Агасфер. Вынужденная посадка. Том I

Вот и Витька Семенов был из таковских копарей – хоть и старичок по возрасту, а в поисковом деле – «проперухин». Начинали они с Михаилом практически одновременно. Но у Алдошина пошло, а у Витьки пороху не хватило проводить по два-три месяца без привычных городских удобств, а в финале и без удачных находок. Правда, у Витьки оказался хороший козырь: будучи выпускником Бауманского, он оказался и хорошим инженером-электронщиком. И к тому же быстро сообразил, что переделывать грубые заводские катушки под тонкий поиск можно не только для себя, но и на продажу.

На раскопы Витька ездить моментально перестал, сгонял куда-то в Казахстан, на закрытый по смутному перестроечному времени некогда секретный завод. Привез оттуда целый контейнер какой-то особой «космической» проволоки, коей до перестройки комплектовали якобы только «Союзы» и «Востоки», да еще ядерные заряды на Семипалатинском полигоне. И начал мастерить свои фирменные катушки для металлодетекторов – причем такие «снайперские», что за ними знающие люди приезжали с другого края России и даже из зарубежья.

Сколотив первичный капитал и попутно обзаведясь знакомствами среди копарей и барыг, Витька Семенов акцент с катушечного бизнеса перенес на «антикварку», открыл пару магазинов и салон, и здесь тоже преуспел. Так и жил: и раритеты из раскопов в руках держал постоянно, и не мотался за ними черт-те куда.

Он и Михаила постоянно звал – то в компаньоны, то в постоянные поставщики. Алдошин не шел ни в первые, ни во вторые. Что-то всегда подсказывало ему, что не стоит этого делать. Со временем это «что-то» обрело вполне осязаемые и наглядные черты. Своих торговых компаньонов Витька нещадно использовал, доил и выкидывал из бизнеса. А поставщиков «сдавал» компетентным органам не только когда те прижимали, но и когда копари-полевщики не желали сдавать ему нарытое тяжким трудом по смешным ценам.

Сам Алдошин, как показало время, оказался «везунком». Было у него чутье на ценные находки. Хватало и ума не афишировать их за «рюмкой чая» и на родном острове вообще. Не торопясь, с оглядкой, он свел знакомство с двумя барыгами – уральским и столичным. Им и сдавал время от времени раритетный хабар – сильно не дорожась, чтобы не возникло соблазна навести на него милицию-полицию или крутых ребят, но и не демпингуя, чтобы не попасть в список лохов.

Слушок по сахалинским коллегам-копарям о его удачливости со временем все равно, конечно, прошел. И до борцов с преступностью докатился – но тем дело и кончилось. Его личная домашняя коллекция – в основном периода Русско-японской войны и довоенной «японщины» на юге острова – была весьма скромной. Кое-кто, правда, уверял, что выставленные на двух этажерках керамика и фарфор, японская печка в углу под балконом, пара сильно проржавевших касок и обломок клинка самурайского меча на стене – только для «замазывания глаз». И что настоящие раритеты из коллекции он показывает только избранным – но даже самые близкие друзья «везунка» уверяли, что «ничего такого» сроду не видели. Алдошин никогда не наглел, сдавал находки на продажу только на «прожитуху» – и от него постепенно все отстали. Ну, ездит в поле постоянно. Что-то там находит – так для себя же главным образом. Ни «хаммеров», ни коттеджей не нажил, жена шубы не меняет как зонтики. Не ради наживы копает, а ради удовольствия – ну и бог с ним, с Мишаней-Везунком!

Время от времени интерес к нему все же обострялся, и однажды Алдошин, вычислив источник такого нездорового интереса, от контактов с барыгой-уральцем напрочь отказался. Без скандалов и разоблачений – просто перестал возить в Екатеринбург хабар, и все! Барыга пожалковал, попытался исправить отношения, даже извинялся – «если что не так получилось». Но Мишаня-Везунок оказался тверд, подозрениями барыгу оскорблять не стал, мило улыбался: просто кончилось мое копательское везение, парень, вот и все!

Солнечный тусклый круг за сплошными облаками между тем взбирался все выше и выше. Теплее от этого, правда, не становилось, но конечная цель путешествия ощутимо приближалась. Этой целью был наверняка процветавший в первой половине ХХ века японский городишко с небольшим портом.

