САША (поднимается). Хозяин – барин.
ДЕД (гладит себя по пояснице). Господи как быстро состарилось мое тело… Моя ветхая тюрьма. Стены сгнили и скоро рухнут, зато я честно отсидел свой срок, все семьдесят лет. Скоро я получу амнистию. Тебе придется жить самостоятельно. Не боишься?
САША. Не боюсь.
ДЕД. Но ты мне должен пообещать одну вещь…
САША. Какую?
ДЕД. На моей могиле, то есть на моей плите будет рисунок – я стою на обрыве скалы… Вот так…
Дед встает на табурет и скрещивает на груди руки. Дверь открывается, и в комнату заходят два риэлтора – Константин и Юрик. Константин, постарше, в длинном кожаном плаще, в руках небольшой портфель. Юрик одет в теплую спортивную куртку, на голове черная бейсболка. Константин проходит сквозь Сашу и открывает форточку, от сквозняка фигуры Саши и деда теряют очертания, и превратившись в серый дым, улетают за дверь.
ЮРИК. Здесь тоже ремонт сделали…
КОНСТАНТИН. Вижу.
ЮРИК. По моему нормально.
Константин не отвечает, подходит, трогает рукой стены, осматривает потолок.
ЮРИК. Ну, че скажешь?
КОНСТАНТИН (зевает). Нормально.
ЮРИК (оживившись). Вот и я так говорю, а Толик уперся – типа дорого, я ему кричу: «Не хочешь, не надо – цену все равно сбивать не буду»…
КОНСТАНТИН. Мудак, твой Толик.
ЮРИК. А кто спорит? Квартира считай в центре, плюс «косметика», привык, понимаешь верхушки снимать!
КОНСТАНТИН. Ты ему за столько же толкал?
ЮРИК. Ну, ясен день, я что барыга, что ли?
КОНСТАНТИН. Конечно, барыга.
ЮРИК (вздыхая). Ну накинул немножко, так ведь центр почти…
КОНСТАНТИН. Щас на это не смотрят.
ЮРИК. Ну не скажи…
КОНСТАНТИН. Короче, беру, но двадцатку скинешь. А не хочешь, иди к Фариду, он тебе в лучшем случае за эту конуру сто пятдесять отвалит, и еще рад будешь.
ЮРИК. Войди в мое положение, у меня три таких на шее висит, завтра Костя за долей придет, что я ему скажу?
КОСТАНТИН. Не мои проблемы.
ЮРИК (вздыхая). Понятно. Сегодня оформим?
КОНСТАНТИН. Давай уже завтра… И эта… с соседями разговаривал?
ЮРИК. Разговаривал. По сотке кинул, чтоб сразу не проболтались.
КОНСТАНТИН. Ну да все равно всплывет… Они, что алкаши были?
ЮРИК. Да нет вроде… Дед пенсионер, внук художник.
КОНСТАНТИН. Художники, знаешь, как бухают?
ЮРИК. Соседи говорят – тихо жили, дед только странноватый был, наверное, он и забыл утюг вырубить.
КОНСТАНТИН. А какая щас разница, все там будем… Тараканы здесь есть?
ЮРИК. Есть. Когда пожар был, они к соседям ломанулись, пересидели и назад.
КОНСТАНТИН. Значит можно жить – первый признак.
ЮРИК. А еще признак, когда по весне хочется одеть ботиночки и пойти, куда глаза глядят.
КОНСТАНТИН. Весной, когда оттаивают помойки, в голове появляется слабость, и ты пьешь из литровой банки облепиху…
ЮРИК. А в почтовом ящике лежит приглашение…
КОНСТАНТИН. Куда?
ЮРИК. Туда…
КОНСТАНТИН. А…
ЮРИК. А ночью снятся такие сны, что лучше и не спать. Будто я птица, типа чайка… И планирую в потоках городского ночного воздуха… А внизу огоньки, проститутки, омоновцы… А ветер теплый и пахнет бородинским… И ты дышишь им… Вот так… (Выпучив глаза, вдыхает полной грудью, сузив глаза щелочками, выдыхает)
КОНСТАНТИН. А кто-то внутри тебя дышит параллельно тебе…
ЮРИК. И ждет, ждет, когда кончится срок…
КОНСТАНТИН. И от этого дышит быстрей, чем ты…
ЮРИК. Здесь хорошая акустика, давай послушаем…
В наступившей тишине, слышно учащенное дыхание. Константин делает Юрику знак, и они уходят.
ЗАНАВЕС