Через год повторился эксперимент с автомобилем. Они возвращались из областного центра Западной Украины – города Ужгород, где купили породистую овчарку и проезжали Карпаты.
– Ты о какой машине мечтаешь, Слава? – спросил отчим, закуривая сигарету.
– Я? – задумался на минуту мальчик. Ему вспомнилась коллекция значков, недавно купленная в отделе «Канцтовары». Бугатти, Паккард, Бьюик. Машины, о которых он читал в журналах «Наука и жизнь». Они манили своими формами, мощью и уникальностью. Набравшись смелости, он ответил:
– Мне всё равно, какая будет у меня машина, главное, чтобы с водителем, – выпалил он тихой скороговоркой и посмотрел на недоброе лицо отчима, блеснувшее недобрыми карими глазами.
Шоссе петляло змейкой среди густых высоких елей. Вечерело. Стрелка спидометра перевалила за отметку сто.
– Я перекушу на ходу, а ты держи руль… – сказал он.
– Может, остановимся?
– Не будь бабой! – отрезал отчим и открыл консервированную гречку с мясом. Слава, сидя на пассажирском сидении, левой рукой управлял автомобилем. Временами автомобиль пересекал сплошную разделительную линию, и злобные комментарии сыпались в его сторону: «Бери правее, я сказал… откуда у тебя руки растут?» Внутри от страха всё сжималось и переворачивалось. Хорошо, что встречная полоса была свободной. Отчиму было интересно наблюдать за побелевшим и взмокшим от напряжения пасынком, и он ел не спеша. Лишь когда закончил ужин, он отпустил газ и нажал на педаль тормоза, чтобы помыть руки и вытереть смолистые усы.
Спички
Лёня и Слава познакомились на деревенской свадьбе. Это был его первый друг. На голову выше, в полтора раза шире, с толстыми губами из-за чего улица дала ему кличку Пельмень. Уже в семь лет новый друг превосходил его по силе, весу и знаниям дворовой жизни.
Славина мать сдавала сад в аренду молодожёнам. Калымщики устанавливали шатёр из плёнки, рубили лавки для гостей, приглашённые бабки варили праздничные обеды, остатки которых доставались детворе. Приходило человек сто или двести, которые два-три дня пили и танцевали, вытаптывали огород. На всю улицу играл ансамбль, а дети были предоставлены сами себе. На одной из таких свадеб мальчики и познакомились, и стали закадычными друзьями.
– Сява, давай покурим, пока твоих предков нет, – предложил Лёня в один из выходных дней.
– Давай! Только я не умею. Научишь?
– Конечно.
– А что курить будем? Отчим сигареты считает.
– Будем курить спичками… Я недавно пробовал… Нам надо двадцать-тридцать коробков.
Коробок спичек стоил одну копейку, как и стакан газированной воды без сиропа из автомата. В копилке Славы – картонной коробке из-под сигарет – хранилось два рубля, которые он сэкономил на школьных обедах. Продавщица магазина – тётя Катя – хорошо знала его мать. Не раз она продавала ему то сигареты, то водку с пивом для отчима, то доставала из-под прилавка «Фанту» и «Пепси-колу». Вот и сегодня она вопросов не задавала, несмотря на горящие глаза семилетних мальчиков. Местом для курения дети выбрали самую большую комнату в доме – гостиную.
– Смотри и запоминай – друг мастерски поджёг все спички в коробке, и когда все они загорелись, моментально закрыл его, – а теперь слегка приоткрываешь и втягиваешь дым ртом.
Боясь пропустить хоть малейшую деталь, Слава внимательно смотрел на его затяжки, выпускание колец дыма. Задумчивым выражением лица Лёня напоминал древнего алхимика, о которых Слава узнал в библиотеке. После уроков с правописанием премудрости друга казались фантастикой. Он хвалился, что пробовал краску, бензин, но от них его тошнило и болела голова.
– А что я должен почувствовать? – откашлявшись, спросил он у Лёни.
– Сява… это, как мультик классный посмотреть, только не по телеку.
– У меня не получается… Кашляю, да и во рту пересохло.
– Смотри на меня и повторяй… Салага.
За окном послышался скрип от открывающейся металлической калитки. Через окно дети увидели Славиных родителей.
– Шухер, атас! Отчим пришёл! Давай спички прятать!
