Внутренний мир

САША. Сейчас время другое.

ДЕД. Время всегда одно и тоже, пора бы уже и знать – не маленький. Люди, те да, меняются, а время нет. Вот я когда старые фильмы смотрю, то кажется, что даже солнце по другому светило, краски ярче были… А это просто пленка старая.

САША. Да, наверное…

ДЕД. Вот ты из своего детства, что сильнее всего запомнил?

САША (задумчиво). Сильнее всего? Как в Москве в зоопарк ходили, демонстрацию помню, когда кексом отравился.

ДЕД. А вот теперь вспомни, воздух другой был? Солнце по другому светило?

САША. Вот этого не помню, то есть что Солнце, было, помню, а вот какое… Зато помню, когда на старой квартире жили, в ванной стенка была вся в мелких трещинках, я когда купаться залезал, смотрел на нее и лица видел. Солдат там был в папахе, суровый такой и женское лицо такое грустное…

ДЕД. А я из своего детства случай один запомнил: мы на станции жили, родители работают, до нас дела нет, так мы гурьбой по станции и ходим. Ну, понятно все мальчишки – дураки. Подходит к нам какой-то мужик, я его раньше у нас не видел и говорит: «ребята, вы чего здесь околачиваетесь, на седьмом разъезде вагон с конфетами перевернулся». Мы туда бегом, а это почти до города, ну там, разумеется, ничего нет, мы назад, а на станции дым, огонь. В общем, пока нас не было, налет совершили, склад разграбили и начальника станции убили. Я с тех пор, когда конфеты ем, тревожно так на душе становится.

САША. А я когда первую сигарету утром курю, такое чувство вины… Легче бросить.

ДЕД. Ну, так брось.

САША. А как я думать буду? (достает из пачки сигарету, разминает ее) Да и потом как разрисуешься, вобще все время куришь, это уже как воздух становится.

ДЕД. Да как бы не здоровье, я бы тоже курил. Но ведь взял себя в руки, я даже стих такой помню, написал: «Эту гадость – никотин, курит пусть еврей, грузин».

САША (закуривает). Это точно.

ДЕД. Ой, довели страну оглоеды… Давеча смотрел по телевизору один моряк рассказывал, как на флоте жрать нечего, так они с товарищами собаку поймали и съели. Но, правда, он такой виноватый был. А с другой стороны, ну если дал промашку – молчи, ты же моряк. Все не то… Вот ты Саш, будешь смеяться, а я ведь помню, как при Хрущеве первые пакеты с молоком появились – народ брать боялся….

САША. И сейчас боится…

ДЕД. Ну да щас, всего бояться надо. Вот почему раньше СПИДА не было?

САША. Почему?

ДЕД. А не нужен был.

САША (иронично). Да, дед без него как-то сейчас не-то…

ДЕД. Все не то… Да мы то ладно пожили, а вот вы же ничего толком не видели, вот что обидно… А я вот Саш, выпить любил. Сядешь с друзьями где-нибудь в лесочке, газетку расстелишь, разложишь все так покрасивше…

САША. А я один люблю.

ДЕД. Вот это плохо.

САША. Да нет, хорошо. Сидишь в кресле со стаканом и на книжный шкаф смотришь, и каждая книга как собеседник тебе, а главное что никто к тебе не пристает, в душу не лезет.

ДЕД. Это книжки-то в душу не лезут? Это ты загнул, парень… Я, когда на заводе работал, в библиотеку записался, тогда с этим строго было. Так вот. А книг мало было, по списку давали, когда моя очередь подошла, выдали мне… дай, бог памяти, а… «Основы хирургии спинного мозга», третий том. Я отказаться хотел, а мне приказали прочитать и доклад сделать.

САША. Прочитал?

ДЕД. Прочитал. По ночам снилось, будто позвоночник над лесом летает и голосом Сталина прощения просит. Тогда как раз ХХ съезд проходил. Так вот потом какую путевую книгу ни открою, ну там Шолохова или Пушкина – вроде слова другие, а все равно про спинной мозг выходит.

САША. У тебя идиосинкразия.

ДЕД. С меня и энуреза хватает. Ты вот лучше скажи, вот эта философия, есть там правда или так, туману нагоняют?

САША. Смотря, кто.

ДЕД. Ну, вот Маркс? Ильич-то понятно мудозвон был.

САША. Да как-то не интересовался, наверное, есть что-то. В каждом системе что-то есть…

ДЕД. И в моей будет.

САША. Секту хочешь организовать?

ДЕД. Ну, секту, не секту, а духовный кружок. Ты Саш ведь знаешь, мне есть чему людей научить. Тем более сейчас, когда о душе люди думать перестали.

САША. Знаешь, сколько таких пытались?

ДЕД. Знаю. Я когда с завода на комбинат перешел, про Порфирия Корнеича Иванова узнал, загорелся его посмотреть, когда отпуск получил, поехал к нему. Так вот Саш, подхожу к селу, а навстречу по сугробам бежит мужик в одних трусах, а по лицу видно – запойный. Понял я всю его систему, повернулся, плюнул и уехал. Потом дурачок этот, который в милиции работал и в небе ножницы увидел, а…. да разве упомнишь всех! Наш человек доверчивый как собака, кто ему косточку пообещал, к тому и ластится.

САША. А то ты их будешь мясом кормить. Наберешь кружок, они на тебя квартиры перепишут и все, свалишь куда-нибудь на Кипр. (Хлопает в ладоши) Шутка, дед.

ДЕД. Глупый ты Саш, я людям перед смертью послужить хочу. Всю жизнь так жил и наставники мои, что по жизни встречались, все учили, что бы другим помогал.

САША. Прежде всего, нужно себе помочь.

ДЕД (иронично). Ну-ка, ну-ка просвети дедушку.

САША. Рентген просветит. В тебе дед нет духовной твердости. Отсюда и твоя растерянность перед фактами жизни.

ДЕД. В мене знаешь, какой стержень? Да я…

САША. А вот так можешь?

Саша отходит на центр комнаты, садится в позу лотоса начинает произносить мантру. Дед подходит к нему, прислушивается, садится на пол и пытается завести ногу за ногу.

ДЕД. Ой! (Заваливается на бок и трясет ногой) Ой! Больно, ой не могу!

САША (не открывая глаз). Учись преодолевать свою боль.

Дед, поджав ногу, встает и садится на табурет. Саша продолжает читать мантру.

ДЕД. Саш…

САША. Чего?

ДЕД. Ладно, не получится у меня. Я лучше по старинке.