Кирпич из Лондона

– И чего так? Раскрыл «глухаря» – честь тебе и почет. А ты, вместо того чтобы метнуться в лавку или лабаз за бутылкой мне, сопли по документам размазываешь толстым слоем. Глаголь. Внемлю.

– На полиграфе пошло все как по нотам. Как только жена увидела полиграф, провода, тут же по стеночке и стекла. Усадили мы ее в кресло. Твой товарищ опутал ее проводами, камеру включил. Начал задавать контрольные вопросы, а потом вопросы по делу. А там уже и полиграф не нужен был. Сама как на духу все рассказала. Муж – пьяница буйный. Поколачивал ее и детей. Вот в очередной раз бросился на нее за то, что не дала денег на «продолжение банкета» его души, она схватила нож, а муж на него и напоролся. – Кушаков был взволнован, расстроен, эмоционально входил в пике, рассказывая, заново переживая эмоции допроса жены-убийцы. – Потом она погрузила тело на санки и вывезла со двора. Рядом был заброшенный дом, там и спрятала мужа. Через два дня написала заявление о пропаже супруга. А по весне перепрятала труп. Закопала в овраге. Все рассказала как на духу. Чистосердечные показания, одним словом. Мы с криминалистом сидим, переглядываемся. Она показала плохо сросшуюся руку, а у меня комок в горле застрял.

– Криминалист, твой друг, сам не в своей тарелке. Говорит, мол, если бы не камера, что писала все, то и хрен бы на этого злыдня. А тут… Эх! Поехали на место, дежурную группу взяли. Все показала, выкопали что осталось…

Кушаков замолчал, потом громко стукнул от отчаяния по столу.

Романов отхлебнул чай, посмотрел на него:

– Рома, у меня что-то файлы в голове не сходятся. Убийцу поймал. Дело раскрыл. Тухлое дело. Говорил же тебе, никогда не погружайся в ситуацию, всегда будь над ней, управляй ею. Либо ты управляешь ситуацией, либо она тобой. Иного не дано. А пока ты внутри ее, ты не сможешь быть рулевым. Точно так же, как и с чекистами. Не взяли тебя на этот корабль, ты и сопли распустил. И здесь точно так же. – Он глянул в окно, потянулся сладко, длинно. – У пруда бы сейчас баньку да румяную в предбаннике Маньку…

По итогам месяца Кушакова на собрании отдела похвалили. Начальник отдела, которого все называли «Петрович», поднял Романа, отметил как лучшего. Коллеги же недобро на него посматривали. Отдел занимался розыском. У кого-то имелись результаты поиска и поимки преступников, у кого-то не очень. Но все были наслышаны, как Романов подарил Кушакову свидание с полиграфологом. Оттого и неприязнь сквозила. Не копытя землю, без засад и бессонных ночей, вот так, на блюдечке, раскрытие «темнухи», где убийцей оказалась затурканная жизнью и мужем-алкашом несчастная женщина. Но статистика – дама сухая, без всяких там эмоций. Поэтому в графе «раскрытые убийства» у отдела добавилось на одну единичку больше.

И снова за спиной у Кушакова выросли крылья. Он начал активно наверстывать упущенное время. Загонял себя по встречам, допоздна засиживался на работе, перешел на учащенный график встреч с агентурой. На одной из встреч с агентом, из мелких жуликов, по фамилии Ушаков, кличка в криминальных кругах Ушак, тот с ехидцей в голосе спросил:

– А что, Роман Анатольевич, на базаре мают, что не приняли тебя в штатные дзержиновцы, не дали масть поменять.

Они сидели за обеденным столом на кухне явочной квартиры. Кушаков тяжелым взглядом посмотрел на Ушака, резко приподнялся, обеими руками схватил агента за затылок и со всего размаха впечатал лицо в столешницу. Нос, губы всмятку, по поверхности потекла кровь вперемешку с соплями и слюной. Не отпуская головы, он наклонился и зашипел в ухо Ушакову:

– Слышь, сявка, ты сам успокойся и остальным передай, что вас мои дела не должны интересовать, а вот ваши меня очень даже. Будете шипеть у меня за спиной, пересажаю всех поодиночке, а на зону передам, что вы у меня в агентах «шестерками» бегали. Ты меня понял, тело? Ну?

