Крис и Карма. Книга первая

– Да-да, – торопливо закивал Вадик. – Какую-нибудь закуску… Ну, может быть, селедочку…

– Селедочка у нас идет с луком, – усмехнулась Зина и, хоть убей, но вдруг показалось Вадику, что они как-то понимающе переглянулись с Маргаритой Иосифовной.

– Ну и что? – здесь уже Вадик позволил себе слегка возникнуть, самую малость, но – возникнуть. Мол, в чем дело, кто тут заказывает музыку?

– Да ничего, – чуть ли не зевнула Зина, равнодушно глядя поверх головы Вадика. – Просто лучок у нас запашистый… Не боитесь соседей по купе? – И тут же повернулась к Маргарите Иосифовне. – А вы будете еще что-то заказывать?

– Пожалуй, я поддержу Вадима Сергеевича, – улыбнулась Маргарита Иосифовна, – и с удовольствием выпью еще один фужер белого вина. Кстати, мне оно почему-то напоминает рейнский «Бурбон» 2007 года… Если вы помните, тогда в Европе случилась засуха и виноград прирейнских долин удался на славу.

Вадик онемел: вот это Марго! Вот дает – вино влет определяет… Но, может быть, просто блефует? Ведь никто и ничего у нас в этих винах не понимает…

– Засуха у нас только у мужиков с похмелья бывает, – Зина сунула блокнотик в карман, забрала со стола грязную посуду и легко заскользила между столиками.

– Странная она какая-то, – задумчиво сказала Марго. – Чем-то сразу цепляет, хотя и ходит как полусонная…

– Вы тоже заметили? – почему-то обрадовался Вадик.

– Что значит – тоже? – усмехнулась Марго и перевела на Вадика свои сумасшедшие грецкие глаза. – Я-то заметила, а вот вы, дорогой Вадим Сергеевич, на кого заглядываетесь? С вами такая шикарная женщина сидит, вам компанию составляет, а вы официанток разглядываете.

– Да это я еще раньше, до вас, заметил, – смутился Вадик, – пока заказ делал.

– Ну, в таком случае, я вас прощаю. – Марго подняла бокал. – Наливайте, что вам там принесли?

– «Парламент», – взбодрился Вадик. – Между прочим, отличная водка!

– Это не водка, Вадик, это – пойло! Вообще-то с женщинами, Вадим Сергеевич, надо пить не водку, поскольку она угнетает, и особенно – когда в большом количестве, а, скажем, выдержанный коньяк или бренди… Ну, да ладно, дело это поправимое, я вас обучу…

Ах, как ударило в голову Вадика от этих слов, как захотелось ему немедленно поступить в обучение к шикарной Маргарите Иосифовне… Основательно осмелев и возбудившись (нет, уважаемая и несравненная Марго, далеко не всегда и далеко не каждого водка угнетает, подумалось ему), Вадик решительно предложил:

– Знаете что, Марго, давайте выпьем на брудершафт! – и потянулся с рюмкой к Маргарите Иосифовне.

– Выпить-то мы выпьем, – невозмутимо ответила Марго, – а вот целоваться будем у меня в купе…

Заметив его растерянный взгляд, Марго слегка усмехнулась и пояснила: – Я ведь привыкла ездить одна. Знаете, бывают такие попутчики… Ну, вы понимаете…

– Конечно! – Вадик побледнел от хороших предчувствий. – Мне однажды такой старикан попался…

– Не будем о грустном, – вздохнув, прикрыла ореховые глаза хорошо ухоженными ресницами Маргарита Иосифовна.

– Конечно – не будем! – радостно поддержал ее Вадик.

Они чокнулись, Марго многообещающе качнулась над столом в сторону Вадика, и медленно, сквозь зубы, выцедила вино до дна. Поставив фужер на стол, аккуратно промокнула пухленькие губы салфеткой и решительно сказала опешившему Вадику:

– Ну, я пошла…

Увидев его жуткое разочарование, она довольно засмеялась и продолжила: – А вы допивайте, извините, свою водку и приходите ко мне…

– Но куда? – чувствуя, как бешено колотится у него сердце, пробормотал Вадик. – Куда приходить?

