Силонебие

– А это… —

Тоже не голодает. Кризис у них, видишь ли. Седоватый. Круглый. Жук. Я его знаю. Читал. Любит под коврами в Кремле ползать… Пыльно там, как не выбивай. Мне было бы противно. А он ползает. Хрен с ним. Из Москвы припёрся. Надо говорить. На народные ведь денежки. Мои, то есть, тоже.

Я – гражданин РФ, прилежный налогоплательщик. Нравится государство или нет – одно. Налоги – другое. Должен быть порядок. Хотя у них всё равно нету порядка. Фокусники. Деньги пропадают из-под рук. Особо в ведомстве Зои Букиной. Потом появляются где-то ещё. «Иосиф Виссарионович, заспался-а-а. Пора! Все петухи прокукарекали.» … Только петухов давно съели, чтоб не будили, кого не выгодно. – Беда.

– Челом приехали бить. —

Мне всё равно. Делайте, что хотите. Мне от вас никакой пользы. Зла бы не было… Головы только Круглый с Мордатым наклонили. Розанжела не низошла…

Зажрались. Кто ж так бьёт? Молчу. Дальше слушаю. —

– По решению Государственной Думы приглашаем Вас стать Президентом Российской Федерации. —

В этом месте я не мог не проснуться. Вспомнил их маму. По большому счёту она у них у всех одна. Пошёл в уборную. Я всегда делаю это по утрам, и легко, как птичка: ррраз! – И целый день потом заботы не знаю – свободен.

Сон Второй. В Зале заседаний

Москва, Кремль. «Занесло, бл. дь. Осиное гнездо». Стою, как Винни-Пух, в середине дупла. А они жужжат, жужжат. Про то, что тучка, не пою. Они знают, кто я. Одёжу покупать ради ос не стал. В чём есть.

Отец-покойник приучил одеваться скромно, но прилично. Подтянутым быть. У меня есть пиджак, двое брюк и много галстуков. После отца не стал выбрасывать. Плачу, когда вижу в шкафу. Я отца очень люблю. Умер – это для кого-то ещё. Я не тупой. Ботиночки литовские, тоже отца. Советские, в смысле. Тридцать лет уж, как республики той нет, а ботиночки целые. Хорошо захватчики работали. Буржуи не годятся в подмётки. На подмётки – тем более. Хозяйство у них другое. Чтоб всё скорее развалилось и новое покупалось. Это капитализм – Накопительство, по-русски… Правда, в Бразилии ботинки приходится одевать редко: сандалии, тапочки… Да, я в Бразилии ношу тапочки. Русский потому что. Хотя и без русской души. – Ангел я. Розанжела, Круглый и Мордатый знают об этом. Вижу.

Русская душа мешает быть ангелом. Вы можете себе представить ангела с русской душой? Ха-ха! Я – нет… Попа? Вы серьёзно? – Он же врун или сумасшедший. Ангел – скромный, смиренный и правдивый. Скромный, смиренный и правдивый поп… Анекдот, да. Ха-ха-ха-ха. Патриарх? Этот миллиардер? – Лежу на ковре. Смеюсь и дрыгаю руками и ногами, как большой и неуклюжий жук. Ко мне подбежали и поставили на ноги. Извиняюсь. Тот ещё ангел.

Повели в Зал заседаний. Пятым усадили. Там прямоугольный стол. В меньших краях по девять стульев. В больших – кажется, по пятнадцати. Посреди прямоугольника тумба с цветами. Всё белое, и пол неприятно блестит.

Лампочек-то, лампочек!.. Четыре огромных люстры да шестнадцать помельче… Помню, в начале девяностых в деревне жил. С картошки на воду. Была всего одна лампочка. Десять рублей в месяц набегало. А эта ж сволота сколько жжёт, а? – Подумать страшно. Одну бы киловаттную над тумбой, пониже только. Да каждому местный светильник. Было б довольно. Вы ж ненавидите советскую власть. Она была плюс электрификация. Значит, у вас должен быть минус. Жирным бы вас минусом по бошкам. Разговор-то об чём?..

Все стулья заняты. Мужики в чёрном. Одна баба в красном. Коммунистка, наверное. Ещё две других. Одна молодая. Подсадили, видать. Круглый мужик, что ко мне в Бразилию приезжал – напротив. – Главный. Он встал и прочистил глотку. Осы стихли.

– Отечество в опасности, – начал Круглый. – Народ страдает… —

Я понимал, ему насрать на народ. Но, видать, за жопу сильно прихватило. Яйца самые прищемило, коли меня с другой стороны Земли прилетели сюда… Народ, видишь ли, у него страдает. —

Сложилась революционная си… —

Я поднял руку. —

– Уважаемый, коли уж привезли меня да делали вид, что челом били, то давайте по-русски. —

Он заткнулся и вылупился. Прочие тоже лупатыми стали. —

– Взрывное обстояние, – поправил я Круглого.

