Топор правосудия

Кажется, не заметили…

Обычный день рядового российского судьи подходил к своему концу.

Всю ночь Антон провел в мучениях. Надежда на то, что украденное Семенихиным дело можно будет отыскать по горячим следам, не оправдалась. Перец теперь наверняка знает о важности этого дела. У них с Семенихиным было много времени для того, чтобы обсудить план обмена его на твердую валюту. Если бы дело сам выкрал Цеба, отпущенный под подписку о невыезде, можно было не сомневаться, что пепел протоколов допросов, экспертиз, заключений и осмотров уже давно развеян с моста над Терновкой. Однако дело увел очень жадный человек, наркоман со стажем и просто нехороший человек. Вряд ли Семенихин сделал это исключительно из альтруистических побуждений, горя желанием спасти «братка»-соседа от неминуемой каторги. Это не тот тип людей. Семенихин крадет для того, чтобы продать и нажить денег. Наверняка к этому же типу относится и Перец. Лишившись в одночасье шуб и имея на руках одно лишь дело Цебы, он предпримет все усилия, чтобы получить компенсацию за нанесенный себе материальный ущерб.

Но когда и как он будет это делать? Семенихин не успел сказать даже фамилию Перца.

А это означает, что за сегодняшний день Антон не приблизился к своему спасению ни на шаг.

Жена Антона, Саша, поняв, что муж чем-то удручен, не стала его мучить расспросами. И в этом была права. Вряд ли Струге сейчас хотелось объяснять любимому человеку свое нынешнее положение. Придет час, когда он это сделает.

Утром он поднялся с постели в таком состоянии, как будто провел ночь в разухабистом запое. Путь на службу оказался самым долгим за всю его карьеру. Антону показалось, что он прибыл на службу лишь к обеду.

Но время до обеда растянется для него на неделю. А первым же испытанием будет вызов Николаева к себе.

– Виктор Аркадьевич велел передать вам, – сказала Алиса, едва Струге вошел в кабинет, – чтобы вы зашли к нему.

– Спасибо. – Антон разделся и направился по коридору.

Причина вызова оказалась ясна, едва он пересек порог кабинета председателя. У него вновь сидел господин Балыбин Вольдемар Андреевич. Если бы вчера он не вышел из кабинета перед Струге, Антон подумал бы, что он вообще отсюда не выходил. Шикарный костюм от Бриони Вольдемар Андреевич сменил на не менее шикарный от Рико Понти, а мокасины рыжие – на мокасины черные. Неизменной оставалась лишь заколка-»мигалка» чуть пониже узла галстука.

– Доброе утро, Антон Павлович! – приветствовал Струге Николаев. – Что-то вы плохо выглядите. Нагрузка, я понимаю…

Последняя фраза была явно лишней. Не нужно говорить о том, что известно каждому судье. Скорее, это было сказано для Балыбина. Ему-то явно не известно, какая у судей нагрузка. Впрочем, зачем ему это знать? Ему наплевать на это. Его сейчас интересует одно-единственное дело.

– Антон Палыч, дайте сигнал Алисе – пусть она принесет дело… – попросил Николаев.

– Зачем я буду давать Алисе сигнал? – посуровел Антон.

– Нам нужно полистать дело, оценить. Ну, Антон Палыч, не будьте ханжой.

Струге сел без приглашения за стол и тяжелым взглядом окинул президента филиала.

– Значит, так. Никаких сигналов я никому давать не стану. И никакие дела мы тут листать не будем. Это так не делается, Виктор Аркадьевич. При всем уважении к Вольдемару… Андреевичу, да?

– Да, Андреевичу, – подтвердил Балыбин.

– Так вот. При всем уважении к Андреевичу, никаких дел в его присутствии я листать не буду. И тем более подвергать их оценке. Но готов ответить на вопросы, на которые сочту нужным дать ответ. – Оценивая эффект, который произвела его тирада, Струге добавил: – И еще… Я не ханжа, Виктор Аркадьевич, не нужно так. А то я ведь могу и на вопросы не ответить.

Николаев очень хорошо понимал, что в своей фамильярности и мнимом панибратстве слегка перегнул палку. Лукин предупреждал, когда освящал приход Николаева к должности председателя Центрального суда:

– Не шути с этим парнем. Он тебе и без твоих шуток дел наделает. Не утрешься. Нужно сообща, Виктор Аркадьевич, сообща. Понял?

