Силонебие

Деньги? – Буду менять конституцию, отменять уже принятые законы. Прежде всего, объявляю прямо сейчас в общенародной собственности недра… —

Страну сотрясает мощное «Ура!!!» —

– Через месяц это станет законом. —

Кажется, слышу это «ура!» сквозь стены. Потому что слышу душу России. —

– У известной части общества, чувствую, уже появилось желание меня убить… Напрасно… Я действую как дух благодати: справедливо. И понимаю, что справедливость вы по большому счёту ненавидите. Потому что вы – страстные существа. Вы удовлетворяетесь злобой по поводу несправедливости. И – всё. Вы отторгаете рай, но с холодной душой обращаетесь к вашему богу, чтобы он окоротил других, но дал полную свободу безобразничать лично вам…

Я – не коммунист. Но ангел очень похож на коммуниста, как и дьявол – на правителей, которых вы с нездоровым упорством выбираете. Скажу правду: в глубине души вы хотите ада, получаете его – и льёте лицемерные слёзы.

Я не верю, что вы искренне хотите достаточной жизни, мира и справедливости. Я пришёл, чтобы предотвратить бунт, который уничтожит Россию. Я не дам вам сокрушить Отечество. И буду в этом жёсток, как Сталин.

А убивать моё тело не к чему. Смотрю на вас с глубокой печалью: на ваши страсти, стяжание, разврат, беззаконие, небопротивное искусство… Вся жизнь ваша противоположна Небу, и церковная – в том числе.

Для меня ваши блага – мерзость. Я назначу себе заработную плату в 160 тысяч – самую большую в стране. И только затем, чтобы вы меня не презирали. Потому что уважать вы не умеете. Я буду жить в скромной квартире с обычным ремонтом. Покупать продукты стану там же, где и вы. – И лично. Готовить мне будет моя жена. И убирать в квартире – она же. Одеваться – в ширпотреб, потому что у меня вызывает рвоту ваш разврат в одежде. Для поездок буду вызывать городское такси. Обойдусь без Национальной гвардии… Два иностранных слова. Ха-ха-ха… Меня не будет опекать Народная Охрана. Потому что мне не нужна власть. И если я увижу, что она вам поперёк горла – тотчас куплю билет в Бразилию. И – прощайте. Без вас мне будет куда проще молиться и, следовательно, жить на белом свете.

Я – скромнее самого скромного из вас. У меня не будет собственности. Мне не нужны загородные дворцы. Я не буду тайно заниматься так называемым бизнесом и грабить вас через подставных лиц… Потому что я – ангел, и всё человеческое мне чуждо.

Я – не царь, но нецарь… —

Моя речь произвела в духовном смысле взрыв множества термоядерных бомб. Потрясение было столь сильным, что я проснулся. Когда пошёл поссать, пришлось держаться за стены, потому что покачивало. Было похоже на лёгкое землетрясение… Я вспомнил свой сон и засмеялся. Ибо по своей значительности речь моя, возможно, не уступала Нагорной проповеди…

Может ли дух благодати править на земле? – Нет, конечно. Бесстрастный – страстными… Смешно.

Сон седьмой, о чайнике

Общество захлопало крышкой, как старый чайник. Главное, чтобы не выкипел и не распаялся. Собрания и шествия я не запрещал. Более того, отменил согласования. Все могли свободно высказываться, как по отдельности, так и соборно. И не только на кухне, а в любом месте и громким голосом. Однако, запретил делать это в рабочее время и хаять кого бы то ни было. «Хотите обсерать что-то прилюдно, – говорил я, – жоп. пробкой заткните. – Рот ваш, то есть. И выражайтесь печатно, уважительно. Привыкайте жить по-человечески».

А народ поорать горазд. Расслаблялись и оттягивались. Крику было много. Главное, как всегда, в Москве, в городе-на Неве и Екатеринбурге. Ещё бы. Там у многих достаток снижался – у прогорклых «сливок». Злились также, что нельзя никого мазать испражнениями… «Ленин мазал стены в особняке в Горках. Но так это ж после третьего инсульта! Или вы тоже не в своём уме?» – внушал я людям. – Слушали пока, задумывались. Но не хлестать гов. ом изо рта было очень тяжело и непривычно. С малых ногтей слышали и привыкли.

Мне доставалось изрядно, по большей части, слева. Беднота жаждала крови. Обвиняла в двурушничестве. Ну как же. Бандиты не лишались свободы и имущество их не отбиралось. Как это понять?

