Кумтрест

– Петрович, а как ты понял, что отрава в яйцах, они же целые? – спросил Васильев.

– Старый приём. Варишь яйца, но по два или три, так как сразу все зарядить не успеешь. Как только начинают появляться трещины, сразу увеличиваешь температуру на плите. Яйцо лопается. Ты его в это время достаёшь и аккуратно раздвигаешь скорлупу. Засовываешь капсулу и сразу в ледяную воду опускаешь. Яйцо сжимается. Убираешь лишний белок со скорлупы и всё. Яйцо практически целое, с виду и не подумаешь, что внутри что-то есть. Но это Василий Васильевич прошлый век. Сейчас они с луком так делают, вот там вообще не видно.

– В смысле?

– Новая тема. Из грядки достают молодую головку лука и аккуратно, сверху между перьями, делают надрез. Засовывают во внутрь капсулу и обратно в грядку. Лук растёт и надрез зарастает, а потом по лагерям развозят и продают. Говорят, что также с яблоками уже научились делать, когда они ещё растут на дереве, но я пока таких не ловил.

– Петрович, а почему мы милицию не вызовем и не оформим их?

– Понимаешь, Василий Васильевич, если всё оформлять, как положено, то надо будет много бумаги исписать. Много людей наказать, включая и нас с тобой, что плохо работаем.

– Почему?

– Не владели оперативной информацией и пропустили наркотики в зону.

– Как не владели? Я владел. Мы же их нашли по информации.

– Обнаружили мы их уже внутри зоны, а должны найти у его мамы за зоной. Мама скажет, что подкинули, а это так и есть, кто подкинул неизвестно, скажет, что ничего не знает. В итоге получится тёмный лес. Работы милиционерам подкинем лишней, а на нас пятно повиснет. Управление будет носом тыкать, что дело не довели до конца и наркотики пропустили в зону. Наша задача предотвращать поступление наркотиков в колонию и наказывать осужденных за такие попытки, что мы с тобой и сделали. Это милиция должна была, ещё на подходе этой мамы к нашей зоне, отработать её с наркотиками. – доходчиво пояснил Петров.

– Так может выяснить у мамы Матраца, кто ей передачу привозил? А потом информацию сообщить милиционерам.

– А вот это лишним не будет. Допроси её, пока она здесь, если что расскажет интересного, сообщишь в райотдел. Только без подробностей, скажешь, что информация от агентуры.

Васильев подробно допросил маму Матраца и на следующий день дал оперативную информацию операм из райотдела.

Вася был доволен, что день прошёл не зря. Наркоту перехватили, Шендорович в изоляторе, агент Махаев молодец, что в очередной раз не подвёл. В зоне порядок и сразу видно, что кумовья работают. Но самое главное то, что есть наставник Петрович, который всегда поможет.

ИК-12. Ломка

Шмаров приехал в зону в четыре утра. Он уточнил у оперативного дежурного и нарядчика Лучёва обстановку в зоне за ночь. Попил кофе в кабинете и пошёл в штрафной изолятор на подъём, который начинается в пять утра. С последнего этапа в ШИЗО закрыли одиннадцать человек из двадцати девяти. С непонятливыми нужно было много работать, чтобы они осознали свою вину и положение. Только после хорошей профилактики их можно выпускать в карантин. Обычная работа, которая требовала много времени и сил, а этого у Андрея было предостаточно. Радовало то, что руководители оперативного отдела и колонии выписали ему на всё зелёный свет.

Осужденный Калугин очнулся на полу, свернувшись калачиком у стены. В камере горел свет. Он не знал какое было время суток, день или ночь. Всё болело, но он об этом не думал. Суки, суки, за что они его опустили, за что? Что теперь делать? Калугин осмотрелся. Шконари пристёгнуты к стене, в углу лежали скомканные вещи, это была его роба. В камере больше никого не было. А может всё это сон, подумал Калуга и нехотя потянулся рукой к анусу. Проведя между ягодиц, он посмотрел на неё и увидел на пальцах запёкшуюся кровь и говно.

