Приключения Папы Бобра, который знал много секретов

Папа Бобер знал секрет, как в воде разогнаться очень быстро: надо гудеть как маленький мотор. Если гудеть как большой мотор, то пузырьки будут выходить из-за рта большие, весь Папа Бобер будет внутри облака пузырьков, и скорости совсем не будет. Надо – чтобы внутри пузырьков была только голова.

– Сколько все-таки я знаю секретов о разных загадочных вещах в этом мире, – подумал Папа Бобер. – Просто не Бобер, а Бобер – Всемирная загадка.

Еще Папа Бобер подумал, пока плыл подводным тоннелем за плотину, что ему очень бы подошли черные очки. Такие очки были у Высокого Филина. Три раза хотел Папа Бобер попросить очки у высокого Филина Папа Бобер, и три раза не попросил, потому что постеснялся.

Невысокий Высокий.

Высокий Филин был невысоким. Его прозвали Высоким, потому что взлетал высоко вверх над одним местом. Филины не взлетают выше деревьев, потому что плохо видят. Если взлетишь высоко, то совсем ничего не увидишь. Глаза у филинов болят от солнечного света, поэтому филины летают ночью. Если днем летать прищурившись, можно очень больно врезаться в ствол.

Но Высокому Филину зайцы подарили в знак глубокого уважения особые очки. Они и темнели от света, и увеличивали. Зайцы называли эти очки волшебными, но Высокий Филин считал, что так говорить ненаучно.

Высокого Филина зайцы уважали за умные ответы. Поспорят зайцы между собой, подерутся, а потом идут к умному Филину, чтобы он ответил. Раньше зайцы просили ответа у первого встречного зверя или птицы, и всем надоели. Только Высокий Филин терпеливо отвечал на их вопросы.

– Скажи нам, о, Филин, любимец небес, – говорили зайцы ему. – Не сбираются ли охотники, не придут ли в наш Лес?

– Что за глупый вопрос-мапрос! Конечно-манечно, когда-нибудь придут, – отвечал Высокий Филин. – И страшнее тех, что не пришли в прошлый раз.

Услышав ответ, зайцы с воплем разбегались. Так они тренировались набрасываться на охотников, догонять их и даже обгонять. Сделав петлю и снова собравшись в кучу, зайцы принимались топать сплоченными рядами, печатая шаг. Так они репетировали марш героев на торжественном параде в честь победы над охотниками. Ясно, что всякий раз весть о грозном параде доходила до охотников, пугала, и охотники возвращались в уютный погребок.

С очками Высокий Филин мог взлетать днем и высоко-высоко. Выше макушки дерева. И еще выше в тысячу раз.

Высокий Филин полюбил предсказывать будущее. «Предвижу-предвещу! Скоро появятся в лесу грибники!», «Прячьтесь все! Предчувствие-послевкусие у меня! Рыбаки нагрянут». Никто не догадывался, что теперь с высоты Высокий Филин дальше видел и мог заметить людей, которые только подходили к Лесу. Но очки елозили то вверх, то вниз, и Высокий Филин бывало принимал куст за машину рыбаков, а за грибника – пень, на который налетел пустой пакет.

Папа Бобер не боялся ни охотников, ни грибников. То, что к бобриной хатке можно было добраться только по воде, вы уже знаете, но и по воде просто так не попадешь. На всех тропах к озеру перед плотиной Папа Бобер поставил капканы и ловушки. Звери пройдут по тропам спокойно, а если охотники потащат к озеру надувную лодку, их или дубиной с тропы собьет, или шишками с дерева закидает.

Папа Бобер – крокодил.

Только Папа Бобер вынырнул за плотиной, как на голову ему свалились черные очки. Те самые черные очки Высокого Филина.

– Эй, Бобер! Бобрина! Бобрище! Бобруня! Бобрулька! Бобруха! Вставай-поднимайся! Завалило реку на горизонте! Надо плыть, реку освобождать! – кричал Высокий Филин и делал странные круги в воздухе. Без очков он, кажется, не понимал, где верх, где низ, где вода, где деревья.

