Таможня дает добро

Таможня дает добро
Вячеслав Юрьевич Денисов

В «подарок» своей жертве убийца оставил золотую цепь и кучу баксов. Только вряд ли этот «вещдок» поможет молодому оперу Женьке Краеву вычислить, кто же убил его друга. Тем более что самого Краева обвиняют в убийстве наркомана. Приходится действовать на свой страх и риск – выманивать врага на себя. Краев добился своего – убийца перед ним. Только, увы, не Женька задержал убийцу, а тот скрутил лихого опера. Причем грамотно скрутил…

Вячеслав Денисов

Таможня дает добро

Герои и персонажи в повести вымышлены.

Совпадения с реальными лицами и событиями случайны.

Пролог

Ночью с машины Евгения Краева сняли колеса. Сам по себе этот факт экстраординарным не был. Месяц назад его «Жигули» девятой модели «разули» аналогичным способом на том же самом месте – на крошечной стоянке перед домом. Рано утром Женя вышел из подъезда, уселся за руль и включил зажигание, прогревая остывший за ночь двигатель. Слегка постукивая пальцами по рулевому колесу в такт струившейся из «Пионера» песенки про «Владимирский централ», он ловил на себе недоуменные взгляды прохожих. Эти взгляды его раздражали. Ну и что, что он опер из «уголовки»? Разве операм из уголовного розыска запрещается ездить на личных «девятках» текущего года выпуска? Вы хоть знаете, как они, эти «Жигули», у него оказались? Нет, не знаете! Эта машина не куплена на взятки и не подарена бандитами за услуги. «Девятка» выиграна. Но не в «Поле чудес», а в пари с папой. Впрочем, об этом чуть позже.

Женя решил, что двигатель прогрелся достаточно. Включив первую передачу, он слегка вывернул руль в сторону проезжей части и… Все было в порядке: передача включалась, руль крутился, обороты набирались. Был даже момент, когда обороты достигли уровня, когда надо переходить на вторую передачу. Если верить спидометру, Женя мчался по дороге со скоростью около шестидесяти километров, и мимо него должны были мелькать деревья, которые в данный момент стояли перед глазами как вкопанные. Женя мчался, а машина стояла на месте. Спасибо соседу.

– Евгений, – прокричал тот, высовываясь из форточки, – заканчивай херней страдать. Она так не поедет. Нужно колеса поставить.

Ошарашенный услышанным, сотрудник милиции открыл дверцу и выбрался на улицу. Он секунду смотрел на нижнюю часть своей машины и его «твою мать…» совпало с хлопком закрываемой соседом форточки.

Перламутровая «девятка» покоилась на пьедестале из кирпичей, выложенных чьей-то торопливой рукой. Четырех новеньких колес с «крутыми» дисками и покрышками «Гисловед» как не бывало. Теперь стало понятно, почему мимо окон не пролетали березки. На кирпичах ездить по городу, может, и можно, но трудно.

Краев тогда опоздал на работу. Признаться в том, что у него, опера, укатили из-под носа колеса с его же машины, означало стать объектом насмешек в коллективе. И Женя сказал, что сломался будильник.

Сейчас он снова смотрел на кирпичи и в его голове заворачивались в вопросительный знак мысли о том, как мотивировать опоздание сегодня и связана ли очередная кража с его профессиональной деятельностью. Если в бесполезности первого он не сомневался, то в отношении второго уже стала просматриваться тенденциозность. Помимо восьми укатившихся не по своей воле колес был еще сгоревший во время его отсутствия дерматин на двери и выбитое на кухне стекло. Если бы это были друзья отца, а точнее отчима, с которым он познакомился в пятнадцатилетнем возрасте, то в окно влетел бы не кирпич, а «Ф-1» или бутылка из-под шампанского с «коктейлем Молотова». Эти отморозки, имеется в виду сослуживцы и партнеры отчима, не станут тратить время на кражи колес и разбивание окон. Они обычно сразу разбивают головы. Чужие, разумеется. На мелкие пакости способна другая категория подонков – номенклатура Евгения Александровича Краева, капитана милиции. Весь материальный ущерб от этих пакостей можно было смело отнести на счет мести друзей тех, кто имел неосторожность воровать и грабить на территории райотдела, закрепленной за старшим оперуполномоченным уголовного розыска Краевым.

Женя с досадой плюнул под левое переднее… под левую переднюю кладку кирпичей и бросил на капот кожаную папку.

– Иди, иди! – услышал он за спиной. – Я присмотрю. Только вот что, Женька, мне через пару часов на работу нужно. Так что смотри сам…

Краев развернулся. Лица соседа не было видно из-за почерневшей от пыли и старости полиэтиленовой сетки от комаров. Сквозь эту сетку пробилась струя сигаретного дыма, и Краев снова услышал:

– Поймал бы ты их да жопу намылил как следует. Колеса-то хорошие были? Как в прошлый раз?