– А-а-а-а-а! – заорал во всё горло Калугин.

– Подъём, подъём! – ответили ему за дверью в коридоре. – Изолятор подъём, все на выход, к стене, руки в гору. – громко кричал прапорщик.

Изолятор ожил как большой муравейник. Все бегом, бегом, бегом, стуки, удары, доклады зэков. Заскрипели ключи в двери камеры, где находился Калугин и открылась дверь.

– Что-то я не понял? – удивился Шмаров. – А тебя не касается команда подъём? Бегом оделся, встал в квадрат, жду доклад, время минута.

Калугин не шевелился.

– Ну что же, ты не первый и не последний. Парни. – крикнул Андрей, глядя в коридор. – Тут у нас нарушитель распорядка дня образовался. Нужно научить этого гондона режиму.

В камеру зашли три здоровых сотрудника с засученными рукавами. Нанося удары руками и ногами, при этом не скупясь на болевые приёмы, они одели Калугина в робу за одну минуту. Потом, пиная по ногам, поставили его в белый квадрат, нарисованный на полу.

– Докладывай. – сказал один из них. – Громко и чётко.

– Гражданин начальник… – тихо начал свой доклад Калугин, но сразу получил кулаком по левому уху и полетел, от удара, в стену.

– Тебе же сказали, громко и чётко. Это, что за сопли, ещё раз. – скомандовал Шмаров.

– Гражданин начальник, осужденный Калугин… – и опять получил по левому уху, и снова полетел в стену. В ухе уже зазвенело по-настоящему.

– Ты не понял, что ли? Громче, громче, ноги вместе, пятки вместе, носки тоже вместе, голову выше. Ещё раз.

Через полчаса, после внесения таких поправок в доклад, Калугин орал его как пулемёт. Чётко, громко, без запинки и вытянутый как струна. Потом был пятиминутный завтрак. Кормили по принципу – последнему пайку дали, а у первого уже забирают тару. Завтрак доесть у Калуги не получилось.

По распорядку дня началось личное время. Калугин стоял в белом квадрате и громко вслух читал правила внутреннего распорядка, которые держал перед собой. Как он должен проводить личное время, ему объяснили примерно так, как одевали в робу и учили форме доклада. Шмаров ходил вокруг него, читал лекцию и постоянно напоминал про фотосессию.

– Ты, осужденный Калугин, не думай, что один такой – здесь все такие. Ты не переживай, белой вороной не будешь. Отсидишь в ШИЗО и к своим в зону выйдешь. Один раз не пидорас! Будешь хорошо себя вести, может на работу пойдёшь, но всё зависит от твоего примерного поведения.

Калугин терпел и терпел, он ждал отбоя и ночь. Впервые в жизни он так сильно ждал ночь. По отбою ему отстегнули шконку, а в знак поощрения, выдали вату, подушку и одеяло. Он развернул вату на шконке и стоял в квадрате, как того требовал закон. Он ждал отбоя. Услышав команду отбой, Калуга лёг на шконку, обнял подушку и укрылся одеялом.

Калуга думал о том, что за день он не увидел ни одного зэка. Видел только руки с наколками в кормушке во время приёма пищи. Мыльно-рыльное, ПВР, даже вату принёс инспектор. Интересно, почему его не выводят из камеры? Непонятно. Да, зэков он не видел, но слышал их чётко, как и они его. Теперь стало понятно, почему один по этапу не приехал. А это конечно идея – грызть вены, хотя в глубине души он знал, что это всё равно ничего не изменит. Он-то знал, что его опустили. И даже окажись в другой зоне, как он скажет по приезду – мужик по жизни, петух по мусорскому беспределу? Блядь, да так не бывает, это какой-то полный пиздец.

Калуга хотел спать, но больше всего он хотел уехать отсюда, уехать куда угодно и как угодно. Убрав в сторону одеяло, он впервые за сутки осмотрелся в камере. Обычная камера, шконари, откидывающиеся на навесах и цепях, которые их держат. По две шконки на каждой стене, окно с решёткой на улицу размером с телевизор. Входной стакан из арматуры, очко, умывальник. Ничего интересного, всё, как и везде. Но нет, не как везде, заметил Калуга. Ничего нет деревянного, пол – бетон, шконарь – железо, везде бетон и железо. Деревянная была только туалетная бумага.

