Шнейдер пожал плечами.
– Ну как же! Мы с Василием Васильевичем до самого августа тридцать седьмого на Дальнем Востоке трубили, пока он в Москву не укатил.
– Это тот, что в Министер-рстве внутренних дел… – рассеянно вспомнил Шнейдер. – Р-разные задачи… знаете ли.
– Ну как же! – Ахапкин и руками всплеснул. – Одно же дело делаем! Я ему позваниваю.
Шнейдеру эти слова явно не доставили удовольствия, наоборот, он словно поперхнулся, однако изобразил на лице кислую улыбку.
– А я вот здесь, – продолжал, не умолкая, Ахапкин. – Знаете, как-то прижился. Эти места чем-то схожи с дальневосточными. Там, в Хабаровске, лотос цветёт, и у нас эта радость имеется. Прижились мы с дочкой, но тянет туда… – Он неопределённо махнул рукой, впервые его лицо поскучнело. – У нас южный форпост… Тихо, знаете ли…
Долго подыскивал подходящее слово и всё же повторил:
– Тихо…
Шнейдер оживился, бросил косой взгляд на загрустившего полковника, мол, чего сидишь тогда в этой дыре при таких-то друзьях?
– Да, да! – поймал его взгляд Ахапкин. – А я вот здесь. Дочь взрослая. Ей определяться самое время, так что со столицей пока погодим.
«Пустозвонит мне специально этот гусь? – ломал голову Шнейдер. – Что это он своими связями кичится? И дочку будто предлагает, расписывает… На его месте другие вопросы бы задавать, другим интересоваться… Хитрит что-то! Затевает какую интригу?..»
А вслух отчеканил:
– Я бы хотел, чтобы машина пр-ри мне была. И собер-рите сейчас личный состав. Только р-руководство и стар-рших офицер-ров.
– Есть!
– Мне понадобятся р-родственники этого?..
– Подымайко?
– Обнар-руженного повешенным.
– Майор Подымайко был одинок.
– И эти?.. Кто его нашёл пер-рвым.
– Может, завтра?
– Что такое?
– В больнице капитан Минин. Он его и обнаружил.
– Что случилось?
– Да ничего серьёзного. Сердце прихватило на работе.
– Это что же у вас такое, товар-рищ полковник? – Шнейдер надвинул брови. – Больной контингент?
– Случай. Никогда не жаловался.
– Нехор-рошо получается… Это, значит, тот, котор-рый нашёл тр-руп, тепер-рь едва не умер-р?
– Ну что вы! Это к делу не относится. Нервишки. Сердце прихватило. Он допросы всю ночь вёл.
– Р-разберёмся.
– Товарищ подполковник!..
– И оставьте пр-ри мне офицер-ра для пор-ручений. Посообр-разительней. Я, знаете ли, не любитель этих… телефонных пер-реговор-ров.
– Лейтенант Квасницкий, если не возражаете.
– Это который встр-речал?
– Да. Он на вокзале был со мной. Сейчас во второй машине с майором Обух-Ветрянским.
– Хор-рошо…
Больше Шнейдер, как ни пытался разговорить его Ахапкин, в беседы не вступал, лишь хмуро кивал или, наоборот, отмахивался головой, а то и вовсе оставлял вопросы полковника без ответов, будто не слышал.
XIV
На пятые сутки к самому концу недели Минин был выписан на домашний режим. Из больницы его вёз на служебном «козлике» Жмотов, озабоченно донимая оперуполномоченного расспросами о здоровье.
– Мне теперь всё нипочём! – усмехался ещё бледными губами Минин. – Фёдорыч успокоил, что до разрыва сердца далеко, а остальное не страшно. Вот только с куревом капец.
– А это дело? – щёлкнул себе пальцем по шее Жмотов.
– Допустимо. Но с ограничением.
– Не через край?
– Угу. А ты чего это за мной на машине прикатил? Как за генералом? Откуда такой почёт?
Жмотов в сторону глянул, сплюнул.
– Я бы и сам до дома дотопал. Мне тут идти – коту прогуляться.
– Шнейдер распорядился.
– Это кто такой?
– Ты же ничего не знаешь. Это главный. Из проверяющих.
И Жмотов усердно задымил папироской.
– Приехали?