Кроме этой темы, второй по значимости была школьная тема, да это и понятно: ребёнок учится в первом классе. Для Людмилы это была неизведанная сфера, поэтому она, видя осведомлённость соседки в школьных делах, проявляла не меньшую любознательность, чем её дочь в вопросе деторождения. Она задавала так много вопросов, что у Алёны Петровны было такое впечатление, что Людмила всю неделю готовилась, чтобы на даче получить подробные ответы на все свои вопросы.
– Алёна, представляешь, первый класс, а нам задали отыскать биографию полководца, выделить яркие моменты, подготовиться и рассказать в классе. Ты скажи, ребёнок может это сделать сам? А?
– Что-то может. Я же не знаю, какую задачу ставит учительница. Может быть, ей важна не сама биография, а то, что дети возьмут в руки энциклопедию, полистают её и поймут, что в ней, кроме биографии полководца, много интересного.
– Да-а?.. Я как-то не подумала.
– Ты же, наверное, на пятёрку нацелилась, не ниже? – пошутила Алёна Петровна, и они вместе засмеялись. – Поэтому до ребенка энциклопедия не дойдёт, она у тебя в руках застрянет.
В следующие выходные Людмила уже затеяла разговор о гербарии, и они долго говорили на эту тему… И в каждом разговоре, как и в случае с энциклопедией, у Людмилы был повод выразить недовольство учителем:
– Представляешь, Наташу посадили в конец класса!
– Ну и что?
– Как «ну и что»? Что она будет знать, сидя в конце класса? Ты же мою Наташу знаешь!
– Людмила, а с чего ты взяла, что учительница всё своё внимание направляет на сидящих впереди?
– Не знаю. Я так подумала. Ведь все отличники за первыми партами сидят!
– Запомни: за первыми партами сидят, прежде всего, дети с ослабленным зрением и маленького роста. Наташа твоя, как я вижу, ни к тем, ни к другим не относится.
– Тьфу, тьфу… – перекрестилась Людмила.
–Так вот, она выросла к концу года, поэтому её и отсадили подальше.
– Она такая непоседа, будет с соседом по парте отвлекаться. За ней же глаз да глаз нужен!
– Людмила, будь спокойна. Я, конечно, истинной причины пересадки не знаю, но учитель фокусирует взгляд чаще на второй половине класса: от средних до последних парт. Кто это знает, тот понимает, что подсмотреть в книжку незаметно для учителя легче всего сидящим впереди. За остальными он наблюдает зорче.
– Да-а?.. Ты знаешь, меня прямо тянет с тобой эти вопросы обсуждать. Мы уже почти год общаемся на школьные темы. Знаешь, уже даже привыкла. Если на неделе возникает какая-нибудь ситуация, в которой мне самой не разобраться, а время терпит, то я и не волнуюсь: знаю, что в выходные с тобой на даче поговорю. Я удивляюсь, как тебе удаётся так просто всё объяснять?
– А я учительница.
Взгляд Людмилы застыл, сама она словно оцепенела, потом встрепенулась и, не говоря ни слова, побежала по грядкам (разговор, как всегда, происходил на меже, разделяющей участки) к себе в домик. Через минуту Людмила вернулась:
– Пошутила, да?
– Люда, мы же с тобой взрослые люди. Это что, очень страшно, что твоя соседка по даче учительница?
– Нет, но я, наверное, много лишнего на Наташину учительницу наговорила.
– Ты же говорила мне, как своей соседке. Это нормально. К тому же я лично вашу учительницу не знаю. Да и не говорила ты ничего такого.
Но Людмила была в страшном смущении: перед Алёной Петровной стояла провинившаяся школьница.
Отношения между ними в дальнейшем сложились прекрасные, но их пришлось выстраивать заново в связи с новыми обстоятельствами.