– Понял. Отпусти, мент, – прошипел тот сквозь разбитые губы.

Майор резко отпустил его, встал, подошел к раковине и начал мыть руки, поглядывая на агента. Ушак медленно, опираясь о стол обеими руками, поднял голову, осторожно ощупал лицо, нос, губы, залез в рот грязным пальцем, потрогал зубы, десны и, сплюнув кровавую струю на стол, процедил:

– Ну, ты и гад, майор!

Кушаков бросил ему под нос мокрую тряпку:

– Поговори у меня еще. Добавлю. А потом пришью нападение на сотрудника. Вытирай за собой!

Ушак начал лениво тереть стол, размазывая месиво по поверхности.

Роман с брезгливой миной на лице наблюдал за ним, а потом полез в карман, достал деньги и бросил на стол, прямо в лужу из крови:

– На! За наводку спасибо. Про все остальное – не твое дело. Жду через неделю здесь же!

Ушак сгреб испачканные деньги, сунул в карман брюк, обулся в коридоре и молча вышел, хлопнув входной дверью.

Роман прошел в ванную, прополоскал тряпку и начал вытирать стол, долго, тщательно, не пропуская ни одного кровавого пятнышка. С мылом промыл тряпку, поправил стулья и, удовлетворенно кивнув, покинул явочную квартиру.

Он шел по городу, периодически проверяясь, нет ли за ним хвоста. Понятно, что его не могло быть, но это уже в крови, как у любого оперативного сотрудника. Начинал Роман службу как «разведчик наружного наблюдения», не один год «оттоптал», наблюдая за фигурантами, прежде чем перевелся в уголовный розыск, и, как вести контрнаблюдение, прекрасно знал. Для этого нет необходимости крутить головой и присаживаться внезапно, якобы завязывая шнурки, есть масса витрин в большом городе, и стекла, зеркала припаркованных автомобилей прекрасно отражают всю обстановку, что творится у тебя за спиной.

Зашел в кофейню по пути. Он любил заглядывать сюда. Вкусный кофе, бесплатный доступ в интернет. Сел за свободный столик, достал смартфон, подключился к интернету и начал просматривать почту. Выскочила реклама, предлагающая туристические поездки в Англию. Роман попытался закрыть ее, но неосторожное движение пальца перебросило его на сайт туристической компании. Красивые фото Тауэра, Букингемского дворца, Трафальгарской площади.

Он внимательно рассматривал фото, потом отложил в сторону смартфон, потянулся к кружке с кофе, сделал глоток, бросил взгляд на экран, где застыла картинка с развевающимся флагом Великобритании, быстро допил и, рассчитавшись, вышел. Вернувшись на работу, Романова в кабинете не застал, опера ноги кормят.

Стал писать справку о встрече с агентом. Периодически вставал, прохаживался между столами от двери до окна, посматривая на часы. Время тянулось медленно.

С трудом заставил себя закончить справку о встрече. Отнес секретарю на регистрацию и на визирование начальнику отдела.

Сам же в смартфоне начал просматривать предстоящие в городе культурные мероприятия. Его интересовали лишь те, где будут задействованы иностранцы. Искать долго не пришлось. С передвижной выставкой приезжала группа англичан. Кушакова мало интересовало искусство, а тем паче современное. Да и заметка была маленькая, значит, не событие городского масштаба и народа будет немного. А это означает, что и контрразведки будет немного, а то и вовсе будет отсутствовать.

Это в советское время, когда сибирский город был закрыт для посещения иностранцев, каждое прибытие какой-нибудь делегации – целое событие. Все силы местных чекистов и милиции бросались на сопровождение иностранцев. А сейчас – вполне рядовое событие, обыденное. Приехали, показали картинки свои, покатались по городу, напоили, накормили, а затем уехали.

Роман посмотрел, где будет проходить выставка, и усмехнулся. Хорошо знал этот бывший Музей Ленина, сейчас – Культурно-исторический центр современного искусства. Знал, где и как расположены камеры наблюдения доисторического происхождения. В залах полумрак, освещены только экспонаты, камеры аналоговые следят только за тем, чтобы не попортили или не сперли выставленные работы. А по углам вообще сумрак.