– Вот еще, – буркнул Папа Бобер, разглядывая очки. – Только я начал играть, а тут отправляют какой-то завал разгребать.

– Предвижу-провижу, как унесет, заговорит, подпрыгнет, обернется и превратится, – кричал Высокий Филин. Без равновесия он не мог закончить ни одной фразы. – В воздухе будет носиться.

Папа Бобер решил ничего не отвечать Высокому Филину. Без очков Высокий Филин его не разглядит, висеть в воздухе на одном месте долго не сможет. Покричит, покричит Высокий Филин и быстро улетит. А очки ему Папа Бобер ему потом отдаст. Поиграет немного и отдаст.

– Ой! – взвизгнула Мама Бобриха.

Это Высокий Филин врезался в балкон и с треском махал крыльями. Он старался и не упасть с балкона, и вежливо расшаркаться перед Мамой Бобрихой. Улетать Высокий Филин явно не собирался.

– Мадам-Бадам, – обратился Высокий Филин к Маме Бобрихе. Ему, наконец, удалось раскланяться перед Мамой Бобрихой, и даже шаркнуть в воздухе свободной лапой. Второй лапой он крепко держался за перила балкона. – А где Бобридзе?

– Если и его напугать? – подумал Папа Бобер и решил притвориться крокодилом.

В Предлинной Реке крокодилы не водились, но Папа Бобер знал секрет, что в далекой жаркой Африке водятся крокодилы. Он даже знал крокодильский секрет – они часто притворяются бревнами. Как Папа Бобер узнал эти секреты – отдельная история.

– Если в Африке жарко, – сказал сам себе Папа Бобер. – Значит там светит солнце, а если там светит солнце, значит крокодил надевает черные очки.

Папа Бобер улегся на воду спиной, надел очки и выставил руки, будто это ветки. Из-за того, что очки увеличивали, в глазах резало. Но мордочка у Папы Бобра была шире очков, поэтому Папа Бобер мог подглядывать мимо очков. Получалось и загадочно, и проницательно.

– Два завала-навала на Реке было, – Высокий Филин высадился на Папу Бобра и со вздохом расхаживал по нему, как по палубе. – Один прорвало, от него большой водяной поток-переток идет, всех в себя утягивает-затягивает. Ненадолго это, до второго завала. Разберешь второй завал – очки, так и быть, твои.

"Расхаживает, как капитан по деревянной палубе парусника. Может поверил, что я бревно", подумал Папа Бобер и зажмурился.

Высокий Филин осторожно снял с носа Папы Бобра очки и начал протирать стекла краешком крыла.

"Это что, выходит, я один в лесу про крокодилов знаю?", подумал Папа Бобер и зажмурился что-есть-сил. "Пора Филина пугать".

Только собрался Папа Бобер крикнуть «Ага!», вытаращить глаза и щелкнуть зубами, как сильный поток потащил его прочь от плотины. Высокий Филин взлетел, оттолкнувшись от Папы Бобра, как от бревна. Папа Бобер ушел под воду.

– А-хр! – это Папа Бобер крикнул «Ага!!!», но под водой в рот хлынула вода и получился только глухой бульк «А-хр» и еще два булька.

Папа Бобер вынырнул, выпустил аккуратную изогнутую струйку воды изо рта. Струйка получилась такая же изогнутая и сверкающая, как и струйки внутри плотины.

Вдруг Папа Бобер увидел, как далеко его унесло от плотины.

Если знал бы Папа Бобер о происшествиях и проблемах, что ожидают его на впереди, то поплыл бы к хатке в тысячу раз быстрее! Если бы только знал!

