Глаза выкалывали, кости
Дробя, срезали уши и носы,
Снимали скальпы, все подсумки
Набив добычею битком,
И чтоб беременным взвить муки,
Жестоко били их пинком
И животы потом вскрывали,
Живьём глотая их плоды…
Не как они кто, – тот в опале,
Тому – смерть, муки, кандалы.
Пылали хижины горюче…
Животных в бойне дикий рёв!..
Дым превращался в аспид—тучи,
В колодец старец сброшен, в ров
В людей опять летит граната,
Чтоб растерзать наверняка…
Раздолье «бою» супостата,
Морали ценность высока!
Потом настал их час обеда,
Есть, пить из жертв их черепов…
– А что! Достойная победа,
Давили гуков, как клопов…
– Теперь повысят званье, знамо,
Медаль дадут и снимут клип.
Затмит свет миру наше знамя.
Ай! Троеротии – гип—гип! —
В себя еду вваливши с виски,
По видакам позрев стрептиз,
Хлебнули крови жертв по миске
И вновь за фотки с кличем «Cheese!»
Поля спалили огнемёты,
Разрушен дамб разумный строй…
Краж проявили сверхвысоты
И, как осиный ярый рой,
На жертв набросились остаток,
Прикладом в кучу понагнав…
Да, троерот на кровь сверхпадок,
И совесть в нём не знает прав…
Столкнувши скорбных на колени
И помочась на них – сортир! —
Вмиг превратили всех в мишени,
Явив себе азартный тир:
Тем отстрелили напрочь уши,
Тому влетела пуля в глаз,
А этой – в рот, на, мол, покушай! —
У той рука вдруг отсеклась…
Частили выстрелы в затылки
И – шик! – коль строго меж бровей…
И прикрывали без заминки
Собою матери детей:
Cпасти! Спасти родных малюток!
Но став от пуль, как решето,
Навек стихали – вид сей жуток —
Не воскресит их ввек никто…
Их троероты, отшвырнувши,
Детей приканчивали враз:
– Не скажут, били-де, баклуши
Мы здесь, бездельем возгорясь!
Из жертв растерзанных ворота
Соорудя, под гогот, вой,
В футбольный раж вошла вдруг рота,
Играя жертвы головой…
И Злелли рапорт пишет браво,
Что за полтысячу врагов
Скосил налево и направо,
Не отступя на ноль шагов.
Ух! Восхитится ротой «Чарли»
Любой командования ранг,
Как шли за ним в атаки парни,
Что необузданный мустанг!
И, насладившись мыслью сладкой,
И что уже страшила ночь,
Он и всё воинство порядком
Обратным вон убрались прочь.
Остался пепел от деревни
И трупы, трупы, кровь и гарь…
И тишина. Лишь не плачевны
Глаза у смерти. Не бунтарь
Она от пяток до макушки
За ужас, в косточки играв, —