В 1945 году советская авиация, внося свой вклад в освобождение Южного Сахалина от оккупантов, не пожалела на этот городишко тяжелых бомб. Уцелевшее население попряталось от нагрянувшего следом десанта в окрестной тайге, потом попробовало вернуться и что-то отстроить, но осевшие в островных городах и весях советские воинские команды, как и все победители, не слишком церемонились с побежденными и их имуществом, и японцы покинули это место. Без разрушенного порта и при отсутствии дорог городишко был обречен, и вскоре победители покинули его вслед за побежденными… Остальное сделало безжалостное время – от домов остались одни заросшие фундаменты и черная труха сгоревших стен и крыш. От местного кирпичного заводика и того не осталось.

Отсутствие подъездных путей на долгие годы словно законсервировало это место, сделало мертвый городишко желаемым объектом для нынешних копарей. Умные люди умели пользоваться архивами. И сделали вывод из того, что достаточное время между бомбежкой и высадкой десанта дало местному японскому населению возможность собрать в своих домах наиболее ценные вещи и попрятать их в надеждах на возможные перемены. Никаких особенных изысков здесь найти и не мечталось, конечно, да ведь и курица по зернышку клюет! К тому же все копари свято верили в Случай, в Удачу – а вдруг! Ведь и известный всем школьникам Генрих Шлиман, безо всякого археологического образования и лицензии на раскопки, выкопал в свое время Трою!

Время от времени Алдошин брал бинокль – естественно, цейсовский, откуда-то из раскопов под Ленинградом – и через его линзы искал на берегу одному ему ведомые приметы приближения к нужному месту. Не то чтобы он боялся его пропустить – мимо небольшой и весьма уютной бухточки, в которой и был оборудован некогда порт, и захочешь, не проплывешь! Просто это была для него долгожданная еще с прошлого лета встреча с Прошлым.

Вот и большой Белый камень – сейчас, метров через двести, берег словно расступится перед путником и перед глазами возникнет та самая бухточка…

Алдошин прижал лодку еще ближе к берегу, убавил газ и сел на банке поровнее. Как ни странно, Улька, до сих пор дремавшая со спрятанным под задней ногой носом, тоже словно почуяла знакомое место. Зевнула, потянулась по-собачьи и выжидательно уставилась вечно грустными спаниельными глазами в нужную сторону. Михаил усмехнулся, обогнул знакомую корявую иву, вот уже сколько лет полощущую голые ветки в мелкой волне и круто повернул вправо.

Бухточка сразу открылась ему в первозданной своей, простой и без изысков, красоте. Эта красота, правда, была несколько обманчивой: у самого удобного на неискушенный взгляд места для высадки в воде таились обломки разбомбленного причала с острейшими кусками арматуры, которые и нынче, спустя шесть десятилетий после последней войны, могли легко вспороть днище не только резиновой или пластиковой лодки, но и стальную обшивку. По этой причине знающие люди причаливали здесь гораздо ближе к горловине бухты.

Хоть и ожидал Алдошин увидеть здесь нечто подобное, но все ж крякнул с досады: прямо на его законном месте, у россыпи валунов нахально «разлеглась» наполовину вытащенная на мелкую гальку между валунами лодка. Да какая! Огромный, как сдвоенный нильский упитанный крокодил, черно-серый Zodiac армейского назначения.

Михаил совсем сбросил газ, на инерции подплыл совсем близко – да, так и есть! Скромное наименование модели Futuro Commando – усиленный транец для крепления двух мощнейших моторов Suzuki, три надувных киля, развертываемые алюминиевые слани с зафиксированной доской в носовой части, клапаны автоматического удаления забортной воды, баллон со сжатым воздухом… Сами моторы – это, конечно, отдельная «песня» – не без зависти подумал Алдошин, разглядывая лодку. По три сотни «лошадок», не меньше! На такой «лодочке» он бы и в шторм не побоялся в море выходить!

– Что, нравится посудина? – Голос с берега был тихим и в меру насмешливым. Таким уверенным тоном говорят с провинциалами московские Абвери.

Интересующийся стоял на берегу – спокойный и уверенный, в армейской робе голландского производства, перепоясанный какими-то ремнями и даже с поясной кобурой, из которой выглядывала черная рубчатая рукоять тяжелого пистолета. Нож – в чехле чуть выше правого колена. Из одного нагрудного кармашка выглядывает верхняя часть рации, из другого – трубка спутникового телефона с коротким штырем залитой пластиком антенны. В руках москвич держал еще какой-то прибор с необычной антенной.

