Затем Жубер идет на повышение – С 13 января по 25 июля 1798 г. он – командующий французскими войсками в Голландии (Батавская армия).
Не исключается, что по этой причине он не смог принять участие в Египетской экспедиции Бонапарта, так как теперь уже сравнялся по должности со своим бывшим начальником. Правда, по другой версии, Бонапарт очень хотел взять столь блестящего генерала с собой в Египет, но Директория ему отказала – у нее были свои виды на Жубера.
В прощальном письме последнему, Наполеон высказал пожелание, что когда-нибудь Жубер все же присоединиться к нему, но Судьбе не было это угодно.
Через несколько месяцев Жубер – командующий войсками, стоявшими под Майнцем (Самбро-Мааская армия), а с 1 ноября 1798 г. по 31 января 1799 г. он сменил генерала Брюнна на посту командующего Итальянской армией. Но не сработался с «внутриармейским-интенданским аппаратом» и через несколько недель он был смещен со своего поста и отозван во Францию.
Прибыв в Париж, Жубер подал в отставку и, сразу же получил ее. Хорошо зная его военные дарования и не опасаясь найти в нем опасного честолюбца, каковых в то время в столице было немало, Директория весной 1799 г. вновь призвала Жубера на службу, вверив ему командование 17-й дивизией, составлявшей парижский гарнизон.
В 1799 г. авторитет Директории в стране и прежде всего в столице упал до предельно низкого уровня. Политика слабого, бездарного и коррумпированного правительства вызывала недовольство всех слоев французского общества. Все настойчивее раздавались голоса об установлении в стране «твердого порядка». В общественно-политических кругах столицы витала идея государственного переворота.
Доблестный Жубер оказался втянут в политические интриги правящей Директории, скрытно, но активно искавшей подходящую «шпагу» на роль военного диктатора. Вопросом поисков «шпаги» в Директории ведали двое: виконт из провансальского мелкопоместного дворянства Поль-Жан-Франсуа-Никола де Баррас (1755—1829) и Эммануэль-Жозеф Сьейес (1748—1836) – сын почтмейстера, выпускник духовной семинарии в Сен-Сюльплиссе, главный викарий Шартрского епископства – по профессии и политик – по призванию. (Фамилия последнего максимально приближенная в русской орфографии к ее подлинному французскому звучанию должна произноситься именно так, а не как это утвердилось в отечественной историографии – Сийес).
Каждый из них планировал государственный переворот по-своему и в собственных интересах.
Избранный в мае 1799 г. членом Директории, очень осторожный, хитроумный и крайне циничный политик, Съейес, все годы революции усиленно старавшийся держаться в тени, теперь решил, что настал подходящий момент, когда надо выходить на первый план. Сбросив маску, он взял инициативу в свои руки и развил бурную деятельность. Он исходил из того, что пока во Франции будет республиканская форма правления – со стороны соседних европейских монархий постоянно будут поползновения уничтожить… французскую республику! Следовательно, нужно проделать эту процедуру… им самим!
Нужная ему «шпага» (генерал Бонапарт) снова (как в 1797 г. – тогда он был в Италии, но прислал Ожеро) была в бою (на этот раз она увязла в песках Египта и Сирии, как тогда казалось – надолго, если не навсегда), а переворот больше ждать уже не мог.
Кандидатов на эту роль в то время в Париже было немало. Но большинство из них по тем или иным причинам Съейеса не устраивали.
Наконец его выбор пал на доблестного Жубера, который оказался втянут в политические интриги Съейеса, скрытно, но активно искавшего подходящую «шпагу» на роль военного диктатора.
Осенью 1799 г. положение Директории было очень непростым: пытаясь привлечь к решению своих проблем того или иного генерала, она сильно рисковала. Поверяя военного в свои «темные планы», она с одной стороны делала его своим сообщником (он освобождался от обязанности подчиняться ей!), а с другой стороны, становилась его… заложником! Вероятность измены возрастала согласно его умственным способностям и амбициям. Ведь до конца было неизвестно, как он поступит в отношении «себя любимого», когда поймет, что на самом деле, именно он – «вершитель судьбы всей страны»!? Куда он повернет своих солдат и свои пушки!? Не в спину ли Директории!?
Вот почему она так придирчиво искала именно ту «шпагу», которая не проткнет ее саму.
Предыдущий кандидат на роль диктаторской «шпаги» беарнский бахвал Бернадотт напряг Сьейеса своей хитроумной изворотливостью: неповторимым умением «сидеть на заборе», выжидая «абсолютно беспроигрышной выгоды».
Намаявшись с Бернадоттом, Сьейес предпочел сыграть «конем»: Бернадотта сделали военным министром, но сам переворот несколько отложили, а на роль «шпаги» решено было готовить… Жубера!
