Эра беззакония

– Как большинство нормальных людей, – генерал смотрел на него серьезно. Впервые за день во взгляде проступила глубина, до которой не допускают чужих. Настоящие чувства и мысли. – А ты задай! И попробуй ответить.

– Ну… Неплохо жить и помереть за границей, там кладбища, говорят, красивые. В Европе, где-нибудь, или в Америке, – сказал Калмычков.

– Тебе до этой красоты уже дела не будет. А прикинь своими светлыми мозгами, сколько надо заработать, чтобы так прилично сандали завернуть. Домик для семьи, машинка, бизнесишко вшивенький. Сколько? – спросил генерал.

– «Лимон» баксами, не меньше, – очень приблизительно посчитал Калмычков.

– Миллион долларов, по нынешним меркам, сущий пустяк, мелочишка. Ты его быстро наскребешь. Уволишься из милиции и двинешь «за бугор». А бабки-то нелегальные! Как отмоешь?

– Не собираюсь я никуда. Мне и здесь хорошо! – засмеялся Калмычков.

– Хорошо, пока у тебя миллиона нет. Заведутся деньги, так и набегут желающие поделиться. Примеров – половина сводок любого УВД. Что далеко ходить, мы с Макарычем тут как тут. Гипотетически… – сказал генерал.

– «И вечный бой, покой нам только снится…» – Калмычков начал понимать направление генеральской мысли. – Не пустят нас в Европы с криминальными деньгами? Многие уехали. Что, у них – гонорары от лекций?

– Не знаю. Смотри, сколько бывшей братвы до трусов раздели. И в Испании, и во Франции. А в Америке как сажают! Не то что на родине. Министров не жалеют, а мелкоту, вроде нас, пачками. Хоть один «русский» олигарх в Америке живет?

– Да, Серафим Петрович, динамику я вижу, – согласился Калмычков. – От своего ворья задыхаются, наше им – без надобности.

– Помяни мое слово: только тем, кто особенно России нагадил, что-то оставят, остальных за каждый доллар десять раз перетрясут. Оберут естественным ходом событий. Кризис, инфляция… Козыри у них. И приводные ниточки. Все посчитали. Взрастили олигодемократию для разрушения страны. За наш счет и нашими же руками. Единственная «реформа», которая выдает планируемый результат. Пройдем «точку невозврата», и цирк кончится. Всех свернут: и олигархов, и президентов, и умников с телевизора. Продукт потеряет актуальность. И если куча зеленых бумажек еще будет что-то стоить, ее отберут на вполне законных основаниях. Им «пустые» доллары как нож по сердцу. И красивая жизнь у них не для нас приготовлена… – Генерал похлопал Калмычкова по спине. – Так что, Коля, помирать нам придется здесь. В помойке, которую дружно устраиваем.

– Странно слышать от вас такие речи, товарищ генерал. Я думал, наверху только своими делами озабочены, – сказал Калмычков.

– Инстинкт самосохранения и у сволочей просыпается, – генерал разошелся. – Мы, сегодня, страна сволочей, Николай. Вот наше правильное название. Скопище человекообразных особей, одержимых желанием хапнуть. Неважно, что! Что под руку подвернется. Огромных размеров коробка с тараканами. Копошимся… Рвем все, до чего челюсти дотягиваются. И собратьев душим. И коробку почти прогрызли… Посыпемся не сегодня-завтра… Врем и воруем! Что еще делать умеем? «Жигули» и «Волги»? Велосипеды – китайские. Даже тапочки!.. А жить хотим красиво. Но и этого – не умеем. На Запад собрались? Здесь результаты трудов своих жрать придется! Чувствуешь перспективу?

– На наш век спокойной жизни хватит! Люди довольны. Жизненный уровень растет. Капитализм. Кто смел – тот и съел! – возразил Калмычков.

– Этим, кто съел, мы как раз и служим… Должны их по зонам охранять! Но, поскольку рыло в пуху, занимаемся несвойственными функциями, – сказал генерал. – А капитализмом близко не пахнет. Сказка для дураков.

– Где же выход?

– В том и трагедия, Николай, что выхода нет. Тухлую рыбу свежей не сделаешь. Мы прекрасно выполнили задание – стали тараканами. Таких не жалко. На это и расчет. Но, потихоньку, осознание приходит. Его стараются не допустить. Аж из телевизоров выпрыгивают! Разделение идет: на тех, кто здесь умирает и умирать будет, и тех, кому красивое кладбище обещано. Мало кто еще понимает, к какой команде относится, но водораздел пройдет здесь. Точно.

– Что-то можно изменить? Не пойму, куда вербуете? – спросил Калмычков.

– Никто тебя не вербует. Ускоряю твои собственные мысли. Год, два и ты до этого додумался бы, – ответил генерал. – Кстати, про кладбища. Обещано – не значит – гарантировано. Перед семнадцатым годом пол-России свободой бредило. Сколько интеллегентов Гражданскую войну пережило? И что они получили, скинув оковы царизма?

– Ну, их, Серафим Петрович! Получили по заслугам… Мне-то что делать придется? И за что продаюсь?.. – не унимался Калмычков. Его тяготили генеральские выкладки.

