Ранние журавли

Карысь затих и невольно подался к отцу. Смутное чувство опасности, которого он раньше никогда не испытывал, переполняло Карыся. И в эту самую минуту отец полушепотом спросил:

– Карысь, видишь?

Вначале он ничего не увидел, но потом у самого леса, очень недалеко от них, вдруг разглядел какую-то непонятную фигуру. Он бы никогда не заметил ее, не отличил от леса, но эта фигура шевелилась. Она как-то странно кружилась на одном месте, приседала, подпрыгивала и походила чем-то на пьяного мужика. Но пляшущий мужик – это не страшно, а вот фигура была страшной: огромная, лохматая, неуклюжая, с непонятными движениями.

– Кто, кто это?– едва выговорил от страха Карысь.

– Медведь пляшет, – улыбнулся отец.

Карысь по голосу понял, что отец улыбнулся, но, странное дело, это его не успокоило, а еще больше перепугало. Он вдруг решил, что отец не понимает опасности, не знает, как это страшно, и, вцепившись в него обеими руками, умоляюще попросил:

– Скорее, папа, скорее! Он еще нас не видит… Скорее, папочка!

– Да ты что, Карысь, – удивился отец. – Да какой же это медведь! Ты посмотри хорошенько. Это дядя Трофим пласты дерет. Ты же видел, он сарай новый поставил, а крыши еще нет, вот он и дерет пласты себе на крышу.

– Поедем, папочка! – почти плача, умолял Карысь. – Ну погони же Серка, папочка, скорее!

– Да ты посмотри…

– Поедем, поедем, поедем!..

Карысь не хотел, Карысь боялся смотреть в сторону якобы Трофима, дерущего пласты. Мелкий озноб вдруг начал бить его. Он сжался в комочек и, словно щенок недавно под его куртку, полез к отцу на колени. Что-то поняв, отец сердито крикнул на Серка, дернул вожжи и крепко обнял Карыся.

– Ну, маленький, чего это ты? – обеспокоенно спросил отец. – Там же вовсе не медведь. Я просто пошутил. Вон, смотри, уже и огоньки дервни видно, и мамка нас теперь дома ждет: сидят с Верой за столом и ждут.

Карысь осторожно приподнял голову и посмотрел вперед. Там, еще далеко, но так призывно и так ласково горели огни его деревни, там были его дом, мать и сестра Вера, и он, вновь прижимаясь к отцу, впервые понял, как это хорошо – возвращаться домой…

А ночь величественно плыла над землей, наделяя все живое на ней каким-то новым и таинственным смыслом, даря людям страх и восторг, надежду и отчаяние, и мягко, шелковисто дул с юго-запада медвяный от запаха трав ветер.

Сандалии

1

Из города мама привезла Карысю новые сандалии. Были они желтые, с блестящими металлическими пряжками и дырочками на носках. Они даже пахли как-то по-особеному. Карысь поставил сандалии на пол и долго не решался сунуть в них ноги, а когда уже совсем было решился, его строго окликнула мама:

– Вначале надо ноги мыть, а потом сандалии надевать. Тем более – новые.

Карысь вздохнул и безропотно пошел за тазиком.

На улице ярко светило солнце, петух расхаживал по палисаднику, а куры купались в пыли и одним глазом смотрели на него. Карысь поставил таз на землю возле высокой бочки с водой, принес скамеечку и, забравшись на нее, зачерпнул ковшом. Ковш был большой, тяжелый, и Карысю пришлось доставать его из бочки двумя руками. Вода весело ударилась о дно тазика, во все стороны полетели радужные брызги, вспыхивая и мерцая на солнце. Петух недовольно квохнул и покосился на Карыся красноватым глазом.

Карысь сел на скамеечку и опустил ноги в теплую воду. Было так тихо и хорошо на улице. Карысь думал, что если ноги долго-долго держать в воде, то они и сами отмоются, и мыла никакого не надо. Но он уже столько времени просидел, а вода была все еще чистая, а вот ноги – грязные, особенно на щиколотках.

Карысь потер ногу об ногу, потом наклонился и одним пальцем стал шоркать по щиколоткам. В это время из-за бочки вышел маленький рыжий щенок. Он приветливо вильнул хвостом, потянулся, припадая к земле на передних лапах, и зевнул, отчего стало видно, какие у него тонкие, острые зубы и розовый язык.