Сьейес остановил свой взгляд именно Жубере, благо он-то был под рукой, командуя 17-й дивизией из состава Парижского гарнизона. В отличие от других кандидатов на роль «шпаги», этот генерал, кроме известности, обладал еще и реальной военной силой. Более того, амбициозный молодой генерал сам высказал заинтересованность послужить на благо Директории и ее «директоров»! Как военный, он, несомненно, стоял выше предыдущего кандидата на роль «шпаги-сабли» Бернадотта, а вот как политик, все же ему уступал в ловкости и изворотливости. Они наперебой успокаивали Директорию, что наведут порядок одним махом. Но если Жубер говорил – «Дайте мне 20 гренадер, и я в любой момент покончу со всеми!» -, то хитрющий гасконец Бернадотт громко и убедительно возражал – «Ну, что Вы!? 20 гренадер – это слишком… много!! 4 солдат с капралом достаточно, чтобы выгнать всех этих адвокатишек из Совета пятисот!»
Расчет Съейеса, не без оснований полагавшего, что у Жубера имелись все основания быть недовольным Директорией, оказался верным. Ее мелочная опека, постоянные вмешательства в его распоряжения до предела раздражали генерала, ранили его самолюбие.
Не забыл он и того, как с ним обошлись в Италии.
Обработка перспективной «шпаги» велась ловко и продуманно: в ход были пущены все соблазны. Какие именно – нам осталось неизвестно.
Остается лишь предполагать, что Сьейес, выступавший в роли эдакого «дьявола-искусителя», виртуозно сыграл на простодушии Жубера, насмотревшегося в Париже на многое. Съейес, выступавший в роли эдакого «дьявола-искусителя», начал постепенно и методично «обрабатывать» Жубера в нужном направлении, делая основной упор на особенности его характера.
А они заключались в том, что генерал был молод, дерзок, самонадеян, ему было присуще здоровое честолюбие. Необычность судьбы, превратившей всего за несколько лет бедного студента в знаменитого генерала республиканской армии, кружила его голову. Его кипучая натура требовала активной боевой деятельности и новых подвигов, но по воле Директории он вынужден был находиться в тылу, охраняя власть и покой презираемых им правителей. Быт и нравы столицы революционной Франции, ему пылкому и по-рыцарски благородному человеку, внушали отвращение, а «дьявол-искуситель» «пел» ему, что с падением Директории весь этот бардак исчезнет и наступят лучшие времена, а Франция будет овеяна славой великой державы!
Через некоторое время усилия «серого кардинала» Французской революции достигли своей цели, его задушевные нашептывания попали на благодатную почву. Жубер дал понять ему, что он не против изменения существующего в стране порядка. Жуберу приписывают якобы сказанные им Съйесу слова (повторимся!): «Мне, если только захотеть, достаточно двадцати гренадеров, чтобы со всем этим покончить». Так или иначе, но Жубер – когда-то честный и чистый революционный генерал (как например, безвременно погибший Марсо) – превратился в главного кандидата на роль военного диктатора.
Принципиальная договоренность «серого кардинала» с «будущим героем насущного момента» была достигнута в начале лета 1799 г.
Это был, по существу, замысел государственного переворота 18 брюмера, осуществленного несколькими месяцами позже, но уже другими исполнителями. Реализовать же достигнутую договоренность в реальный план действий летом 1799 г. не удалось. Этому помешали непредвиденные обстоятельства.
К лету 1799 г. положение на всех фронтах Французской Республики – «осажденной крепости» – резко ухудшилось. Особенно катастрофическая обстановка сложилась в Северной Италии, где русско-австрийские войска под командованием «неистового старика Souvaroff» («Русского Марса» Александра Васильевича Суворова) нанесли французам несколько тяжелых поражений, взяли Милан, Турин и целый ряд других городов. Все, что принес Франции блистательный Итальянский поход Бонапарта вот-вот должно было рухнуть, а там и до границ Франции было рукой подать. Возникла реальная угроза вторжения союзных войск на территорию Франции. Более того, обстановка на Рейне и в Нидерландах также не внушала оптимизма. Правда, оставался корпус Массена, прикрывавший дорогу во Францию через Швейцарию.
В тоже время для Сьейеса славные деяния Жубера – битва при Риволи и Тирольский поход – казались недостаточными, чтобы заставить страну примириться с диктатурой генерала Жубера. Следовало немедленно добавить новых лавров будущему диктатору, а добыть их можно было только в Италии, где оказались разгромлены французские армии Макдональда и Моро неукротимым «русским Марсом». Если не остановить Суворова в Италии, то, учитывая его стремительность и неистовость, тучи могли начать сгущаться уже над самой Францией!