– Закроем вопрос. Продажный, ты и бесплатно не нужен. Продажных подполковников у нас на дивизию наберется. И каждый из них на твоем месте за счастье посчитал бы оказаться. Но продал бы… – вздохнул генерал. – Тебя из сотен кандидатов выбрали. По ряду параметров. Умных мало, а надежных – практически нет!.. Подозреваем, что ты из редкой породы людей, у которых есть и то, и другое. Очень надеемся. Для больших задач хотим использовать. Если не ошиблись, конечно.

– Звучит интригующе. Льстит. А как с принципом взаимной выгоды? – поинтересовался Калмычков.

– Не прогадаешь! – ответил генерал. – Нам интересно своих людей как можно выше продвинуть. Карьера возможна головокружительная. По мере подъема, будешь решать наши задачи. Глядишь, через пару лет – генерал в Москве! Еще на меня, старого, покрикивать станешь. Впрочем, карьера – побочный эффект. По сути: страну надо спасать, Россию. Рухнет бедолага, и нас под собой похоронит. Считай, что в основе – шкурный интерес. Круг лиц, озабоченных собственным будущим. Группировка. Клан. Неизбежная болезнь большой структуры. Цель клана – власть. Идеи отдельных членов никого не интересуют. Таких дураков, как я, может, и нет в нашей группе. Каждый ищет выгоду. Какие сейчас разговоры о долге. Но мы понимаем: умирать, а главное жить – предстоит в России. Значит, те, кто ее продает в расчете на красивые кладбища, – враги. Понял?.. Хватит с тебя для первого раза. Перевари… – Генерал сказал все, что хотел, и начал, кряхтя, подниматься с бревна. Калмычков вскочил и протянул руку. Арапов оперся о его ладонь своей крепкой «клешней». Нечаянно получилось рукопожатие, скрепляющее договоренность сторон.

– По рукам? – спросил генерал.

– По рукам! – ответил Калмычков.

– Тогда пойдем, по рюмашке. Отметим…

Добрели до генеральской дачи, погрелись коньяком, но разговоров о делах больше не вели.

Он возвращался в город победителем!

Фанфары, литавры, ликующий рев толпы – все атрибуты триумфа ощущал в себе Калмычков. Торнадо чувств! Победа захлестнула его. Восторг наполнил каждую клеточку тела.

«Сами принесли! На блюдечке с голубой каемочкой. Как в книжке! Могли размазать, в пыль стереть. А они оценили! «Нужен!» – говорят. Конечно, нужен! Серьезные дела могут делать только серьезные люди. Таким я себя и ковал! Год за годом. Не продешевить бы…»

Он летел по темнеющему шоссе, забыв включить фары. «Какая мелочь! Бояться?.. Чего?» Судьба только что послушно склонила головку. «Что прикажешь, хозяин?» Хозяин!..

Он много работал. Он рисковал. По сути – преступник. А вместо кары судьба позвала его на пир. Теперь перед ним безграничный, для избранных, «шведский стол». Все на блюдечках, да с каемочками. Он будет выбирать их как отпетый гурман. В меру и безошибочно. Ни одной не упустит!

Хозяин своей жизни! Он верно понял законы бытия. Не сегодня, а много раньше. Душным июньским вечером восемьдесят восьмого года, когда юный Коля Калмычков, измученный терзавшими его раздумьями, нашел правильный алгоритм существования и записал его в подвернувшейся под руку тетрадке.

«Жизнь – борьба. Она борется со мной. Топчет и унижает. Победит сильнейший. Кем хочу быть я? Победителем!» (Он подчеркнул это слово.)

Должен стать сильным. Слабый обречен на несправедливость.

Добрый беспомощен и смешон. Доброта связывает руки и делает слабым.

Стану сильным, смогу решать сам: что для меня добро, а что – зло.

Только умный силен. Глупец – игрушка в руках других.

Смогу объединить разум, волю и трудолюбие – стану хозяином своей жизни. Стану!»

Так написал семнадцатилетний парень, в последний школьный год. Ему многое пришлось пережить, прежде чем сложилось решение: «Жизнь надо победить!» Слишком больно оказалось наблюдать последствия менее принципиально выбранных кредо.

Сегодня Калмычков пожинал плоды. Он редко вспоминал ту тетрадку. Что в ней? Слова… Он превратил слово в дело. Стал сильным, умным и много работал. Результат налицо!

Судьба покорилась, легла и раздвинула ножки.

Он принципиально не включил фары, доехав до дома на одних габаритах.

В небывалом подъеме сил и эмоций он пребывал в этот вечер.

Наплевал на нудеж Валентины. Пропустил мимо ушей надоевшее: «Ксюши опять поздно нет…» Еще по дороге понял, что не сможет унять бушующий внутри ураган.

«Адреналин… Какой там, на хрен, адреналин!» Знавал он выбросы адреналина, по роду деятельности приходилось. Легкий зуд, этот адреналин, против ощущения собственной мощи, потенции и воли к действию.

«Горы сверну!..»

Он достал из бара гостевую бутылку «Стандарта», налил до краев самый большой стакан и выпил залпом. Оценил на просвет бутылку: «Ни то, ни се…» Прикончил остатки и только тогда задумался о закуске. Зачерпнул половником остывший суп и тупо выхлебал то, что попало в тарелку. Икнул, поднялся из-за стола, прошел в спальню мимо притихшей Валентины и рухнул поперек кровати.

Детство, отрочество, семья

23 октября, воскресенье