По следу Каина

– Пиво там вкусное, – поджал губы старый лис. – Такого «жигулёвского» я нигде не пробовал.

– Везде сладко в выходные дни, – отвернулся я и в муках зашагал к двери.

– Не скажи. Если с воблёшкой весенней… – он вкусно облизнулся. – Ты вот что, Палыч, бери с собой Очаровашку и дуйте с киндером своим в Аркадию.

– Павел Никифорович! – развернулся я на сто восемьдесят градусов.

– Беги, беги. Справлюсь и один с тем болезным.

Так всё и обошлось бы в тот день, но не тут-то было. Затемно возвратились мы домой, сынишка спал у меня на руках, его в трамвае всегда укачивает. Очаровашка бросилась стелить ему кроватку, тут и затрясся наш телефон в сумасшедшем трезвоне. Она его попробовала впопыхах утихомирить подушкой, да куда там!

– Возьми, – моргнул я.

– Тебя, – схватила она трубку и побледнела.

– Кто? – я не ожидал ничего хорошего от ночных звонков.

– Федонин, – она поднесла трубку к моему уху.

– Загулял, парень? – услышал я хриплый голос с характерным покашливанием, это значило, что старший следователь опять внезапно закурил.

– Спасибо. Ублажили вы нас весёлым деньком.

– Который раз звоню.

– Что случилось, Павел Никифорович?

– Труп у нас.

– Что? Какой труп?

– Этого… Семиножкина-то я так и не дождался. Послал за ним дежурного из райотдела милиции, а тот рапортует – к холодному телу поспел. Уже увозить в морг собирались. Я запретил.

– Что же случилось?

– Вот и я гадаю.

– Странная история.

– Не говори. Скандалом пахнет.

– Да мы-то при чём? Он, кажется, болел.

– Вот что. Я машину за тобой послал. Съезди. Погляди для очистки совести. Протокольчик оформи чин-чином. Экспертизу назначь. Поставь вопросики. Чем чёрт не шутит. Да в понедельник на вскрытие в морг не забудь.

– Павел Никифорович!..

– Отвык я со своим пузатым ворьём из благородных. Не переношу покойников ко сну.

Глава IV

Во вторник нам с Федониным предстояло явиться пред ясные очи прокурора области. Утречком, задолго до рабочего часа, мы сидели в кабинете, сетовали на беспросветное будущее. Старший следователь рассеянно перебирал жидкую кучку собранных нами бумаг, я, устроившись на подоконнике у его знаменитого аквариума, тянул одну сигарету за другой, пуская дым в распахнутое окошко.

– Ты туда, туда дуй, – кивал во двор Федонин время от времени и барабанил пальцами по портсигару. – Не совращай меня. Да этот… аквариум не повреди.

Аквариум был известной слабостью старшего следователя и его давнишним душевным увлечением. Поначалу он был сооружён во всю стену за спиной хозяина и поражал фантастической красотой. Но повалил, как на выставку, наш любопытствующий народ, раза два-три зашёл и сам Петрович, не удержавшись, и от былых размеров чудесного реликта остались одни воспоминания. Впрочем, и на том, что осталось, замирал, радовался глаз, а старый лис не забывал повторять о военной хитрости этого обитателя его апартаментов: «Особенным образом он действует на моих постоянных клиентов. Они в свою среду попадают, в свою фауну, у них сразу ассоциации – аквариум, кресло, ваза, камин… другая обстановка, атмосфера. Поэтому в тюрьме я не любитель с ними откровенничать, там апартаменты не располагают. А здесь они расслабляются, начинают мне про свои увлечения щебетать, ну и про миллионы, конечно, наворованные. Адаптируются, так сказать…»