– Девятый вагон, купе номер семь. Стукните три раза… Но – не раньше, как через полчаса, – и улыбнулась, и поднялась из-за стола, держа спину удивительно прямо, и пошла, обдав Вадика ароматом французских духов.

И продолжала томить растревоженную душу Вадика инструментальная музыка тридцатых годов прошлого века, доносившаяся из мощных стереоколонок, установленных на полу возле буфетной стойки. Кто поставил музыку, кто менял диски, кто, наконец, управлял настроением Вадика через эту музыку, было непонятно. Никакого буфетчика или буфетчицы, да и вообще кого-либо, кроме Зины, он так и не заметил. Казалось, она одна обслуживает клиентов, разливает напитки, следит за стереомагнитофоном, кассирует деньги и, наконец, сама же готовит на кухне неправдоподобно вкусную для вагона-ресторана пищу. Вадик очень удивился, когда все это сообразил, и легкая тень непонятной тревоги вновь набежала на его взволнованное будущим свиданием сердце. Но это длилось лишь одно мгновение, смешное и глупое мгновение, потому что вслед за ним встали перед мысленным взором Вадика аппетитные губки Марго, про которые почему-то говорят, что они бантиком, и полные орехового мрака вытянутые к вискам глаза, и четко обозначенная, хотя и небольшая, грудь этой несравненной женщины…

Волнуясь и спеша, Вадик наполнил рюмку, подцепил вилкой остаток салата и с удовольствием выпил, хотя и не почувствовал ни вкуса, ни крепости водки. Он удивился и тут же опрокинул в себя вторую стопку «огненной воды», которая показалась ему не крепче слегка забродившего яблочного сока.

За темным окном проносились жуткие просторы России, на которых не только две величайшие армии мира – Наполеона и Гитлера – можно было похоронить, но и все могущественные империи в момент их наивысшего расцвета, включая несравненную империю Александра Македонского и таинственную, словно из иной планетной цивилизации возникшую, империю Чингисхана. Все они бесследно растворились бы, словно горстка песчинок в океане, на просторах нечерноземной России, сгинули в бесконечных горных распадках, утонули в кочковатых марях, впаялись в липкий глинозем и, безусловно, вмерзли бы в бесконечную и бездонную тундровую зыбкость.

Темно за вагонным окном, неуютно, лишь мелькают бетонные столбы высоковольтной линии, да изредка промелькнет, словно из бездны в бездну упавший метеорит, огонек пристанционного домика, громыхнут стрелки на въезде и выезде никому неведомой станции, и вновь непроглядный мрак и жуть российских просторов…

Водка кончилась, а Вадик сидел трезвый и счастливый, весь в ожидании и предвкушении, сгорая от нетерпения, то и дело бросая взгляд на циферблат часов. Но время сегодня было не его союзником: стрелки словно прилипли к двум цифрам, означающим без пятнадцати минут десять. Они не двигались и даже секундная стрелка, всерьез казалось Вадику, ползла по циферблату, как подмороженная муха по стеклу. Пару раз он не выдержал и легонько встряхнул рукой – бесполезно.

И как-то долго, очень долго, не приходила Зина с расчетом, хотя Вадик нетерпеливыми жестами уже несколько раз подзывал ее к себе. Но, опять же, все в эти минуты ожидания казалось Вадику нестерпимо долгим, весь мир словно бы сговорился против него и – никуда не спешил, никого не догонял. Зато подошел, вернее будет сказать, – подковылял, парень-инвалид на костылях. В потрепанном, непонятно какого цвета и кроя пиджачке, из-под которого выглядывал грязноватый воротник клетчатой рубахи, в камуфляжных, пестрых брюках, подвернутых выше колен, на двух белых больничных костылях, вытертых под мышками до серого пластикового цвета, он давно уже маячил в проходе вагона-ресторана, подолгу задерживаясь у столиков. Вадик успел заметить, что инвалиду многие наливали, и он охотно выпивал, пряча фуражку с подаяниями в глубокий карман. Потом он фуражку доставал, зажимал козырек в левой руке вместе с поперечной ручкой костыля, и переходил к следующему столику.