– Нет, – вздохнул Женя. – Это были колеса со служебной машины. На время взял, пока та в ремонте… Колеса дерьмовые, а шуму будет как из-за золотых.

– Ну, ладно, давай, беги. Я посторожу. Только – до десяти часов.

– Договорились, – расстроенно бросил Женя, взял папку и зашагал в сторону остановки.

Пройдя несколько шагов, он остановился, резко повернулся и запоздало крикнул:

– Спасибо, Серега!

Но тот, закрывая форточку, его уже не слышал.

* * *

До пятнадцати лет Женька рос счастливым человеком. Его отец умер, когда ему едва исполнилось три года, поэтому чувство горя от потери близкого человека в его памяти не всплывало. Отца он не помнил и не мог оценить присутствие мужского начала в семье. Женька довольствовался тем, что имел. Его мать, очень красивая и гордая женщина, тянула хозяйство, состоящее из сына и двухкомнатной квартиры, в одиночестве. Зарплаты учителя французского языка и небольших приработков в качестве репетитора хоть и хватало на жизнь, но не могло удовлетворить требования времени. Свои первые джинсы Женька надел именно в тот день, когда появился отчим. Вместе с джинсами на его кровати лежали вещи, об обладании которыми он мог только мечтать: настоящие, фирменные, привезенные из Германии спортивный костюм и кроссовки «адидас», куртка из плащовки с эмблемой хоккейного клуба «Детройт рэд уингз», майки, от лейблов на которых рябило в глазах и делало всю картину нереальной, – NIKE, REEBOK, PUMA…

Женька не верил, что все это происходит именно с ним. В доме появились дорогие продукты, аппаратура, а вскоре вся семья переехала в трехэтажный коттедж под охраной восьми здоровенных детин. Во дворе был бассейн, под домом – гараж, в котором стояли «Мерседес», «Крайслер» и микроавтобус. Мать преобразилась до неузнаваемости. Женька уже не видел ее стареньких костюмов и дешевой косметики учителки французского. Отчим покупал и покупал для нее баснословно дорогие вещи, приставил личного визажиста, причем делал он это такими ускоренными темпами, словно стыдился ее прежнего вида. Словно он желал стереть с нее все, что на ней было до сих пор. Женька просто не успевал за такими переменами в своей жизни и по малолетству считал, что пришла золотая пора, о которой часто говорила мама: «Наступит день, Женька, когда ты почувствуешь себя счастливым и все у нас будет хорошо…» Но он думал, что уже счастлив, раз жива мать и в доме есть все необходимое. И теперь он, словно во сне, пытался привыкнуть к переменам. Пытался привыкнуть быстро, поспевая за действиями отчима. Раньше Женькина жизнь тянулась, как пленка на мамином магнитофоне, – размеренно и медленно. Теперь же казалось, что появившийся в ее жизни мужчина нажал кнопку ускоренной перемотки. В доме стали появляться обеспеченные люди – знакомые отчима и партнеры по работе – и с чувством плохо скрытой брезгливости бросать косые взгляды на мальчишку и его мать. Эти двое словно мешали нормальному течению жизни, словно были из другого, чуждого им мира. Иногда эти деловые и дружеские встречи затягивались до утра и сопровождались питием дорогостоящих напитков и карточными играми. На кону стояли суммы, от которых Женьку коробило. К отчиму он обращаться боялся, а та информация, которую он получал от матери, ограничивалась сведениями о том, что Николай Владиславович является директором завода буровой техники. Что такое отцовская любовь, Женька узнать так и не успел. Первым чувством, которое он испытал к новому человеку, стала ненависть.

Николай Владиславович ударил по лицу мать уже через месяц совместной жизни. Простить такое пятнадцатилетний пацан не мог никому и ни при каких обстоятельствах. Его кулак врезался в подбородок отчима уже через секунду после случившегося. Мальчишка стоял напротив стокилограммового мужика, как ощетинившийся хорь, и ждал расправы. Однако отчим, который даже не пошатнулся после удара, пошевелил нижней челюстью, словно вправляя кости на место, и спокойно проговорил:

– Молодец, пацан. Далеко пойдешь. Если не остановят. А ты, дорогая, прости, больше не повторится. Похоже, и мне привычки менять надо.