– Куда? На кухню?
– На кухню не успеем. Давай под кресло.
Лёня прошмыгнул на улицу через окно гостиной, а Слава остался проветривать комнату.
– Чем это у нас в доме пахнет? – нахмурив брови, спросил отчим. Его глаза, выглядывающие из-под чёрных ресниц, не предвещали ничего хорошего.
– Мы с Лёней картошку варили, да забыли про неё. Вот она и сгорела! – оправдывался пасынок.
Это действительно было так. Увлёкшись спичками, они забыли о плите.
– Картошку, говоришь! Ты мне правду говори… хуже будет! Почему у тебя чёлка подпаленная? Тоже из-за картошки? И в зале чем пахнет?
Слава наблюдал его раскрасневшееся лицо, игру желваков на щеках, дёргающийся кадык, и ему стало страшно.
– Лёня учил, курить спичками! – сказал Слава и отодвинул кресло, за которым дымилось два десятка спичечных коробков.
– Неси ремень!
– Твой или дедовский?
– Армейский… ты сегодня заслужил пять ударов бляхой.
Со слезами он ушёл за дедовским ремнём. Казалось, что пол уходит у него из-под ног. Хотелось бежать, кричать и плакать от несправедливости. Отчим был на четырнадцать лет старше Славы, имел КМС по вольной борьбе, и удары ремнём наносил мастерски. «Уж лучше в угол, голыми коленями стоять на соли или горохе, чем ремень, после которого больно дышать, – так как отчим предпочитал бить его по спине… – я готов был ночь провести в погребе, месяц без телевизора и друзей, но только не ремень…» – думал мальчик, но вслух ничего не сказал. Хотелось убежать, исчезнуть, надеть шапку-невидимку, но только избежать наказания.
Слава почти никогда не называл его папой и чаще обращался к нему неопределённо.
– Папочка, – прокричал он на третьем ударе, – мне больно, пожалуйста, не бей, меня! Милый папочка, я больше никогда не буду курить, честное пионерское!
– Вова, не надо, убьёшь! – пыталась заступиться со слезами мама.
– Не мешай! Посмотри, кого ты вырастила?! Пусть засунет своё пионерское в свою жопу, раз не научился думать… Ира, уйди отсюда, а то и тебе достанется.
Славина голова была зажата между его коленями, руками он пытался освободиться, но безуспешно. На пятом ударе ему показалось, что он потерял сознание, и лишь ведро с холодной водой привело его в чувство.
– А теперь марш в погреб без света, к крысам, на два часа…! Неделю живёшь без телевизора, месяц без друзей…
Самокат
С семи лет Слава мечтал о самокате. Заходил в «Спорттовары» и подолгу приглядывался к нему. Зелёная рама, настоящие надувные колёса, багажник на заднем колесе, две фары, звуковой сигнал, ножной и ручной тормоз. Иногда, по пути со школы он заходил в магазин на улице 50 лет ВЛКСМ. Незаметно для продавцов, прикасался к сверкающей эмали, нажимал на ручной тормоз и наслаждался запахом новеньких резиновых колёс. Родителям он говорить боялся, так как отчим твердил, что они плохо живут, а мама брала в долг продукты из своего магазина.
«Когда-нибудь я накоплю… А пока буду кататься на трёхколёсном или на материнском под рамой» – мечтал мальчик.
На десятилетие ему подарили фотоаппарат Смена-8М. Два месяца увлечения – и игрушка осталась пылиться на полке. Реактивы, фотобумага, фотоувеличитель в комплект не входили, а две фотопленки быстро израсходовались. И он продолжал мечтать. «Если что-то очень хочешь, то это происходит» – фраза, которую он помнил из детского фильма.
Через два месяца после дня рождения к нему приехал отец. Мать развелась с ним, когда Славе было три года. Папа рассказал, что ударил её, когда она неряшливо вылила кипяток на ногу двухлетнему сыну. У него было два высших образования, вторая семья, ещё один сын и работал он мастером-инженером на заводе. Они редко виделись, так как в Киев Славу не пускали. Сегодня отец надел клетчатый югославский костюм и белую рубашку с галстуком и был так не похож на отчима, который считал этот атрибут удавкой и пережитком «вшивой интеллигенции».
– Мы пойдём, погуляем, ма?