Конь с горы Бабырган. Повести

2

Пашка чувствовал, как мать в последнее время совсем от него отдалилась, разрываясь между дядей Саней, младшими братом и сестрой и работой. Он и не помнил, когда она последний раз интересовалась, как у него дела в школе или сделал он уроки или нет.

Вера в этой жизненной суматохе – работа, семья и снова работа – совсем закружилась. Она-то и не помнила толком, когда последний раз отдыхала – все бегом да бегом, в погоне за этой несчастной зарплатой в восемнадцать тысяч, которой и хватало ровно на полмесяца. Вера бралась за любые подработки – полы помыть или напарницу подменить, никогда не отказывалась. Про детей думала: обуты, одеты, не голодные, что еще нужно. Остальное подождет до лучших времен. А где эти лучшие времена?

Отчиму вообще не до Пашки. Когда не пьет, с утра до вечера за рулем. Скажет сухо, когда надо что-то сделать – дрова перетаскать или управиться по хозяйству.

Лишь после своих гулянок он звал Пашку посидеть во дворе у дровяника и безбожно клялся бросить пить.

– Что я, Паха, не понимаю, что ли?! Сам себе враг! – говорил дядя Саня. – Но с этого дня – новая жизнь! Ни капли… ей-богу! Буду копить тебе на новый телефон, а то вон ходишь со старым, экран, смотрю, разбит!

Пашка сидел и смотрел, как у отчима трясутся руки, держащие сигарету. И каждый раз он верил дяде Сане – верил, что его срывы закончатся и они заживут дружно. После этих обещаний как-то становилось спокойней, и Пашка уже не хмурился, радуясь больше за мать.

Что касается Андрюхи, он, хотя и дружил с Пашкой, больше возился с другими мальчишками. У кого появится что-то интересное, к тому и переметался. Последнее время с Витькой Соломатиным в приставку резался, пока родители были на работе. И в классе теперь неразлейвода. Одно время у Сашки Варламова был частым гостем – тому настольный хоккей купили, и они бились с ним с утра до ночи.

С наступлением весны, вечерами, взяв с собой бумагу и карандаши, Пашка частенько уходил за огород. За скособочившимся заборчиком из горбыля у края оврага лежало огромное бревно, на котором Пашка любил посидеть в одиночестве, помечтать. А однажды, находясь здесь, он увидел падающую звезду и загадал желание найти настоящего друга.

Сегодня, устав от шума в доме, он уединился за огородами.

С высоты видно слева раскинувшееся озеро, берег которого застроен элитными коттеджами. Их жители летом по озеру носятся на водных квадроциклах и неспешно, словно прогуливаясь по парку, плывут на плоских досках.

Но сегодня Пашка в ту сторону даже не смотрит, взгляд его направлен на поле.

Отсюда видна протока Катуни, берег которой окаймлен ивняком и кустами облепихи. Дальше, за непролазными, разбросанными по руслу реки островками заходит солнце.

В лучах багряного заката, пробивающегося сквозь частокол деревьев, по огромному полю без присмотра бродят кони. Беспокойно ржут, щиплют молоденькую траву, с которой недавно только сошел снег; размеренно переходят с места на место, двигаясь вдоль пологого пригорка.

Это лошади местной конефермы «Катунь».

Андрюха иногда звал Пашку с собой потолкаться у конюшен.

Раздался короткий посвист, и из-за стога сена показалась рыжая голова.

– Ты чего здесь? – удивился Пашка. – Чего не у Витька?

– А ну его! Обвинил меня, что я джойстик сломал! Сам кнопки жал что есть дури, а теперь крайних ищет! Я чего пришел: дядь Коля звонил, просил лошадей подогнать, по сотке на руки дает! Сказал, дело для нас есть! Айда сходим!

Спустились. Андрюха, замахав руками, подогнал отбившегося полугодовалого жеребенка, зайдя со стороны реки, направил табун по полю, вдоль крутого косогора. Пашка шел со стороны бугра. Километра через три косогор стал положе. Лошади хорошо знали дорогу и охотно шли к вечерней кормежке. Загнали табун на бугор и направили его по полю.

Дядя Коля – высокий, прихрамывающий на одну ногу, похожий чем-то на жердь мужик с постоянным уставшим, но отчего-то самым добрым взглядом. Лицо его морщинистое уже успело загореть на ярком весеннем солнышке и приобрести бронзовый оттенок. Из-под засаленной вязаной шапки торчали седые волосы. В поселке дядю Колю так и звали – Копна. Жил он вдвоем с женой Людмилой Павловной, работающей завучем в школе. Детей у них не было, и дядя Коля всю свою любовь посвящал лошадям и много времени проводил в конюшнях.