Папа Бобер поплыл к плотине, загребая ручками. Бесполезно! Течение не заметило его гребков. Папа Бобер замахал руками что есть сил. Потом еще начал грести ногами. Потом еще начал грести хвостом. А хвост у бобров шире чем весло, даже чем два весла, а сильнее чем десять весел. Все было бесполезно! Когда Папа Бобер поднял голову, плотина казалась маленькой-маленькой.

– Только по-человечески! Рта не открывай! Не развязывай, – кричала ему с балкона Мама Бобриха. Она сбрасывала с балкона бесполезный канат со спасательным кругом. А может быть это кричал Высокий Филин. И Мама Бобриха, и Высокий Филин что-то кричали ему. Их крики слились в один шум вместе с шумом Предлинной Реки.

«Какой ужас! Что же делать? Что теперь будет? Как вернуться домой? Все пропало!», – так подумал бы любой заяц, или бурундук, или белка, или мышь, или даже бобер.

Но не Папа Бобер. Он-то знал, что недалеко, там, где Предлинная Река делает поворот, с берега в воду выходит длинная и крепкая коряга. Это даже не коряга, а корень большого куста. Папа Бобер зацепится за корень и дождется, когда поток ослабнет. Вот так, все очень просто.

Но что ему кричали?

«Открыть человека»? Но человек – не дверь, и какой такой человек?

«Завязать рот»?

«Развязать канат»? Зачем, когда, почему?

Забыл Папа Бобер свое правило никогда не забултыхиваться. Глубоко задумался Папа Бобер. И пропустил тот поворот, где можно было уцепиться за корягу! Дальше Река стала совсем незнакомой для Папы Бобра. Слишком высоко поднялась вода, слишком быстро она неслась. Не подплыть к берегу на повороте! Не уцепиться за камень или ветку! Не дает поток плыть в одном направлении. Крутит и вертит Папу Бобра, несет его куда-то прочь из Леса.

– Ну и ладно, не больно-то и хотелось, – сказал себе Папа Бобер. – Не будем забултыхиваться.

Действительно, чего забултыхиваться? Вода через плотину сейчас потечет. Запасами на зиму забита вся хатка. Сынок Бобренок и младшая Сестренка Бобренок играют без него. А сам Папа Бобер давно хотел куда-нибудь попутешествовать. Хотел попасть куда-нибудь за пределы Леса. Надо, конечно, разобраться с этим завалом, чтобы потом безобразий таких не было, но и здесь не о чем беспокоиться – поток сам принесет его к завалу.

"А принесет ли?", сказал сам себе Папа Бобер и поднял голову.

Он уже лежал на воде кверху пузом, позволяя потоку воды нести его. Папа Бобер заложил руки за голову, и рассматривал дальние тучки, которые очень походили на снеговые. Хотя еще была осень, и рано для снеговых туч.

Высокий Филин говорил про два завала на Реке. Папу Бобра тащило потоком, который образовался после того, как Предлинная Река прорвала первую запруду. Но что будет, когда водяной поток ударится о второй завал? Будет тоже самое, когда Предлинная Река в полдень ударялась о плотину Папа Бобра. Вода побежит назад, и куда вынесет Папу Бобра не понятно: может быть в левый приток, может быть в правый ручей, может быть закрутит посередине Реки до самых холодов да так, что Папа Бобер вмерзнет в лед. Надо домчаться до завала раньше, чем об него ударится водяной вал!

Тогда Папа Бобер перевернулся на живот, развернулся носом вперед, что есть сил заработал хвостом и зарычал, словно маленький мотор. Место, где можно было разогнаться, было полно, и Папа Бобер разгонялся-разгонялся-разгонялся. Он разгонялся и посматривал по сторонам – нет ли на берегу зайцев. Если на берегу будет заяц, то можно вильнуть поближе к берегу, крикнуть что-нибудь обидное, и мчаться дальше с зайцем наперегонки… Ну, хорошо, крикнуть не обидное, а что-нибудь страшное, типа «Йеетти!», или что-нибудь беззаботное, типа «Шагом марш!».