– Подайте инвалиду спецназа, – сказал он, глядя на Вадика невероятно синими, пронзительными глазами. – Сколько можете…

Глаза инвалида завораживали, от них трудно было оторваться, они, словно глубокая промоина в паковом льду, настойчиво манили к себе, втягивали. И сладко, и жутко было в них смотреть.

– Как же тебя угораздило? – с трудом отрываясь от синих промывов, Вадик опустил взгляд на ноги инвалида, вернее на то, что от них осталось.

– Дагестан… Зачищали одно горное селение, – с привычным равнодушием начал рассказывать парень. – Стоял в оцеплении возле одного богатого дома, по оперативным данным – мирного. Ну, стоял и стоял. Потом через калитку вышел их аксакал, а по-нашему – дедушка. Весь седой и красивый такой, с бородой и добрыми глазами. Сынок, говорит он мне, помоги, там мою внучку проклятые боевики наручниками к решетке приковали. Я и пошел, привык старикам верить… А кому еще? – парень сощурил синие злые глаза, скрипнул зубами, качнувшись на костылях. – Пошел, а там растяжка, ровно посередине двора… Чтобы, значит, ворота не попортить и крыльцо с входными дверями в дом… Пока со мною возились – боевики через калитку в лес ушли… Старик тот хорошо по-русски говорил, вроде как школьным учителем был. Говорят, очень Лермонтова любил, стихи его наизусть знал… Ну и вот, значит, благословил меня вместе с Лермонтовым в инвалиды… А родное и благодарное отечество, понятно, тоже благословило, вот, костыли бесплатные выдали и пенсию, соответственно, в два прожиточных минимума… А у меня жена, мать с сестренкой и двое детей. Все одной семьей в одной двухкомнатной квартире проживаем, и все – безработные. Наш цементный завод закрыли, на месте трикотажной фабрики азеры рынок открыли. Работы – никакой…

Вадик отдал стольник. С сожалением взглянул на пустой графинчик. Инвалид перехватил его взгляд, усмехнулся:

– Будет с меня, а то домой не дохромаю…

И поковылял дальше, высоко откинув голову над узковатым в плечах пиджачком.

Темно за окном. Непроглядно… Темна, загадочна и непроглядна человеческая жизнь в России, и каждого из нас, гордого, самонадеянного, уверенного в себе и своих силах, поджидает в жизни своя растяжка в свой урочный час…

– Вижу, вижу, – вдруг, словно из-под вздрагивающего под ногами вагонного пола, появилась официантка с блокнотиком в руках. Вадик даже вздрогнул от неожиданности. – Вижу, Котик, вижу, как ты торопишься, прямо копытом бьешь, – усмехаясь, сказала Зина. – Успеешь, золотой, какие твои годы… Все ты еще успеешь, если не остановят, – как-то загадочно, непонятно сказала она.

– Кто? – удивился Вадик, невнимательно заглядывая в счет.

– Узнаешь, – многозначительно ответила Зина. – Но позже…

– Узнаю, – весело ответил Вадик, хотя совершенно не понимал, о чем идет речь. – Обязательно узнаю… Вот, возьми и сдачи не надо.

– Щедрый, – забирая деньги, опять усмехнулась женщина, но как-то так, одними губами. – К ней торопишься?

– К ней, – ответил Вадик, торопливо пряча кошелек с деньгами в задний карман джинсов.

– А я? – вдруг спросила Зина, глядя на Вадика странно расширившимися, темными глазами. – Как же я теперь?

– Но я…я… – Вадик растерянно и жалко смотрел на Зину, внезапно вспомнив их недавний, многообещающий, полный скрытых намеков, разговор.

– Забыл, – засмеялась Зина, касаясь Вадика пышными и ненормально горячими грудями. – Совсем забыл, котик… Ну, ничего, я не обижаюсь, я никогда на красавчиков не обижаюсь. Я их просто люблю… Пошли?

– К-куда? – тупо таращась на Зину, враз пересохшими губами спросил Вадик.