправиться в Египет и заняться насеровскими вооруженными силами. В моей работе на первом месте стоял долг, а потом уж и все остальное, в том числе личные увлечения. Я даже думал позвонить своему шефу. Но что я ему скажу? Что влюбился в женщину, с которой познакомился две недели назад? И не разрешит ли он мне взять ее с собой в Каир? Я заранее знал ответ. И заведомо был согласен с ним – все это выглядело полным безумием.

Спустя три недели я мчался по автомагистрали через Баварию в Австрию. Я старался выжать из своего «фольксвагена» все возможное, но его пределом было 110 километров в час. Время от времени я задумывался над тем, чтобы купить себе автомобиль подороже, но я знал, что случалось с такими машинами в Египте. Они не могли работать на 60-октановом бензине, который там продавался как «Супер спешиал». Поэтому мне приходилось довольствоваться «фольксвагеном».

Тем не менее я наслаждался этой поездкой, потому что рядом со мной, положив мне голову на плечо и напевая какую-то мелодию, сидела Вальтрауд, моя новая жена. Я старался трезво осмыслить то, что произошло, и понимал, что из всех моих инициатив эта меньше всего обрадует моего шефа. Из всех грехов, которые может совершить тайный агент, я, несомненно, совершил самый тяжкий. Произошла абсолютно банальная история. Я не только женился без разрешения своих руководителей, но я даже не поставил их об этом в известность. Я также рассказал моей избраннице, правда в общих чертах, чем я занимаюсь, но теперь она знала, кем я был в действительности, и согласилась связать со мной свою судьбу. Она даже с энтузиазмом отнеслась к тому, что ей тоже придется некоторым образом заниматься шпионажем. В период подготовки меня неоднократно предупреждали о том, какую опасность для разведчика представляют женщины. Приводились многочисленные примеры провалов, которые были связаны с женщинами. Причем такие провалы не обязательно являлись следствием каких-то провокаций. Иногда невинная болтовня женщины была достаточным поводом для того, чтобы отправить ее кавалера на виселицу. Суды в арабских странах были особенно щедры на смертные приговоры. Одно дело развлечение с представителем противоположного пола и совсем другое – вовлечение в разведывательную работу. Я понимал, что действовал вопреки всем правилам и всякой логике.

Я смотрел на Вальтрауд, которая безмятежно спала рядом со мной в автомобиле. Я ни минуты не сомневался в ней, и последующие события показали, что я в ней не ошибся. И все же нельзя было не признать, что я выбрал наихудший момент для женитьбы. Рано или поздно мой шеф узнает об этом, и я окажусь в «горячей» ситуации. Мне надо было выиграть время, чтобы убедить шефа в том, что женитьба пойдет на пользу делу, что женатый человек вызывает меньше подозрений, чем проживающий в Каире сорокалетний холостяк, что для семейной пары гораздо легче вести тот образ жизни, от которого зависит успех моей разведывательной миссии. Как только мне удастся убедить шефа, что моя жена уже стала моим помощником, он согласится с неизбежным. Так я тогда думал.

Медовый месяц мы провели в Вене, где Вальтрауд, которая никогда раньше близко не подходила к лошадям, просто влюбилась в прекрасных скакунов испанской школы верховой езды. Из Вены мы через австрийские озера добрались до Венеции, где мне предстояло сесть на пароход. Вальтрауд возвращалась в Германию, где ей надо было урегулировать свои дела и недели через три выехать ко мне в Египет.

В наш последний вечер в Венеции мы сидели на террасе отеля «Даниэли», смотрели на Большой канал и пили шампанское. Весь вечер меня не оставляло ощущение, что Вальтрауд что-то угнетает, и это что-то не только грусть от предстоящего расставания. Наконец она не могла сдержать себя.