– Верный! – обрадовался Карысь. – Ах ты, Верный…

Он взял щенка и посадил к себе на колени. Щенок был теплый, легкий, и от него пахло овчиной. Карысь погладил его, почесал за ухом и отпустил на землю.

Потом, вытянув ноги над тазиком, Карысь смотрел, как с них падают капли и как быстро высыхают они под солнцем.

Сандалии были в самую пору: мягкие, важные, они как-то легко и быстро устроились на ногах, пальцы твердо уперлись в носки, и Карысю сразу же захотелось куда-то в них побежать.

– Ма-а, я погуляю?

– Хорошо. Только далеко не уходи.

– Не-е…

– Сандалии не жмут?

– Нет.

– Ну, беги.

Карысь вылетел на улицу, восхищенно косясь на новые сандалии, и на секунду задумался, решая, кому первому их показать. Так и не успев ничего решить, он вдруг сорвался с места и быстро затопал под горку, к речке, откуда доносились смутные ребячьи голоса. А здесь, на речке, он совсем забыл про сандалии, потому что все ребята были в воде, и там происходило что-то ужасно интересное: стоял визг, взлетали брызги и лишь на мгновение ясно промелькнула рыжая Витькина голова. Карысь, торопясь и путаясь, сорвал рубашку, не расстегивая пряжек, наступая на носки, снял сандалии и уже почти на бегу, приплясывая на одной ноге, выскочил из штанишек. С криком, захлебываясь восторгом, речным воздухом и солнцем, бросился он в самую гущу ребятни. И сразу же его опрокинули, целые потоки воды обрушились на него, забили рот, уши, нос, и он сам, отбиваясь, вспенивая реку руками и ногами, уже хлестал по ком-то упругими струями, так легко и сладко срывающимися с раскрытой ладони.

– Новенький голит! – раздался чей-то вопль, и тут же Карысь остался один, не сразу сообразив, что новенький – это он. И началась игра, в которой особенно ценились смелые обманчивые нырки и умение плавать под водой. Карысь нацелился и кинулся за Витькой, потому что догнать его считалось особенно тяжело. Но Витька… вот он только что был – и нет его. Карысь останавливается, растерянно смотрит на воду перед собой, а потом слышит Витькин крик у себя за спиной. Он бросается на голос, и совсем случайно натыкается на Ваську. Все! Теперь голит Васька, и срочно надо удирать.

2

Потом они лежали на песке, обжигаясь его прогретым жаром, и Витька вдруг предложил:

– Айда гнезда зорить!

– На базу?

– Не-а, – мотнул головой Витька, – сорочьи.

Сорочьи, это, значит, в лес.

– Айда! – обрадовался Васька. – Я в прошлый раз двенадцать штук назорил. Во!

– Во! – передразнил Витька. – Это когда было? А теперь там давно сорочата сидят.

– А Карыся мать заругает, если он пойдет, и нам достанется, – неожиданно сказал Васька, натягивая штаны.

– И вовсе нет, – Карысь нахмурился, враждебно глядя на Ваську. – Она меня хоть куда пускает.

– Да, пускает, а в прошлый раз?

На это Карысь не стал отвечать и лишь подумал, что Васька на их лодке ни в жизнь не покатается…

И тут же все заспешили, в штанишки еще кое-кто вскочил на месте, а рубашки надевали уже на ходу. Теперь вся штука заключалась в том, чтобы первому увидеть гнездо, первому забраться на дерево и первому запустить руку в сорочий домик. Первым увидеть гнездо Карысь был не прочь, даже очень желал этого, но вот на дерево залезть… Лучше было бы посмотреть, как полезет на дерево Васька.

И первым гнездо увидел Карысь. Оно было так близко, такое огромное, из сухих черных веточек, ловко пристроенных в развилке между большим сучком и стволом высокой березы. Береза стояла одиноко, в густых зарослях тальника, может быть поэтому никто из ребят не увидел ее: все смотрели на дальние колки, где гнезд всегда было много.

– Я первый, я первый! – закричал, запрыгал Карысь, показывая пальцем на березу. – Никто не видел, а я увидел. Я первый!