Первым принесло Яшку Готляра, и сразу от его новостей некуда стало деться. Оказывается, возвратившись из столицы темнее тучи, весь понедельник прокурор области гонял начальство, потом собрал внеочередное заседание коллегии, срочными телефонными звонками тут же вызывались городские и сельские прокуроры. Раскланиваясь в приёмной, они с придыханием шествовали «на ковёр», а оттуда выскакивали, как из парилки, с всклокоченными волосами, красные, глаза вразлёт и, ни слова не говоря, бросались за дверь, прыгали в машины и уносились пуще ракет, готовые если не взорваться, то уж точно немедленно умчаться в поднебесье и бомбить обозначенные цели. Захлёбываясь от чувств, Яшка, конечно, прибавлял от себя и балагурил, но мы с Павлом Никифоровичем мрачно переглядывались, встревоженные не на шутку. Нас обоих ждала та же участь. Докладывать Игорушкину было нечего.

Вчера я весь день проторчал в бюро экспертиз на вскрытии, Федонин – в КГБ. Над добычей нашей плакал тот самый кот, поэтому старший следователь ещё сильнее забарабанил по портсигару, убивая взором веселящегося Яшку, а я задымил сигаретой, как колёсный пароход из кинофильма «Волга-Волга» перед катастрофой.

– Ты смотри! – поморщился Федонин. – Мне в аквариум пепел не стряхни.

Должно быть, от Яшкиных страстей рыбки метались там, не зная куда деться.

– Что им будет-то? – не унимался Готляр и, подбежав к аквариуму, заводил своей сигареткой у стекла. – Яд нам, а им, если и достанутся, – минералы.

– Кстати, про яд, Павел Никифорович, – вернулся я к нашему разговору, прерванному прокурором отдела. – Отчего умер Семиножкин пока неизвестно. У него внезапно началось сильное сердцебиение, и в течение часа он скончался.

– Инфаркт? – поднял брови Федонин. – Это кто же его напугал?

– Врачи «скорой» успели приехать, пытались спасти, но… даже не повезли в реанимацию, – кивнул я. – А кто испугал?.. Жена рассказала, что посетителей особых не было. С приятелем тот засиделся накануне допоздна. Но тот обычно у них дневал и ночевал. А посторонних никого.

– И не жаловался?

– Наоборот. Всё бодрился, таблетки прятал тайком, хотя старикан древний. Бегал по утрам и купался регулярно.

– По системе Поля Брэгга, – опять влез Готляр. – Я вот тоже думаю бегать надо.

– Вот так, – покачал головой Федонин, – живёшь, живёшь и не думаешь, что завтра в резалке окажешься. А мы суетимся, ссоримся, всё что-то доказываем друг другу. Сейчас Петрович станет нервы мотать.

– Да наша медицина!.. – подскочил со стула Готляр в азарте возмущения. – К моей Сонечке в аптеку повадился недавно один…

– Югоров с выводами не спешит, – перебил я его.

– Сам вскрывал? – оживился Федонин.

– Константин Владимирович, – кивнул я. – Вам большой привет. Сказал, не следует торопиться с выводами, подождём результаты химических исследований… крови, подногтевого вещества, содержимого желудка… Вдова Семиножкина больно уж тревожилась.

– Значит, таблетки прятал? – покачал головой Федонин.

– Вообще-то он сильно верующим был, – поделился я своими соображениями. – Николай Петрович нам с вами рассказывал, что Семиножкин долгое время в музее работал, а мне кажется, это не главное занятие в его жизни. Приехал я осматривать их квартиру и ахнул. Чуть не алтарь из икон на одной из стен в его комнате и утвари церковной полно. Он или собирал всю жизнь, или в церкви служил.

– Хоббизм, – всполошился Готляр и глаза его засверкали. – Сейчас этих сумасшедших!

– Неслучайно он насчёт креста архиерейского беспокоился. Аж до Петровича ходы нашёл. Неспроста это, верно ты подметил. Полно, значит, этого добра в его хате?

– С избытком. Только выводов из этого никаких, – погрустнел я.