– Вольфганг, мне надо спросить тебя о чем-то очень важном. Я помню, я обещала не задавать вопросов о твоей работе, и ты говорил мне, что будет лучше, если я буду знать меньше. Но есть одна вещь, которую я обязательно должна знать: на какую страну ты работаешь? Просто скажи мне – это Восточный блок? Россия, Восточная Германия?

– Нет, определенно нет. На эти страны я бы не стал работать ни за что.

– Милый, я верю тебе. Это все, что я хотела знать.

– А если бы я работал, например, на Россию, что бы ты мне сказала?

– Я бы ничего не сказала. Я просто ушла бы от тебя. Не забывай, я ведь из Восточной Германии, которая теперь называется Германской Демократической Республикой. Я знаю, что такое коммунизм, и, если бы ты работал на коммунистическую страну… это был бы для меня конец, несмотря на то, что я так тебя люблю.

– Ты можешь успокоиться. Я работаю на Израиль.

– Израиль! – Некоторое время Вальтрауд размышляла. А потом сказала: – Ты знаешь, это очень даже интересно. Я рада. В Лос-Анджелесе я встречалась с одной девушкой из Израиля. Она постоянно говорила о своей стране. Она так ею гордилась. Похоже, что это очень интересная страна. Послушай, как ты думаешь, стоит ли по этому поводу выпить еще одну бутылку шампанского? Давай выпьем за Израиль и за успех твоей миссии, нашей миссии, чем бы она ни окончилась.

Как только судно вошло в Александрийскую бухту, через громкоговорители разнеслось объявление: «Дамы и господа, позвольте обратить ваше внимание на то, что фотографировать бухту строго воспрещается. Любой, кто нарушит этот запрет, будет арестован полицией, а его фотокамера конфискована. Благодарим за внимание».

«Старый добрый Египет, – подумал я. – Вот я и дома».

Было семь пятнадцать вечера, и предстояло еще около двух часов формальностей, прежде чем сойти на берег. На борт поднялся лоцман, а с ним представители санитарных властей и паспортного контроля. Все мероприятия совершались очень медленно и тщательно. Только после того, как будет проверен последний пассажир, нам разрешат сойти на берег в объятия таможни! Я надеялся, что генерал Юсуф получил мою телеграмму и встретит меня в порту. Было бы очень кстати, если в момент прохождения таможни он окажется поблизости. Правда, у меня не было оснований особенно беспокоиться. Несколько специфических предметов вроде радиопередатчика в сапоге каблука были настолько хорошо замаскированы, что я за них не боялся – шанс на то, что их обнаружат, равнялся одному из тысячи. Больше меня беспокоило огромное количество подарков, которые я вез своим египетским друзьям. По крайней мере восемь из моих семнадцати чемоданов были забиты подарками. И мне было бы трудно объяснить таможеннику, зачем мне нужны пять электрических миксеров, девять электробритв, двенадцать швейцарских часов, три магнитофона и т. п.

По радио тем временем объявили: «Всем пассажирам пройти в столовую третьего класса для прохождения паспортного контроля».

К борту судна подошел полицейский катер с шестью офицерами полиции и несколькими гражданскими чиновниками. По штормтрапу они поднялись на борт, где их встретил помощник капитана нашего судна. Все направились в столовую третьего класса. Из полицейских один был подполковником, один – майором, остальные – капитанами. Все были одеты в белую форму, расшитую золотом. Подтянутые и элегантные офицеры с роскошными усами. Их гражданские помощники были одеты в плохо отглаженную и не очень чистую армейского фасона одежду цвета хаки и обуты в тяжелые солдатские ботинки. С собой они несли папки с «черными списками». В этих списках в алфавитном порядке перечислялись все, кому въезд в Объединенную Арабскую Республику был запрещен, а также те, кто подлежал немедленному аресту. В них помещались все, кто раньше подвергался аресту или просто находился на подозрении. Я надеялся, что моего имени в этих списках не было.

