Инстинкт гнева

– Ну, папироски-то остались, на? – Ерема хитро подмигнул.

Туманов бросил ему пачку сигарет, поймал укоризненный взгляд и бросил еще одну.

– Чего, как собаке, кидаешь? – обиделся Еремей. – Я тебе, как на духу, а ты…

Туманов бросил еще пачку.

– Ладно, – бомж вздохнул, – слушай, на. В ту ночь, когда Странного в компании с маньяком срисовали, еще кое-что стряслось. Сам не видал, Клавка говорила, из пятого дома. Говорит, стрельба была, на. Трупов… гора! Только не жулики это воевали. По всему – ловили кого-то, а он отстреливался, на.

– Постой, маньяка ловили?

– Откуда мне знать?

– Ловили, но не поймали, а выгнали на просеку, где его подобрал белый фургон, так?

– Чего ты пристал?! Ты сыщик, ты и думай, на.

– Ясно, спасибо, – Туманов был бы не прочь расспросить Ерему подробнее, но терпеть вонь больше не было сил.

Сыщик на прощанье помахал информатору и направился к лесопарку. Свято верить в россказни Еремея было неразумно, но и пренебрегать информацией не следовало. Надо все тщательно проверить. Тем более что это полностью стыковалось с наметившимся в голове у Туманова планом дальнейших действий. Проверить, а уж потом…

Честно говоря, Виктор пока слабо представлял себе, что будет потом. За одно утро на него свалилось непривычно много противоречивой информации, и сложить факты в систему пока никак не получалось. Виктору отчаянно не хватало листа бумаги и карандаша, чтобы расписать все по квадратикам и кружочкам, соединить стрелочками и уже в таком вот наглядном виде осмыслить за чашкой кофе.

«А пока будем накапливать информацию. Ее и так уже выше бровей, но никуда не деться. Назвался сыщиком, полезай в дебри, ищи улики. Если Ерема не врет и маньяка по лесу гоняли какие-то охотники, должны найтись следы, гильзы, пули. С учетом погоды, следы, допустим, найти нереально, но гильзы-то не сахарные, под дождиком растаять не могли. Вот только вопрос: зачем мне гильзы? Чертова каша в башке! И что я полез в эти сыщики?!»

Возможно, настоящим сыщиком Туманов пока не был, но ему определенно везло на улики и свидетелей. Причем отыскивал их Виктор еще до того, как успевал сообразить, что же хочет найти. Едва он вышел на то место, где загнанный охотниками маньяк теоретически сел в белый фургон и укатил в логово, как взгляд сам наткнулся на странную вещицу. Она висела на нижней ветке деревца и призывно трепыхалась на прохладном ветерке. При ближайшем рассмотрении вещица оказалась платком, судя по рисунку – женским. В общем-то, ничем не примечательная находка, если бы не одно «но». Платок был испачкан засохшей кровью. Виктор сразу определил, что это кровь, а не краска или помада, какой-никакой опыт все-таки имелся. Туманов взял «улику» двумя пальцами и повертел перед глазами. Было непохоже, что платком вытирали расквашенный нос или использовали его в каких-нибудь дамских целях. Окровавленный лоскут был прорезан в двух местах чем-то очень острым, вроде бритвы или хорошо заточенного ножа.

«Вот именно, – подумалось Туманову. – Вытирали. Только не нос, а лезвие! Ай, как я вовремя пришел!»

Виктор оглянулся. В одном месте кусты были примяты, но ничего особенного на их ветках он не обнаружил. Тем не менее платок и сломанные кусты вносили в предполагаемую картину ночного происшествия существенные коррективы.

«Охотники загнали зверя сюда, но прежде, чем сесть в фургон, он проткнул ножом кого-то, кто при жизни владел этим платком; вырвавшегося вперед охотника или прохожего, не суть важно, – Туманов немного поразмыслил и вывернул версию наизнанку. – А возможно, тот, кто владел платком, до сих пор жив, поскольку успел дать зверю отпор, например, сам пырнул его ножом! Из чего следует…»

Вывод напрашивался довольно смелый. Туманов повертел его так и этак и еще раз мысленно похвалил себя за сыщицкое чутье и за то, что либо в первом, либо во втором случае находится на верном пути. Диаметральная противоположность версий его ничуть не смущала.

Виктор сложил ценную улику в пластиковый пакетик и, весьма довольный собой, а также вырисовывающимися перспективами громкого дела (и, как следствие, обретения громкого имени), направился примерно в ту сторону, откуда мог прибежать загнанный охотниками маньяк. Туманов посмаковал словечко и ухмыльнулся. Если все так, как он себе представил, дело будет не просто громкое, а оглушительное! Тот, кто хотел подставить статиста, запросто может сам оказаться вычеркнутым из сценария!

Туманов вышел на полянку с мокрым кострищем и оглянулся в поисках новых улик. Гильз или следов он не увидел, зато приметил еще одного потенциального свидетеля. Невысокая, худенькая девчушка лет семнадцати брела по опушке, глядя себе под ноги и явно не замечая вокруг ничего и никого. Выглядела она для этого района вполне прилично, но что-то все же выдавало в ней местную жительницу.

«Наконец-то хоть один нормальный свидетель, – воодушевился Туманов. – Не факт, что она знает что-то существенное, но этого и не требуется. Даже если она просто подтвердит, что слышала стрельбу, уже будет хлеб».