– Именно, – согласился он. – Мы править не можем. Бросить нажитое жалко. А народ? Жить им уже невмоготу. Хуже бешеных собак стали. Ограбят да спустят. Толку не будет. Все знают. Только побезобразничать да душу отвести.

– Верно, – согласился я. – Нашему человеку главное справедливость. А справедливо – отнять и разделить. —

Собравшиеся загудели и громко заёрзали. —

– Не поняли. Был царь – убили: плохой. Был Ленин, делил – обосрали…

Женщины зашипели. —

Ничего, – продолжал я. – Черномырдина терпели – и меня переживёте. Потому как в России главное – Мать Земля сырая. И правда поэтому тут матерная. Грубая, жёсткая, то есть. Иначе ни вы, ни народ не поймёте. Вам говно в нос – как нашатырь для потерявшего сознание. —

Бабы затихли. А прочие глядели на меня изучающе, насторожённо, но с интересом. —

Ильича так обгадили, – лепил я своё, – что уж не отмыть память о нём во веки веков, я думаю. Да будет так.

– Не без этого, – покачав головой, согласился Круглый.

– Диктатура была – не понравилось. Перестроились. Свобода жулья – тоже плохо. Что остаётся? —

Собравшиеся безмолвствовали. —

Россия для русских? – Ерунда. Русские – умирающий народ. —

Общее негодование. —

Бля-я-я.ь! – заорал я. Призвали – слушайте: правду говорю. Имею право: я – русский, поняли?! – И повёл головой вокруг, пытаясь определить, сколько тут русских.

Первое междусоние. Мандариновый рассвет

В этом месте сна я настолько возмутился, что проснулся. Уже светало. Я был естественным человеком – по солнцу встающим, то есть. Пошёл в кладовку и стал чистить мандарину.

Не знаю, как бы поступил в самом деле, коли меня какой дурак поставил во главе государства Российского. Им же всё плохо. Ни к кому и ни к чему уважения нет. К себе, в том числе. Из крайности в крайность. Только ломать… Вот растёт дерево, сообразите. Раз сломали – растёт дальше, жить хочет. Снова не понравилось, как растёт. Ещё раз сломали… Да какое ж растение такое вынесет? Это ж сущая урода будет, а не дерево. Так ведь оно и есть сейчас. Только срубить да новое посадить. Однако ж Россия не дерево. И птичек чем только не морили. Вот они и странные такие на дереве том. У кого крыло дёргается, у кого башка на бок свёрнута, у кого глаз заплыл, а мозги… Впрочем, мозги – ладно. Совести нет напрочь, вот что. А, главное, лживы очень… С этим и вовсе не знаю, что бы делал…

Мандарина оказалась суховатая. Остатки выплюнул. Разъяснилось. Всяко растение беречь надо. Страну – тем более. Когда берегут? – Когда любят. А когда ломают?… – Вы поняли. Не обижайтесь.

Сон Третий. Жильё

В Москве, пока суть да дело, мы с женой остановились в гостинице «Славянка».

– Без жены не поеду никуда, – заявил я Круглому ещё в Бразилии. Он руками развёл:

– Естественно. —

Я – никто. Кот в мешке. На всякий случай в Домодедово никто и не встречал. Спасибо.

В Интернете с трудом нашёл гостиницу в Москве с русским названием. «Своеобразные люди так называемые русские!» … «Славянка» – на Суворовской. Три звезды. Двухместный – 145 реалов. По карману.

Ну вот как ими править? Ну да, у меня уже нет русской души. А у них тогда что заместо души? Какая же ненависть к родине моих предков! – Куски сухого гов. а. Копролит. – Это окаменелые испражнения мамонтов в душе каждого, кто не знает.

Ненавидеть язык – значит ненавидеть народ. Они это делают! Придётся тяжко… Зачем оно мне? – Родину люблю, наверное. Поруганную, десятки миллионов раз заё. анную в доску этими, с кусками сухих испражнений… Её можно любить… такую? – Дураки. Любовь у человека не в голове. Любовь в голове у робота… Ну, не в голове, конечно, а там, где у него сгусток управления.

Прилетев, мы не доложились: «Пошли в задницу. Им надо – пусть что хотят, то и делают. Ищут пусть. А мы – хоть сейчас назад. Такой каменюку вешать на шею. И каждый день ждать, что убьют». Однако на следующее утро позвонил первый заместитель Круглого…

Смехатура: у него два первых заместителя. Это что?.. Может ли быть, к примеру, две правых руки или четыре указательных пальца на одной руке?.. И ведь так тут у всех в головах. Поэтому страна в ж. пе… Достать Россию из жо. ы… Задача… Сдвоенного заместителя звали Пётр Петрович.