Я зашел в столовую сразу же после полицейских. Небольшая столовая вскоре заполнилась пассажирами, которые с нетерпением ждали начала процедуры. Система кондиционирования судна не справлялась с такой массой потной человеческой плоти, а снаружи напирали новые пассажиры, которые тоже хотели втиснуться в столовую.

Процедура паспортного контроля оказалась весьма непростой. Каждому выдавали бланки, которые нужно было заполнить в двух экземплярах: имя, национальность, профессия, религия, домашний адрес, номер паспорта, цель приезда, все предыдущие приезды, знакомые в Египте и т. п. Заполнив эту форму, пассажир отдавал ее вместе с паспортом капитану полиции, который сидел за первым столом. Капитан внимательно изучал документы, задавал несколько вопросов, ставил печать и передавал документы другому капитану. Второй капитан начинал читать форму с самого сначала, еще раз внимательно изучал паспорт, ставил на бланке свою подпись и передавал все третьему офицеру, перед которым лежали папки с «черными списками». Этот человек внимательно и долго смотрел пассажиру в глаза, потом так же тщательно изучал его паспорт, снова смотрел в глаза пассажира и спрашивал его имя. Потом вновь изучал паспорт, проверяя, правильно ли пассажир заполнил бланки. Потом он просил четвертого офицера передать ему одну из папок. Вместе они открывали эту папку и начинали читать все имена на первой странице – два указательных пальца медленно продвигались сверху вниз. Потом другая страница – пальцы ползут вверх и опять вниз. Ничего. Тогда четвертый капитан подписывал бланки, оставляя один из них у себя. Другой чиновник брал паспорт пассажира и нес его к майору, который, не вникая, ставил в него печать. Подполковник при этом ничего не делал, он только наблюдал. Наконец процедура окончена. Вы свободны. На все это уходило в среднем около пятнадцати минут.

Я решил прогуляться по палубе и подождать, когда толпа в столовой поредеет. В любом случае судно не подойдет к причалу, пока все пассажиры не пройдут паспортный контроль. Есть время проветриться и покурить. Буксир потихоньку двигал наше судно в глубину бухты в направлении главного причала перед зданием таможни. На причале толпились сотни встречающих. Среди них бригады грузчиков в лохмотьях, готовые ринуться на судно, как только будет спущен первый трап, всякого рода посредники, которые имеют связи среди таможенных чиновников и за небольшую плату помогают быстрее пройти таможенный досмотр, а также таксисты, носильщики отелей, агенты туристических бюро, фотографы, музыканты, акробаты – совокупное «всевидящее око», зарабатывающее себе на жизнь продажей товаров, услуг, самих себя или информации на других людей.

Неожиданно по радио объявили: «Сеньора Лотца просят пройти в салон первого класса. Повторяю. Сеньора Лотца…»

«Что-то узнали», – мелькнула первая мысль, но я тут же отогнал ее. Озадаченный и немного обеспокоенный я поднялся на верхнюю палубу и через бар прошел в салон первого класса. В салоне стоял помощник капитана, который пил виски с подполковником и одним из капитанов паспортного контроля. При моем появлении все встали, а подполковник обратился ко мне на довольно хорошем английском языке:

– Я имею честь говорить с господином Лотцем?

– Да, это я. Чем могу служить?

Подполковник вытянулся, отдал мне честь и пожал руку.

– Я подполковник Абдель Азиз Метвали. Только что я получил сообщение от генерала Юсуфа Гураба, который поручил мне приветствовать вас и оказать вам всяческое содействие. Я в вашем распоряжении, господин Лотц. Генерал встретит вас на причале. Он специально приехал из Каира. Должно быть, он ваш очень близкий друг.

– Да, мы уже давно знакомы. Большая честь быть в числе близких друзей генерала Гураба.

Подполковник уловил намек и щелкнул каблуками.

– Генерал приказал мне позаботиться о вас. Позвольте ваш паспорт. Поставьте печать, – обратился он к капитану.

Капитан аккуратно проштамповал мой паспорт и с поклоном вернул его мне.