– А тебе не убавится. Всё равно лежим.
– Корона в тайнике была. И сейчас там хранится.
– Что за тайник?
– А мешок каменный.
– Это что же?
– Увидишь скоро, если не знаешь.
– А ты расскажи.
– Скелет там в камне замурован. И решётка его держит. На черепе корона.
– Это кто же? Сама Мнишек?
– Мнишек в столице умерла. Её, когда поймали, к царю в Москву в клетке привезли вместе с любовником. Любовнику башку напрочь, дитё Марины малолетнее тоже при народе казнили, чтобы бунтов новых не затевал, а Мнишек – в темницу. Там она и задохлась.
– А корона как же?
– Лавр рассказывал, что, когда в кремле у нас Мнишек с любовником своим пряталась, казак тот, ейный ухажёр, ещё одну бабу завёл, молодую да краше. Эта молодуха втайне, милуясь с казаком, корону ту любила примерять, а Мнишек их застукала. Вот и запрятала свою соперницу в каменный мешок под землю, чтоб неповадно было, и корону ей на голову надела.
– Не пожалела, значит?
– В гневе, видать, была. Баба крутая, недаром на двух Дмитриях венчалась. И обоих пережила.
– А вот любовник её подвёл!
– Это как водится…
– Сказки всё это.
– Лавру дед рассказывал, а ему другой дед. А тому… А тому – сам стрелец, который любовника того пленил вместе с Мнишек, когда они из кремля бежали по речке. Ему же пергамент тот достался, где начертан тайник был.
– А чего ж ты карту монаху отдал? Не жалко?
– А зачем она мне? Дорогу к тайнику я и без неё знаю. Иначе не вёл бы вас.
– И короны тебе не жаль?
– Проклятие на ней.
– С чего это ты?
– Понял я. Только слишком поздно. Когда добрались мы с Марией наконец-то к тайнику, мне Лавр вспомнился. И тогда, когда Мария к решётке за короной сунулась, я не верил, что добыли мы жар-птицу. Так и случилось…
– А что Лавр? Чего вспомнил-то его?
– Лавр многое перевидал. Сколько ему жить досталось, люди не живут. Кладоискателей он знал и истории про них рассказывал. Раскопал один такой золото в кладбищенской часовне…
– С покойника, значит?
– А клады, они только от покойников и достаются. Или покойники за ними сами приглядывают.
– Ты с ума-то не сходи.
Мисюрь только хмыкнул мрачно.
– Вот и я не верил, как тот, унёсший золото из гробницы домой. Как в дом внёс, так вся семья тяжким мором пошла. И родители, и жена полегли и до детей смертушка добираться начала. Кладоискатель тот отнёс золото в церковь, на него храм кладбищенский выстроили. Господь и простил грешника. А я вот поздно поверил и сгубил Марию.
– Как же засыпало её?
– Я и сообразить не успел. Схватилась она за решётку, вроде как за короной потянулась, и обвал случился. Она вниз полетела. Там, видать, ловушка была. А сверху песок посыпался. Откуда ему быть? Везде камень… Откопал я её, да не дышала уже.
– И ты корону…
– Проклял я ту корону! Там же и проклял, пока жену откапывал.
– Там и осталась?
– Корона-то? Там. Где же ей быть. Сидит на черепе скелета воровки той.
– Значит, там…
– Была…
– Стращаешь меня?
– Ты не малец какой, чтобы тебя пугать. Думай сам. Доната мне верни, а корону забирай, если не боишься. Отведу. Я же листок тот, карту стрельца, отцу Ефимию отдал. Думал, вернул свой долг. Снял проклятие. Ан нет. Ты за карту ту сгубил безвинного Ефимия. Сам себе судьбу выбрал.
– Ладно, – мрачно сплюнул под ноги Кирьян. – Перевели дух. Веди да помалкивай.
– А мне что? Ты решай. Слово держи за сына.
– Сделаешь своё дело без обмана, получишь живыми обоих. Моё слово – кремень.
По закрученной спирали бытия
Шофёр дежурил в «Волге» у подъезда. Они прыгнули на заднее сиденье, и машина рванулась с места.
– Шеф прозвонил? – коротко спросил Ковшов.
Нафедин кивнул.
– Знаете куда?
Нафедин кивнул.