Богачи злобно мерили шагами свои жилища, материли прислугу, жён и детей. А только понимали, что порядку, заведённому их ставленником, приходит, печатно выражаясь, конец. Чайник вот-вот взорвётся. Кого осколком насмерть, а кого обварит… «Пристрелить гада?.. – А что мы выгадаем?» – Это про меня…

Руководитель военного ведомства был мне очень не по душе. Да нет, я ничего не имею против малых народов Севера и Юга в руководстве страной. Только вот кто его выдвинул, да какую общественную организацию он создал, да сколькими наградами увесился, да сколькими бабами-генералами себя окружил… Именно генералами, а не генеральшами… Ну вот вы подумайте, бл. дь, мужики-офицеры горбатятся подчас в очень тяжёлых условиях и только при выходе на пенсию полковника получают. А при Уйшоге несколько молодых тёток с генеральскими погонами… Разве что ангел, как я, может об этом думать исключительно чисто. Я – думаю, и вам советую. Потому что грязнодумание вредно для души и вообще для здоровья.

«Этот человек будет верно служить только бандитам», – решил я. Ну так я его в этой плоскости и использую.

Главный военный сидел на гостиничном стуле в свободной позе. В «Славянке», в смысле.

– Приказываю немедленно взять под охрану все жизненно важные учреждения, а также… – Здесь я остановился для большей значительности. – И это очень важно – жилища и прочую собственность подельников бывшего президента Российской Федерации и всех более-менее состоятельных сограждан. Пока – на ваше усмотрение. А полный список составим позже. —

Уйшог с большим удовлетворением закачал головой. —

Мы должны по возможности исключить проявления насилия. Это государственная задача. При необходимости действуйте так жёстко, как потребует обстановка.

– Что, на поражение? – Уйшог вытаращил глаза.

– Да. Вплоть до танков и авиации…

– А письменно?

– Молодец, – сказал я. Набрал, напечатал, подписал и вручил.

– Нет вопросов.

– Действуй. —

Кажется, мы расстались довольные друг другом… Кажется… Не верю!..

Поскольку так называемую русскую душу, пожив за рубежом я потерял, то чай кофейными чашечками пью, и по одной. По-честному говоря, получается, русская душа – это набор неких качеств, воспринимаемых мной как недостатки. Лично мне они мешают жить как духу благодати…

«Эх, не к добру мы в Москву приехали», – жаловался я жене. Но у неё свои понятия. Самовар вот просит купить. Самовар, особо на дровах, оно, конечно, красиво. Только зачем нам самовар? Дома я кипятил маленький чайник, грамм сто туда воды наливал. Он часто выкипал, чернел. Хорошо, жена на подхвате. Я смеялся и называл чайник Российской Федерацией. В Москву мы его, конечно, не взяли.

Сон Восьмой. Новогюзов с булочкой

В «Ашане» мы купили дешёвый электрический чайник. Никакого удовольствия: не поёт, собака. Только щёлкает. Я резал ломтиками крупное красное аргентинское яблоко.

– Гиезий Адрианович, тут такие перемены начались, а вы ко мне с мелочью. —

Я в самом деле обиделся. Съел дольку яблока. Мне дали помощницу. Звать Таня. Она вынуждена много времени быть в нашем номере. Мужчина угнетал бы мою жену. Таня записывает разговор. Хотя и так, будьте уверены, кому надо – всё видят и слышат. Даже, как ж. пу вытираю и цвет г. вна. Х.й с ними.

– Владимир Ильич – не мелочь, – мрачно возразил Новогюзов. —

…Я давно его не видел. Одно время у него была плохая кожа и он походил на жабу. А сейчас передо мной сидел лобастый матёрый волк, вожак стаи. Поберегись: в горло вцепится. —

– Коммунистам важно знать ваше отношение и к вождю мирового пролетариата, и к Мавзолею. Это оселок. —

– Ну-у, Гиезий Адрианович, в какие дебри вы меня зовёте.

– Мы очень любим Ленина, – ненавязчиво вмешалась жена. Новогюзов с признательностью посмотрел на неё.

– Подожди, Режина, – мягко окоротил я её. – Тут серьёзное дело. —

Чайник щёлкнул. И жена занялась чаем. —

Вы, конечно, слышали: я – ангел, дух благодати, по-русски. А таковые любят и уважают всех.

– И Гитлера, – даже не спросил, а будто желая подколоть, сказал Новогюзов.

– И Гитлера, и Меченого, и Тракина … – без исключения. —

Яблоко было, как я и любил, мягким и сладким. —

Владимир Ильич вне сомнений хотел того же, что и я для Отечества и народа. Отличие в том, что в сердце моей души горит пламя любви к Высшему и сущему. А Ленин был страстно одержим умозрительным рассуждением… —

Новозюзов всем нутром загудел от возмущения, как дровяной самовар. —