Поселковские женщины поговаривали – мол, у него где-то в Мурманске живет взрослый сын от первой жены. Служит на подлодке и приезжает очень редко.

Дядя Коля на конеферме незаменимый человек. Он и за ветврача, и за конюха, и за завхоза. Он и коней объезжает. Ни свет ни заря он уже на работе, обходит конюшни.

– Директриса только его и слушается. Советуется с ним, понял? Говорят, жеребцов и маток для конезавода он отбирает! – рассказывал о нем Андрюха.

Дядя Коля закрыл загон за лошадьми и отдал пацанам по сотке, потрепал их по головам:

– Чтоб без вас делал! Домой придете – осмотрите себя! Клещей, говорят, уйма нынче!

Дядя Коля присел на скамейку и остановив на мгновение взгляд на начинающем скрываться за линией горизонта солнце, сказал:

– Заморозки еще будут! —определил он по одному ему ведомой примете и повернувшись к мальчишкам, спросил:

– Рассказывайте, как дела? Знаю, Павел-то по математике отличился. За контрольную вчера тройку схлопотал! Павловна сказала. Ты давай учи, в люди выбивайся!

Дядя Коля помолчал. Затем продолжил:

– Кстати, сегодня с директрисой разговаривал. Она на лето ставку пастуха подтвердила. Выделяет на нее шестнадцать тысяч. Так что, ребятки, вам работа на лето наклеилась! С первого мая начнете. Я уже договорился!

– А как же школа? – спросил Андрюха.

– Разберемся. Первое время будете с учебы приходить и пасти. Травы пока все равно мало. К десяти выпускать будем. Часика три побродят, а там вы подхватите. Стригунков нынче много. Боимся, мало ли что!

По дороге домой Пашка краем уха слушал тараторившего Андрюху, радовавшегося подработке, а сам прикидывал: если все пойдет хорошо, то в августе купит себе скутер.

3

Серый в яблоках орловский рысак, появившийся на конеферме, сразу привлек к себе внимание. Он подолгу стоял в дальнем углу летнего загона, недоверчиво смотрел черными большими глазами на окружающих. Стоило только к нему кому-нибудь приблизиться, он отбегал в сторону, неспокойно ржал, стриг ушами и отворачивался.

Орловец был на загляденье: высокий в холке, статный. Задние ноги и хвост до середины светло-серого цвета, круп – темно-пепельного, разбавленный белыми пятнами. Ближе к брюху окрас светлел, «яблок» становилось все больше – казалось, это даже не «яблоки», а звезды на светлеющем после ночи небе. Аккуратно подстриженная грива повторяла оттенки туловища: от холки светло-серого окраса, а к голове темнела и заканчивалась густой, сползающей до середины широкого лба челкой.

Увидев его, мальчишка открыл от удивления рот. Он глазам своим не мог поверить: это конь из сна. Его рисунками была увешана целая стена в комнате.

Пашка опрометью бросился искать дядю Колю.

Дядя Коля с конюхом Валеркой проводили ревизию в деннике. Меняли доски.

– Случилось чего?! – спросил запыхавшегося Пашку дядя Коля. – Ты чего такой взбудораженный?

– Конь! Там конь! – у Пашки схватило дыхание, и он толком не мог связать предложения.

– Что конь?! – испугался дядя Коля и, не дослушав Пашку, кинулся к загону, на ходу бросая инструмент и думая о случившейся неприятности. Убедившись, что с жеребцом все в порядке, чертыхнулся: – Лешак, напугал! Я-то думал!

– Дядя Коль, откуда он? – наконец-то смог выговорить Пашка. – Конь Бабыргана!

– Ты про Рубина? Долгая история. Потом расскажу…

– Рубин, значит! – повторил Пашка. – Рубин!!!

* * *

…Вечером, проверив работу конюха Валерки, дядя Коля, сидя на своем излюбленном чурбачке, выстругивал из кедрового бруска небольшую статуэтку лошади – они хорошо у него получались и рассказывал про жеребца…

Рубин появился на свет от пары знаменитых родителей на конеферме «Сибирское». Стригунок красивой масти – серый в яблоках, на длинных непослушных ногах, иногда заплетающихся друг о дружку, неуклюже тыкался в вымя, прижимал свой черный кудрявый хвостик и, устав стоять, падал. И снова вставал, и бежал за матерью, втыкаясь в нее и постоянно путаясь перед ногами.

Из нескладного жеребенка Рубин вырос в красивого годовалого жеребца, привлекавшего к себе внимание. Вскоре его купил один заводчик из Абакана, занимающийся лошадиными бегами.