Хамсин

Я был убежден, что нет людей благородней, чем те, кто руководит Америкой, и нет ценностей дороже американских.

Я ненавидел коммунистов, потому что, как меня учили, они против общественной системы, создавшей богатства моей страны. И поэтому вел борьбу с ними, да и со всеми, кто не был с нами „в одной лодке“.

И вдруг почва ушла у меня из-под ног. Я увидел: все, чем я занимался, нужно не американскому народу, а лишь горстке американцев. Тем, для кого политика – это путь к достижению личной выгоды, а пролитая кровь, даже кровь своих соотечественников, – тоже капитал.

Истина открылась мне, когда я распознал грязную игру. Ее затеяли за океаном, в Лэнгли, а исполнителем была группа „Каир-Альфа“.

Хочу объяснить, что это такое. „Каир-Альфа“ – особое подразделение ЦРУ, собирающее военно-политическую информацию в странах Ближнего Востока и уничтожающее всех тех, кто мешает Америке достичь ее целей. Свое название группа получила в семидесятые годы, когда президент Садат начал проводить свою политику „открытых дверей“. В Египет хлынули сотни иностранных фирм, и ЦРУ постаралось использовать благоприятные условия. Именно тогда группа „Каир-Альфа“ попыталась пустить глубокие корни во многих городах арабского мира.

Я занимал в „Каир-Альфа“ довольно ответственный пост – был работником ее резидентуры в Ливане. Меня направили туда во время междоусобиц – сочли, что это удобный для моего внедрения момент.

В мои функции входило знакомство с лидерами ливанских политических группировок, изучение их курса, программ, условий и методов работы. Особое внимание я должен был уделять радикалам.

За три года, которые я прожил в Бейруте под видом владельца дорогого обувного магазина, я свел обширные знакомства с нужными нам людьми. В подвале куп ленного мною дома была устроена типография. Там по заказам тех или иных политических групп я печатал их материалы. И благодаря этому был прекрасно осведомлен.

Особо сблизился я с руководителями молодежной организации „Аль-Фаджр“, объединявшей несколько небольших левацких групп. Я сразу понял, какую пользу они смогут мне принести, если удастся на них влиять. Но так, чтобы ни один из членов „Аль-Фаджр“ даже не подозревал, кому на самом деле должны послужить их глаза и руки.

Возможно, я шел бы этим путем до конца. Но случилось то, что заставило меня усомниться в правильности моего пути.

Однажды, уже после того, как израильтяне вошли в Бейрут, я отправился на встречу с человеком из израильской разведки „Моссад“, чтобы обменяться с ним кое-какими данными. Раньше на такие встречи ходил сам шеф, – говорю об этом потому, чтобы стало понятно, насколько мне доверяли. Неподалеку от лагерей палестинских беженцев Сабра и Шатила мою машину остановил израильский патруль. Я оставил машину и пошел окружным путем, удивляясь гнетущей атмосфере, царившей вокруг. Издалека слышался многоголосый женский плач, сновали машины ливанского Красного Полумесяца. Я повсюду натыкался на угрюмых израильских солдат, переговаривающихся со своими начальниками с помощью переносных раций.

Чем ближе к въезду в лагеря беженцев, которые мне нужно было миновать, тем сильнее чувствовался страшный запах смерти. За время обстрелов Бейрута израильтянами этот запах стал мне хорошо знаком. А наутро я узнал, что там произошло: отряды фанатиков-фалангистов, союзников израильтян, убили сотни палестинцев.

Я был потрясен, раздавлен всем этим. И не мог избавиться от мысли, что я, американец, пусть и косвенно, но тоже причастен к этой бессмысленной бойне. Ведь ее учинили те, кого мы всегда называли своими друзьями и союзниками, кого мы снабжали всем, чем могли: оружием, деньгами, информацией.

Многое с этого момента я стал воспринимать в ином свете. Но окончательно прозрел уже после того, как в Бейруте высадились американские морские пехотинцы из „миротворческого корпуса“.

Сначала ничто не предвещало грозы. Но затем Бейрут потрясли взрывы, приведшие к многочисленным жертвам в американских и французских частях, и стало ясно, что им вообще надо уносить ноги из Ливана. Тут меня посетил большой босс из Лэнгли. И он сказал мне:

– Халед, настало время. Если сейчас что-то срочно не предпринять, эти „голуби“ из Вашингтона заставят нас уйти отсюда, может быть навеки. Для Америки это нежелательно. Понятно?

– Как же быть? – спросил я. – Парни гибнут ни за грош. Лучше им действительно уйти.

– Глупости, Халед! Нормальные потери. Есть еще и другой путь.

– Какой же?

– Поймать этих „подрывников“ на месте преступления. Успокоить общественное мнение в США. Как? Очень просто. Организуйте парочку налетов и предупредите нас заранее. Мы докажем, что прежние потери были результатом излишней беспечности, а вообще мы способны справиться с любым сопротивлением.