Ну да, подумал Калуга, конечно, понял он. Здесь нет ничего кроме трусов, тапочек, майки, ну и конечно туалетной бумаги. Есть ещё старая вонючая тряпка для мытья очка. В этой колонии на ночь сдают верхнюю одежду и взамен получают постельное бельё. Мыльно-рыльное, чтобы умыться и почистить зубы, выдали на пять минут. Поесть, выдали на пять минут. Больше пяти минут наверно можно было только срать. Хотя он ещё не смог сходить в туалет по большому и точно этого не знал. Не было ограничений по времени на читку вслух правил внутреннего распорядка, стоя в квадрате.

Калугин внимательно осмотрел потолок и понял, что его нет. Сверху был металлический коридор для прапорщиков. Да-а, подумал Калугин, ни хрена меня сегодня увлекли изучением новых правил, что я даже не заметил, что нет потолка. Надо что-то делать, надо что-то делать, здесь нельзя оставаться. Он был готов, а к чему он был готов? Вдруг осознал Калуга.

Он сидел два раза, ну били, базара нет. Но если били, то только всегда за дело, и то, что сам тупил, когда палился с запретом. Ну по приезду – это не считается, так должно быть. А тут бьют за всё, чего он даже не знает. Калуга посмотрел на белый квадрат, нарисованный на полу. Лучше бы мишень нарисовали или крест, подумал он, понятнее бы было для чего. Так, а к чему я готов? Я никогда не делал этого, вены не резал, что ещё там может быть? Как тот, кто не приехал, не грыз их зубами. А ведь я никому не нужен, понял Калугин, родных нет, сирота. У меня есть только приятели побухать вместе, такие же мелкие воришки, как и я.

Калуга размышлял о своей жизни, и не заметил, как уснул. Ему снилось как связанный Шмаров висит под потолком на верёвке вниз головой. Калуга, не останавливаясь, колет его ножом в живот, спину и грудь. От резких ударов ножа кровь брызгала в лицо Калуге. От каждого удара ножом он получал удовольствие. Калуга чувствовал тёплую кровь Шмарова, которая текла по его телу.

Вдруг он резко проснулся от того, что чувствует у себя на лице эту самую тёплую кровь. На него сверху струйкой лилась вода. Какая странная вонючая вода, подумал Калугин. Он посмотрел вверх и увидел, что на него мочится Шмаров.

– Ну что, говоришь обосышь меня? Ну, ну, только вот всё наоборот. – захохотал Шмаров и демонстративно стряхнул с члена последние капли мочи на Калугина.

Калугин заорал и стал биться головой о стену и решётки, всё сильнее и сильнее.

– На, на, на. – кричал Калуга и тут до него дошло. Угол шконки! Точно, угол! После первого удара об угол полилась кровь. – Ага, получайте, на, на, на. – дальше кричал он и упал, потеряв сознание.

Через секунду он очнулся и уже ничего не видел, кровь залила глаза.

– Руки, руки, руки. – Калуга начал грызть руки зубами. – Вены, вены, где вены?

Всё было в крови. Он метался по камере как загнанный зверь. Рычал во всё горло и уже ничего не понимал, что с ним происходит.

Прибежавшие сотрудники кое как поймали Калугина и застегнули наручники за спиной, по принципу руки и ноги вместе. Пришёл доктор Аметисов и что-то вколол в ягодицу.

– Андрей Андреевич, Вы бы хоть заранее предупреждали, что у вас тут мероприятие. – недовольно сказал Аметисов. – Я бы на обход не пошёл.

– Мероприятие было неплановое, делайте свою работу доктор, а я свою. – спокойно ответил Шмаров.

Вскоре успокоительное произвело свой эффект. После этого Калугина помыли водой из шланга. Аметисов перевязал ему голову и забинтовал руки.