Он от возбуждения потер руки. Налил себе кружку растворимого кофе, уставился в окно и, отхлебывая, шепотом несколько раз произнес, еле сдерживая эмоции:

– Я вам покажу, как надо работать. Всем покажу! Вы у меня их тепленькими возьмете. И потом сами будете умолять перейти на службу.

В уголовном розыске редко когда заканчивался рабочий день в восемнадцать ноль-ноль. Преступный элемент просыпается и творит недоброе поздно, ближе к вечеру, и у оперов начинается настоящая работа. Порой несколько мероприятий по задержанию происходит одновременно, и тогда задействуют все силы личного состава. Кушаков любил участвовать в силовых задержаниях. Не боялся идти вперед. Действовал предельно жестко, не давая ни единого шанса противнику. Любил некоторую показушность в своих действиях. И часто получал от руководства благодарности за «смелые и умелые действия при задержании преступника».

Сегодня же у него были иные планы. Нужно идти к шефу, так его называли подчиненные, но чаще – просто «Петрович». Тот начинал службу с участковых, с «земли», от «сохи». Дотошный, внимательный к мелочам, принципиальный. Требовательный к себе и к подчиненным. Перед начальством шапку не ломал. Весь отдавался службе, оттого и семейная жизнь не складывалась. Три брака распались. В свои сорок пять лет у него было четверо детей от прежних браков, внук и много алиментов, в половину денежного содержания.

Ростом в метр семьдесят пять, с чуть оплывшей талией, шеей бывшего борца, широкими плечами. Уши, как у всех борцов, были поломаны. Нос из-за пары переломов чуть приплюснут и сдвинут. Лысый, зато брови кустиками нависали над глазницами. Выцветшие голубые, глубоко посаженные глаза тяжелым взглядом буравили собеседника. Одна из любимых присказок Петровича была: «Верить никому нельзя! Ни агенту, ни преступнику, ни начальнику, а особенно – жене!»

Чтобы не свалиться от усталости, Петрович иногда употреблял стопку-другую, но не пьянел, лишь зверел. Вот тогда ему под горячую руку нельзя было никому попадаться. Ни подчиненному, а особенно – преступнику. Подобно горилле, враскачку, как ходят профессиональные борцы, он молнией бросался и сбивал с ног любого бандита. А подчиненные, попав под раздачу, стремглав выбегали из кабинета.

Больше всего Петрович не любил бездельников и лентяев. Даже если к нему кто-то попадал по знакомству, он не давал спуску, а те, кто пытался прикрыться высокопоставленными связями по молодости лет и глупости, вылетали из отдела через месяц. Но своих подчиненных он отстаивал перед любыми начальниками. Даже когда приезжала комплексная московская проверка, Петрович буром пер на них, доказывая, что его сотрудники пусть и недоработали в оформлении бумаг, но главное – дело, а не оформление, раскрытие преступления.

– Разрешите, товарищ подполковник! – постучался в его кабинет майор Кушаков.

У Петровича стол был завален документами. Он снял очки, устало потер переносицу:

– Чего тебе, Рома?

– Я пораньше слиняю, у меня на другом конце города встреча еще сегодня. Можно?

Начальник поднял глаза к потолку, поводил вправо-влево, что-то прикидывая, и ответил:

– Два мероприятия. Два задержания. Вроде все на месте. Справимся без тебя. Утром справку о встрече на стол. Если в прошлом месяце на «потеряшке» ты вылез, то в этом хрен у тебя получится профилонить. Порву на британский флаг. Понял?

Услышав про «британский флаг», Роман широко улыбнулся:

– Так точно, понял!

– Чего зубы-то сушишь? Врешь, поди, что к агенту на встречу. По девкам небось рванул? Колись!

– По агентурным делам. Крест на пузе! – отрицательно покачал головой Кушаков.

Петрович опустил очки на переносицу, махнул рукой, мол, ступай, и вздохнул:

– Жениться тебе пора, Рома. Уже за тридцатник. Пора.

– Какая жена выдержит мужа, когда его сутками дома нет, а когда придет домой на чуть-чуть, от него как от бича пахнет!

– И то верно, – кивнул Петрович. – Мало у кого из оперов один брак. Но все равно – женись. А то без жены мужика тянет на всякие непотребства. – Подумал немного и добавил: – Да и женатого тоже. Все, топай, не мешай работать!