Николаев хорошо понял. И нынче, балансируя между Лукиным и Струге, иногда ошибался. Особенно обидным было то, что он видел – Струге все понимает.

– Ладно, – быстро согласился он. – Присутствие дела тут необязательно. Рядом с нами судья, знающий его как содержимое своего паспорта.

– Я вот, например, – заметил Балыбин, – ни одной цифры из своего паспорта не помню. Вчера Антон Павлович дело не читал, откуда же он может знать его сейчас?

После этих слов Струге с огромным трудом подавил в себе желание встать, взять этого кабана за кучерявый затылок и лобовой костью президента филиала сломать николаевскую столешницу. Этот фраер будет здесь юродствовать и определять правила поведения судьи? Встать или не встать?..

«Не встану», – усмехнувшись, решил Антон. Вместо этого он улыбнулся.

– Ну зачем вы так? Конечно, дело прочитано, раз за него просят уважаемые люди.

Балыбин, который не отрывал от Струге глаз, прекрасно понимал, что судьишка издевается. Когда Лукин выступил одной из подпорок при выдвижении его на пост президента филиала, он дал Струге очень короткую характеристику:

– Мутный тип. Держи, Вольдемар, ухо востро. Едва он уловит в тебе хоть слово лажи, тут же укусит. Понял?

Вольдемар Балыбин понял, что Струге укусит. А как держать с ним ухо востро – уяснил не совсем четко. И сейчас, рассматривая на лице судьи резиновую ухмылку, Балыбин понимал, что с его стороны совершен прокол и теперь следует ждать укуса.

– Так что, – между тем продолжал Антон Павлович, – спрашивайте. Обещаю, что над ответами долго думать не буду.

Николаев замялся, а президент филиала поморщился и поправил галстук. Струге подумал о том, что сейчас говорить. Все, что ему известно из толстого уголовного дела, это то, что обвиняемый – Цеба Артур Алексеевич. А еще то, что он является племянником президента фонда. Все.

«Эх, знать бы хоть, кто потерпевший! Да кто остальные участники, где дело было и размер ущерба…»

Антон спокойно улыбался и смотрел то на Николаева, то на Балыбина. То, что сейчас происходило в кабинете, по своим признакам полностью относилось к беззаконию. Двое судей это понимали очень хорошо, Балыбин же даже не догадывался. Ему казалось, что двое недоумков валяют ваньку, набивают себе цену, чтобы подороже продать свои дешевые шкуры. Сделав такой вывод, он спросил:

– Что реально угрожает Артуру?

Струге не думал и секунды.

– Разбой – преступление дерзкое, относится к категории тяжких; в среде уголовников вызывает невольное уважение к лицу, его совершившему. Так что издевательства со стороны сокамерников Артуру Цебе не угрожают. Теперь – что касается закона. Поскольку в разбое участвовала группа лиц по предварительному сговору, то Уголовным кодексом это квалифицируется как третья часть данной статьи. От восьми до пятнадцати с конфискацией имущества.

Антон, переводя дух, молил о том, чтобы в утерянном деле следователь предъявил всем участникам преступления именно то, что он сейчас выдал.

– Да какое тяжкое! – возмутился Балыбин. – Артур вообще в самом разбое не участвовал! Он на стреме стоял!

– На чем, простите, стоял? – уточнил Антон Павлович.

– На стреме!

– На чем? – снова спросил Струге.

– На шухере, – перевел на более понятный язык Вольдемар Андреевич.

– И что он делал?

Балыбин был взбешен.

– Понимаете, уважаемый судья, Артур стоял и следил за обстановкой. В случае опасности, он должен был подать сигнал, чтобы его друзья не попали в руки милиции. Теперь понятно?

– Теперь понятно. – Антон мотнул головой и откинулся на спинку стула. – Не понятно другое. По-вашему, это называется «не участвовал в разбое»?

– Он не грабил! – Вольдемар Андреевич налег своей мягкой грудью на стол. – Не пытал хозяйку квартиры утюгом и не вынимал из шифоньера эти чертовы пятнадцать тысяч долларов! Он просто стоял у входной двери внутри квартиры и даже не знал, что в ней творится!

Струге шумно выдохнул воздух.