– Оказывается, мы с вами так близки, когда дело касается смерти. И кто же там всем заправляет? Виктор Борман?
Винсент отвел взгляд в сторону.
– Ну, скажите?
– Мир мертвых принадлежит Юргену Лаосу.
– А этот Юрген управляет Виктором?
– Нет.
– Тогда кто главный в вашей фантастичной иерархии? Я же должен понимать, к кому обращаться в случае гибели своих родственников. Вдруг я захочу вернуть их с того света? Или самому вернуться, если меня убьют.
– Ты уже наполовину мертв, Колин, – напомнил Винсент. – Или забыл, почему видишь чужие воспоминания и способен перемещаться в пространстве? Ты вернешься в мир живых, если выберешься из дома слёз.
– Признайтесь, вы же хотите, чтобы я выбрался, а не превратился в монстра?
– Я ничего не хочу, – сказал Винсент. – Всего лишь информирую.
– Тогда проинформируйте, что находится на сто десятом этаже. Я ведь не отстану.
Винсент промолчал.
– Не хотите рассказывать? – уточнил я. – Вы странный монстр, Винсент. Обсуждаете с людьми такие сложные темы, как символизм и постмодерн… а сказать, что находится на сто десятом этаже, не можете. И как после этого тебя воспринимать всерьез?
– Меня давно не тревожит, что обо мне думают люди, – равнодушно отозвался Винсент. – Я здесь по поручению Виктора Бормана. Если человек не желает начинать со мной диалог, я не буду настаивать. Но если ему интересно узнать строение нашего мира, я поделюсь известной мне информацией.
– И как я понимаю, сто десятый этаж не входит в вашу образовательную программу?
– Правильно понимаешь.
Словесная перепалка ни к чему не привела, и я в итоге отстал от Винсента. Раз он не понимает человеческий, значит придется говорить с ним на его родном языке. Языке безумия.
Если вы хотите больше узнать о мире мертвых, то вам следует ознакомиться с другими произведениями Юргена Лаоса. Моя история не связана напрямую с миром мертвых и поднимает другие проблемы.
В доме слёз я совсем не тот мальчик, которого знают родители. Язык безумия становится моим родным. Это как однажды попробовать сочное американо и навсегда отказаться от разведённого латте. То есть это нелогично и совсем не обязательно, но иначе уже не можешь. Организм как-то сам перестраивается, а ты просто стоишь и наблюдаешь со стороны.
Чтобы попасть на сто десятый, нужно отвлечь Винсента. Если я начну все крушить, то очень быстро потеряю сознание или вообще свихнусь. Поэтому следует действовать умнее, то есть найти ребят, которые сами учинят погром. Десять капель слёз с воспоминаниями о том, как одноклассники поджигали мои волосы, – и этот дом тряханет мама не горюй. Десять капель слез – максимальная доза для монстров, чего уж говорить о людях. Осталось только выяснить, кому их можно отдать.
Я перемещаюсь на сто двадцать шестой этаж. Здесь живет Майки. Вечный весельчак. Представляете, он даже рад тому, что попал в дом слёз. Говорит, никогда не испытывал настолько ярких ощущений от жизни. Майки играет с чужими воспоминаниями, как обезьянка с гранатой.
– Привет, Майки, – говорю я. – Есть дело.
Я застал его в небольшом коридоре, рисующим на белых глянцевых стенах странные иероглифы, похожие на египетский язык. У Майки была единственная комната, зато какая! Обставленная работами известных импрессионистов, имажинистов, постимпрессионистов, всякими кисточками разных размеров, листами бумаги, карандашами…короче, если бы у Майки была жилка предпринимателя, его этаж назывался бы «Художественный магазин для сумасшедших».
– Секундочку, – отвечает он, не отрываясь от своего занятия. – Еще один штрих. Самую малость. Ух, как же у меня внутри все полыхает. Буквы так и прыгают!
– Дом разрешает рисовать на стенах? – удивляюсь я.
– Еще бы! Я же художник. Здесь таких любят. Разве не видишь? Тут картина, там картина. А я чем хуже?
– Не знаю. Может, тем, что ты еще жив? Дом таких не любит.
– Я живой всего лишь наполовину.
Майки закончил выводить последний символ, затем откинул в сторону кисть, которая через мгновение исчезла в воздухе.
– Ну так что за дело, Колин?
Я протянул ладонь, и в ней материализовалась маленькая колбочка со слезами. Майки с любопытством приблизил пунцовое лицо к моей руке.
– Эти слёзы с огоньком, – говорю я. – Десять капель.
– Десять капель?! Да ты спятил, чувак!
– Целый месяц копил.
– Нужно их с умом потратить, – заволновался Майки. – Это же реально билет в один конец! А что, кстати, за воспоминания? Кайфовые?
– Там много боли.
– Круто! Болевой аттракцион!
– Я не хочу, чтобы ты их пил, Майки. Это может плохо для тебя закончится.
– Посмотри в какой мы дыре, брат! – воскликнул Майки. – Все плохое с нами уже случилось. Что ты хочешь взамен этих слёз? Хочешь я грохну Винсента?
Я задумался на секунду, наблюдая за тем, как он впился жадным взглядом в колбу со слезами. Заманчивое предложение, но есть один нюанс.
– У тебя не получится, – говорю я. – Но ты можешь помочь кое-чем другим. Ты ведь живешь здесь уже три месяца. Знаешь каких-нибудь плохих ребят?
– Ну да, – задумался Майки. – Живет тут один. Уникальный тип. Я как-то попробовал его слезы на вкус и чуть не поперхнулся. Та еще гадость.
– Что за человек? На каком этаже живет?
– Да не человек он. Настоящий монстр. Маньяк и убийца. Живет на семьдесят пятом этаже. Из комнат время от времени доносятся крики и предсмертные всхлипы, аж стены дрожат. Это дом так впадает в эйфорию. Наслаждается, блин, чужими страданиями.
– Все понятно. Поможешь мне с этим монстром? Хочу отвлечь Винсента, чтобы проникнуть в одно место…
Майки улыбнулся, злоба зажглась в его темных зрачках.
– Конечно помогу, брат! – весело отозвался он. – Но мы его не сможем убить. Он должен обратиться в монстра буквально на днях.
– Я и не хочу убивать. Всего лишь отвлечь Винсента. Думаю, дом будет в огненном восторге.
– Не знаю, брат…
– Да это я иронизирую. Конечно, дому будет очень больно. Но мы ведь ни при чем? Просто дали слёзы.