– Неплохая лодочка! – согласился Алдошин, с иронией поглядывая на экипированного с ног до головы Абвера. – Тесновато ей только тут, на моем исконном месте. Надо было вам подальше причалить…

– В тесноте да не в обиде, – тут же с готовностью отозвался незнакомец. – Там дальше камни крупные по берегу, выходить неудобно. Надеюсь, что вы, как радушный хозяин, позволите гостям такую вольность?

– Конечно, позволю. А осенью к вам в Москву приеду, да на ваше парковочное место свою арендованную машинешку поставлю. Ничего? – Алдошин выбрался из лодки с причальным концом в руке, прошел мимо незнакомца, задев его плечом.

С силой подтянул лодку повыше и привязал веревку к толстой лиственнице, сбежал мимо москвича к воде, начал сноровисто разгружать лодку. Улька тем временем тоже выбралась на берег, подбежала к незнакомцу и со свойственной спаниелям ласковой общительностью закрутилась у его ног, изо всех сил работая обрубком хвоста. Закончив с разгрузкой, Алдошин накинул лямки одного рюкзака на плечо, прихватил второй рюкзак и ящик с консервами и без улыбки уже попросил москвича:

– Вы бы, приезжий господин, с тропки отошли – боюсь, задену вас снаряжением!

– Конечно, конечно, кто бы спорил! – Незнакомец отошел в сторонку, а когда Алдошин пропыхтел мимо него с грузом, зашагал следом, продолжая сосредоточенно разглядывать монитор чудного прибора.

У избушки, собственноручно перевезенной сюда в разобранном виде Алдошиным, горел костер. Рядом в парусиновых креслах сидели двое мужчин, один из которых был тем самым коммерсантом Витькой Семеновым. Глянув на второго, Алдошин про себя чертыхнулся: вот он, истинный Абвер! Выходит, он на берегу охранника-телохранителя за серьезного московского деятеля принял!

– Здорово, Мишаня! – Семенов выбрался из кресла, с широкой улыбкой шагнул к Алдошину, потряс руку и даже приобнял за плечи, чего раньше за ним не водилось. – А я тебе тут гостя без предупреждения привез. Из Москвы! Знакомься – это Владислав Николаевич! Он, можно сказать, специально по твою душу на наш благословенный остров прикатил, так что цени, Миш!

Обернувшись к москвичу, Семенов словно подавился под его тяжелым взглядом и улыбку свою моментально проглотил, поняв, что ляпнул лишнее. А Владислав Николаевич перекатил глаза на Алдошина, чуть привстал с кресла и протянул руку – так что тому пришлось спешно побросать поклажу, обойти вокруг костровой ямы, чтобы эту мягкую руку принять и деликатно пожать.

– Что ж ты человека путаешь, Витя? – укорил москвич, глядя не на Семенова, а на Михаила. – В ДФО у меня и без уважаемого господина Алдошина дел накопилось. Ну, а раз уж попал к вам на Сахалин – и с местной знаменитостью счел нелишним познакомиться! Михаил… А по батюшке как величают вас?

– Тоже Николаевичем. Но это не обязательно. В поле мы тут без особых церемоний, Владислав!

Алдошин сразу решил навязать непрошенным гостям свои правила общения. Будь этот москвич трижды Абвером, по отчеству он его знать не будет! Был бы старцем из академии наук (сюда приезжал как-то и такой) – дело иное, там уважительность высказать не грех, язык узлом не завяжется. А этого Абвера Алдошину уважать пока не за что. И еще он подумал о том, что проговориться о том, что москвич специально приехал сюда для знакомства с ним, Витька мог и не случайно. Мог и кино разыграть – чтобы Мишаня-Везунок загордился, расслабился.

На фамильярность обращения москвич только чуть прищурился – не ожидал, видать. Но ничего, улыбнулся вежливо:

– Ну, без церемоний так без церемоний, Михаил. Оно и правильно – не на великосветском приеме, верно? – И чуть повернувшись к телохранителю, чуть жестче распорядился: – Семен, помоги-ка человеку снаряжение перенести! Ты тут не на отдыхе, я так полагаю.