Мне этот план пришелся не по душе, но делать было нечего, и я пустил в ход „Аль-Фаджр“. Мне удалось убедить руководство организации в необходимости совершить налеты на несколько военных постов. Еще три-четыре десятка убитых, говорил я, и чужеземцы уйдут с ливанской земли. Я указал, где и когда все должно свершиться, и заранее известил связника из „Каир-Альфа“. Удар можно было отвести без труда. В целом это была простая операция.

Но взрыв прогремел – погибло несколько солдат. Трудно себе представить, что я пережил в этот момент.

Когда я спросил своего шефа, что все это значит, он сокрушенно покачал головой:

– Связь, Халед, очень плохая связь. Компания работает в тяжелых условиях. Случаются накладки!

Прошел день, и прогремел новый взрыв. Новые жертвы. Я не находил себе места. А тучи сгущались. Военное командование пригрозило применить против партизан жестокие ответные меры.

На этот раз я не мог не задуматься, могла ли опять подвести связь. С трудом сдерживая себя, я потребовал объяснений от шефа. Но он только отмахнулся:

– Сейчас не до того, Халед. Нужно готовиться к другому. Определяйте местные объекты для поражения, районы, где больше всего левых.

И тут будто вспышка молнии высветила правду, и мне стал ясен весь дьявольский трюк.

Я понял, что люди Лэнгли хотят сделать из Ливана второй Вьетнам. Решив спасти тех, кто еще не успел погибнуть по моей вине, я помчался в Руаду – на встречу с боевиком из „Аль-Фаджр“, готовившим очередную акцию. Но мне не дали туда доехать. Мою машину обстреляли вертолеты.

Не знаю, удастся ли мне сохранить жизнь. Не это главное. Я хочу, чтобы люди задумались, прочтя мою исповедь. Пусть она послужит предупреждением против новых трагедий, больших и малых…»

Он бросил листки на стол, помолчал.

– Эта бумага – мой окончательный смертный приговор, Надия, – наконец вымолвил он. – Ты написала и удовлетворена, правда? Этого требовало твое журналистское «эго». Ты вспомнила, что рождена писать?

– Нет, – Надия подсела рядом. – Я вспомнила, что я арабка. Что мой долг сказать людям правду о великой подлости. Но не беспокойся, – продолжила она, слегка улыбнувшись. – Твоя исповедь не будет опубликована, пока мы с тобой не исчезнем из поля зрения Компании – навсегда. Я позабочусь об этом. И потом…

Халед не сводил с нее глаз.

– И потом, есть и другая причина, которая заставила меня взяться за перо. Ведь этот документ – вовсе не твой смертный приговор. Наоборот, это твой последний и, возможно, единственный шанс остаться в живых.

11

Надия была права. Если что-то и могло остановить сейчас Компанию, не дать ей немедленно расправиться с ним, так это угроза очередного скандала.

Честно говоря, Халеда вообще удивляло, что Компания до сих пор не добралась до него. Объяснить это можно было лишь одним: вертолетчики заверили командование, что машина полностью уничтожена. Но Халед не сомневался: рано или поздно Компания проверит, действительно ли он погиб. Может быть, такая проверка уже идет.

Конечно, если он пригрозит разоблачить акции Компании в Ливане, это вызовет тревогу, возможно, даже замешательство среди руководителей «Каир-Альфа». Что они предпримут в ответ? Догадаться было нетрудно.

– Я не очень верю, что такой план сработает, – после недолгих раздумий сказал Надии Халед, – но другого пути нет, я согласен.

– Мои друзья помогут нам уехать и не спросят ни о чем, – с уверенностью сказала Надия. – Главное – добраться до Каира. Я знаю там человека, которому можно довериться.

Он горько усмехнулся.

– Видишь ли, убрать меня для Компании – дело престижа. Ее люди будут искать нас, пока не найдут, даже если на это потребуются годы.

– Не обижайся, дорогой, но ты ведь сам был работником Компании, и к тому же не рядовым. Ты знаешь все ее методы и приемы. Так неужели тебе не удастся обвести ее людей вокруг пальца?

Халед рассмеялся:

– Учитывая мою любовь к тебе, твою поддержку, а также то, что у нас нет иного выхода, – надеюсь, удастся.

– Тогда скажи, что мне делать! – Надия была полна решимости действовать.

– Прежде всего, нужно послать верного человека в Бейрут. На углу улицы Дабус есть крошечное кафе. Пусть оставит конверт у официанта по имени Сулейман. Потом позвонит в американское посольство – номер я дам. Человек, который снимет трубку, назовется Никольсоном. Ему и надо сообщить, что для него есть письмо. Но запомни, как только твой приятель дозвонится до посольства, ему немедленно нужно уезжать из города. Слышишь? Немедленно! Кто знает, как повернется дело.

– Ты боишься, что его выследят и доберутся сюда?

– Не исключено. Но больше боюсь за твоего посыльного.