– Девушка, извините! Можно вас на минутку?

Девица остановилась, испуганно взглянула на Туманова и почему-то попятилась. Виктора ее поведение насторожило. Не такой уж он был страшный, чтобы пугать детей среди бела дня. Девушка, видимо, поняла, что Туманов не желает ей зла, и замерла на месте. Виктор изобразил вежливую улыбку и двинулся к ней через полянку.

Он не прошел и трех шагов. В кустах на дальнем краю поляны раздался хлопок, над ухом у Туманова что-то просвистело, и ноги сами понесли сыщика прочь. Только выбежав на дорогу, он понял, что произошло.

В него стреляли! Кто это сделал (Туманову показалось, что он успел увидеть присевшего в высокой траве человека) и почему – это были вопросы номер два и три. Главное – факт выстрела! И он абсолютно не выбивался из общей картины, даже наоборот, только укреплял Виктора во мнении, что одна из его версий очень даже соответствует реальной картине событий, произошедших позапрошлой ночью где-то здесь, на полянке, просеке или узкой тропинке.

И, скорее всего, это версия номер два.

«Вот вам и господин Островский, приличный бизнесмен! Как же я раньше не додумался, ведь он с самого начала юлил! И спасателя ему требовалось отыскать потому, что тот видел спасенного в лицо, а значит, мог его заложить! Все сходится! Точно! Сходится, как тут и было! Ну, раз так, держитесь, господин маньяк, я вам устрою ночные вылазки для разрядки!»

* * *

Больше всего Женя опасалась, что не сумеет подняться с кровати. Минут десять она лежала, анализируя ощущения, потом осторожно согнула ноги в коленях и попыталась сесть. Попытка увенчалась успехом, более того, ничего особенного Женя не почувствовала. Ни боли, ни жжения. Она откинула одеяло и удивленно взглянула на свои ноги. От синяков не осталось и следа. Девушка медленно опустила ноги на пол и встала, опираясь о спинку кровати. Боли не было. Женя прошлась по комнате. Ничего! Это было удивительно и даже немного беспокоило. Так быстро у Жени не заживали даже порезы на пальцах, а тут такие серьезные травмы. Женя закрыла дверь на защелку и осмотрела себя повнимательнее. Следы вчерашнего кошмара на теле остались, но выглядели так, будто прошло недели две. Как такое могло произойти без всяких лекарств или хотя бы бабкиных заговоров? Женя озадаченно взглянула на свое отражение в зеркале. Отражение не знало ответа на вопрос. Девушка опустила взгляд на будильник, мирно тикавший на тумбочке под зеркалом, и спохватилась: время! Повторно испытывать гнев Кощея ей не улыбалось. Она быстро оделась, заглянула к брату – он еще спал, на цыпочках прошла мимо комнаты матери и выскользнула за дверь.

Где искать Кощея и его банду, Женя определила быстро. Все местные бездельники семенили примерно в одном направлении, к трамвайному кольцу. Судя по их заинтересованным физиономиям, там произошло нечто особенное. Сто к одному, что это «особенное» было делом рук Кощеевых бойцов.

Вереница трамваев вытянулась чуть ли не до Красного Маяка, видимо, препятствие у них на пути возникло уже давно. Женя подошла поближе, но за спинами зевак сумела рассмотреть только полосатые ленточки, натянутые вокруг участка примерно десять на десять метров. После нескольких секунд энергичной работы локтями ей все же удалось оказаться вплотную к ограждению, и она тут же пожалела, что не осталась в тылу. Поперек трамвайной линии стояли два милицейских «уазика», а между ними было примерно полтора десятка метров пространства, залитого темной кровью. Посередине между рельсами лежало что-то компактное, округлое, прикрытое бурым куском брезента, а чуть дальше тоже под брезентом, но большего размера, лежало нечто продолговатое. Женя невольно задержала дыхание и еще раз окинула взглядом место происшествия. Можно было сколько угодно убеждать себя, что не понимаешь смысла увиденной картины, но на самом деле понимание пришло мгновенно. Под кусками брезента лежали соответственно: голова и тело. Женя почувствовала легкое головокружение, и на какое-то время ей стало дурно. Она с трудом удержала рвотный позыв и отвернулась. Левее места происшествия припарковались еще две милицейские машины и «Скорая». Около одной из машин, «Волги» с аббревиатурой «ДПС», стояли двое крупных чинов в фуражках-аэродромах и… Кощей! Со стороны казалось, что троица мирно беседует на отвлеченные темы, покуривая и оценивающе посматривая на проходящих мимо девиц. Будто бы не было поблизости моря крови и расчлененного трупа. Здраво рассудив, что сейчас Кощею не до выполнения каких бы то ни было обещаний, Женя попыталась вырваться из кольца зевак, чтобы спокойно вернуться восвояси или даже поехать на работу – в принципе, она еще успевала, – но какое-то внутреннее чутье остановило и заставило подобраться к троице поближе. Бороться со странным любопытством Жене не хватило сил. Такого раньше с ней не случалось, но рассуждать о причинах неодолимой тяги к опасным знаниям было некогда. Женя обратилась в слух, боясь пропустить хотя бы слово из неторопливой беседы местного милицейского начальства и того, с кем они, по идее, должны бороться всегда и везде, а не где-то «кое-где» и лишь «порой».