– Счас сделаем, Владислав Николаевич! – Телохранитель легко крутнулся на каблуках и направился к берегу.

– Мы тут без вас, Михаил, в избушке вашей поселились без спросу. Тесновато, конечно, втроем будет… Не будете возражать? Вы скажите, если что – Семен мигом мою палатку поставит.

– Да нет, нормально все! И впятером, случалось, ютились, – уверил Алдошин. – А почему вы говорите – втроем? А Семен этот ваш?

– А у него по ночам бессонница профессиональная, – негромко хохотнул москвич. – Ходит вокруг избушки с колотушкой, стукотит, злых людей, духов и живность свирепую отгоняет! Вы не беспокойтесь за него, он привычный. В Чечне закалку получил… Да и ненадолго мы к вам, полагаю: вопросов много нерешенных. Позавтракать в поселке успели, Михаил? Если нет – могу составить компанию. Сейчас Семена озадачим – он и повар, доложу вам, изрядный, помимо прочих достоинств.

– Не откажусь, – согласился Алдошин, решив про себя, что чем раньше он выяснит причину нешуточного к себе интереса Абвера, тем лучше.

– Ну вот и славно! Витя, ты костер пока оживи, не стой без дела! – распорядился Абвер. – А мы пока с Михаилом посидим, поближе познакомимся…

На Семенова и смотреть-то жалко. Только что он был если не равным Абверу партнером, то коллегой, человеком, к мнению которого прислушиваются большие люди. Был достойным собеседником Владислава Николаевича. И на тебе, словно разжаловали из фельдфебелей в говночисты, веселился про себя Алдошин. Костер велели, как пацану сопливому, распалить. Давай-давай, «костровой мальчик», старайся! А люди тем временем о делах побеседуют…

Однако разговор пока не клеился. Москвич задал несколько вопросов – про погоду, по копательскому профилю – Михаил отвечал односложно, мелким бисером не рассыпался.

Семенов, «зарядив» костер как следует, уселся на корягу недалеко от собеседников, полуотвернувшись, и с подчеркнутым вниманием наблюдал над поварскими усилиями телохранителя. А тот даже передник повязал – чтобы не брызнуть чем, не испачкать щегольскую униформу класса «милитари». Закончив свои священнодействия у костра, Семен принес из избушки складной столик, сервировал его и негромко отрапортовал:

– Все готово, Владислав Николаевич! Прошу…

– А-а, ну давайте, давайте, мужики! – Москвич первым переставил свое кресло поближе к столу, взглядом пригласил присоединиться и враз повеселевшего Витьку. Семен уселся несколько поодаль, принеся для себя складную табуретку с полотняным верхом.

– Ну, как будем со «шпапсом» поступать? – вопросил москвич. – Рановато, конечно, понимаю. Но всех копательских заморочек не знаю, грешник. Может, положено?

– Насчет положено – не положено каждый сам решает, – Алдошин взял у телохранителя приготовленную им фигурную бутылку с «Хеннесси». – А «земляному деду» налить непременно положено! Иначе удачи в поле не видать!

Отойдя немного в сторону, Алдошин выбил ударом каблука в дерне ямку, щедро плеснул в нее коньяка. Бутылку вернул на стол, пояснил:

– Лично я пока пить не стану. Потому как после завтрака собирался на раскоп пробежаться, поглядеть – что и как. Маршрут наметить на завтра. Медвежьи следы поищу вокруг. Потом проволоку вокруг лагеря нашего тянуть надо. Ну, а потом поглядим. В трезвенники пока не записывался.

– Понятно, – кивнул Абвер. – Поскольку я хотел к вам в компанию приобщиться, то я тогда тоже воздержусь. Вы как, не возражаете против моей компании, Михаил? Ну и прекрасно! Тогда вопрос позвольте: что тут с медведями? И зачем проволока?

– Ну, насчет медведей вам Виктор должен был рассказать, – усмехнулся Алдошин. – Вы же со вчерашнего дня тут! Ну, вы-то человек тут новенький, Владислав, а вот он из местных, и в «камрадах» раньше вроде числился, а, Витек?

– Да я упоминал про медведей Владиславу Николаевичу! – вспыхнул тот. – Карабин сразу приготовил, да и у Семена «пушкарь» на поясе получше иного карабина будет!