В последующем такое действительно не повторилось, но изменить отношение Женьки к отчиму это уже не могло. Напротив, мальчишка все стал делать вопреки желаниям Николая Владиславовича. Отчим хотел отправить пасынка на лето в Германию, «посмотреть мир», а тот все три месяца проработал на заводе токарем. На заработанные деньги купил себе одежду по средствам, а все подаренные «прикиды» сложил в сумку и оставил в кабинете Николая Владиславовича. Тот смирился, но сумку перенес в Женькину комнату: «У меня места там нет…» Потом последовало предложение «отмазаться» от армии: «Меня уважаемые люди в городе не поймут, если мой сын будет служить…», однако Женя Краев через месяц поступил в военное училище, хотя об этом ранее даже не думал. Выдержав все четыре года муштры – сломаться и вернуться он не имел права, – получил диплом, свидетельствующий о наличии высшего образования, и уволился из армии, прослужив командиром взвода в Даурии всего полгода.

Его ждали в городе мать и отчим, который сразу по его приезде договорился с ректором университета об устройстве пасынка на экономический факультет. Заодно уже был решен вопрос о его работе в должности начальника торгового отдела в компании по продаже угля. Евгений Краев поступил по-своему, и на этот раз его решение резануло отчима если не по сердцу, то по рукам – точно. Сразу после приезда Женя пошел в кадры Управления внутренних дел и написал заявление с просьбой принять на работу в уголовный розыск. После собеседования, медкомиссии и проверки ему дали «добро», и Николай Владиславович схватился за голову.

– Евгений, если ты не думаешь о своей судьбе, то подумай о моей и матери. Все мои коллеги по работе и просто знакомые – уважаемые, авторитетные люди, не раз отбывшие наказания в местах лишения свободы. Что они скажут, когда узнают, что мой сын – мент?

– Моя мать будет только рада, а ваша судьба мне безразлична, – ответил тогда Женя, поставив на стол полупустую чашку кофе.

И, выходя из дома, добавил:

– И уж на что мне совсем наплевать, так на ваших коллег. Авторитетных.

На следующий день он переехал в осиротевшую после их с матерью отъезда квартиру. Через два года стал старшим лейтенантом милиции, еще через год досрочно получил капитана и был назначен на должность старшего оперуполномоченного уголовного розыска территориального отдела внутренних дел. Все это время он тепло общался с матерью и по вынужденной необходимости – с отчимом.

Вот, пожалуй, и вся предыстория. Хотя нет.

Машина.

Два месяца назад Николай Владиславович, находясь в подогретом состоянии после визита очередных «деловых», попытался прочитать Жене лекцию о бессмертии душ тех, с кем он общается. Они-де умны и осторожны, а потому, мол, неприкасаемы.

– Вот взять, к примеру, президента Клуба профессионального бокса города Арцеулова Эдуарда Владимировича. Кристальной чистоты человек. Все свои миллионы заработал благодаря уму и цепкости. Что под него копать, если копать нечего?

– Накопать можно и под столб, – нехотя возразил Женя, у которого не было никакого желания общаться с отчимом, тем более полупьяным. – А уж под любого вашего друга…

– А чем тебе мои друзья не нравятся? – побагровел Николай Владиславович. – Я живу, как хочу, а ты – как можешь. Как тебе позволяют жить такие, как я и Арцеулов! За все заплачено, парень! Вашу ментовку, как и тебя, можно купить точно так же, как два кило огурцов. Все дело в звании, то есть – в сумме!

Евгений посерел лицом, а отчим продолжал:

– Это вы только по «ящику» чисты и неподкупны! А вот вас как копни – все говно наружу лезет! Праведники…

– Как вы говорите? Арцеулов? – Женя встал со стула.

– Да, запомни эту фамилию! На наших фамилиях жизнь города и таких, как ты, трепещется. Если его ваши начальники смогут в черных делах уличить – забирай мою «девятку»! Позавчера купил для охраны, хер с ним – забирай!!! – Пьяный отчим по-барски махнул рукой.

– Подожди. Не торопись… – Краев прищурил глаза. – Без штанов останешься, авторитетный ты мой…

Николай Владиславович остался со штанами и всем остальным, но без «девятки». Его деловой друг, один из столпов города, Арцеулов Э. В. ровно через неделю был задержан сотрудниками РУБОП, а впоследствии арестован. Прокуратурой города ему было предъявлено обвинение по нескольким статьям Уголовного кодекса, в том числе за несколько эпизодов вымогательства, похищение человека и хранение оружия. Поводом тому послужила конкретная, говоря языком сыщиков УР – «в цвет», информация от одного капитана-опера из районного отдела внутренних дел.

– Далеко пойдешь… – заметил, как и десять лет назад, Николай Владиславович. – Если не остановят.

Его подозрительный взгляд, казалось, насквозь буравил Женю, когда он передавал ему ключи от машины.