А вот если бы Жуберу удалось одолеть победоносного русского старика («старого скифа» как его ехидно «величал» сражавшийся с ним в Альпах французский генерал Лекурб), отвоевав у русских Италию, тем самым, обезопасив Францию от нашествия, он триумфатором с помпой возвращался бы («на белом коне»! ), разгонял бы оба Собрания (Старейшин и Пятисот) и т. п.
Хотя правительственная печать скрывала действительное положение на фронтах, вести о поражениях французских войск проникали в Париж. Пока «судили да рядили» в столице европейского лоска, минуэта и созвучной ему эротической процедуры – нарастало смятение: парижане, как женщины, склонны вибрировать и отдаваться тем, кто предложит лучшие условия жизни.
Наконец 5/6 июля 1799 г. в печати было объявлено, что одному из кумиров французских солдат, генералу Жуберу, особо отличившемуся в Итальянскую кампанию Бонапарта, предоставляется возможность выступить в роли Спасителя Отечества!
Его назначили в Италию командующим 45-тысячной французской армией из остатков сил Моро и Макдональда, определили под его начало трех будущих маршалов Франции- Лорана-Гувиона Сен-Сира (1764—1830), Катрин-Доминика Периньона (1754 – 1818) и чуть ли не самого разносторонне одаренного из всех наполеоновских маршалов – Луи-Габриэля Сюше (2.03.1770, Лион – 3.01.1826, Сен-Жозеф?), а так же, видных революционных генералов Лемуана, Груши, Ватрена, Клозеля с Ришпансом, категорично и лаконично приказали – «Победить любой ценой!» русско-австрийские войска и отвоевать обратно Италию.
Наш герой уже собирался отправиться на итальянский фронт, но тут он попался на еще одну «удочку», на которую зачастую оказывались «подцеплены» славные (брыжущие тестостероном!) военачальники всех времен и всех народов – на «белое тело юной красавицы-девственницы»!
Жуберу предложили вступить в брак с одной из самых блестящих невест Парижа, c очаровательной красавицей Велиситой-Франсуазой-Зефирой де Монтолон – 19-летней то ли племянницей, то ли падчерицей (сведения различаются) влиятельного сенатора маркиза Шарля-Луи Юге де Семонвилля. (Того самого хитрого «старого кота», что спустя 16 лет отправит одного из своих зятьев – генерала де Монтолона – «в ссылку»: сопровождать Бонапарта на остров Св. Елены!) Перед очередным соблазном – заключить крайне выгодный политически и финансово брак – честолюбивый Жубер опять не устоял. Более того, по некоторым данным это его новоиспеченный тесть протежировал Жубера на пост командующего Итальянской армией.
Так или иначе, но на приготовление к свадьбе и на нее саму ушло немало времени и прежде чем он выехал к армии, австрийская армия барона Края, осаждавшая крепость Мантую, заставила французский гарнизон сдаться и успела присоединиться к русской армии Суворова. Теперь у «русского Марса» -«старого скифа» появилось почти двукратное превосходство в силах, а с ним – одним из гениев в истории полководческого искусства, это была смертельнопасная раскладка.
Молодой генерал, получив долгожданное назначение в действующую армию, рвался в бой. Он горел нетерпением сразиться с непобедимым Суворовым и восстановить боевую репутацию Итальянской армии, терпевшей до этого от русского полководца одни поражения.
Есть мнение, что у амбициозого и самонадеянного Жубера было предвзятое мнение о его будущем противнике. Он наивно полагал, что русская армия – это армия варваров, которая не сможет оказать серьезного сопротивления «цивилизованным» французам, если командование ими возглавит он – удачливый и решительный Жубер. При этом ему было неведомо, что «отсталая» в военном отношении русская армия значительно опередила в развитии военного искусства «передовую» французскую, взяв на вооружение новую ударную тактику колонн в сочетании с рассыпным строем стрелков более чем на четверть века раньше западных европейцев, включая и французов. И не только взяла, но и успешно применяла ее («обкатала танками») на окуренных порохом полях сражений в ходе многочисленных войн, которые приходилось вести России в последней трети XVIII века, в частности, П. А. Румянцеву, в ходе Первой русско-турецкой войны 1768—74 гг. И далеко не случайно один из основоположников новой, передовой для того времени тактики в русской армии, А. В. Суворов нанес в Италии серьезное поражение при р. Адде знаменитому французскому генералу Жану Моро, чей авторитет в «табели о рангах» республиканской армии, все же, был на порядок выше авторитета Жубера. Но молодой и амбициозный французский военачальник, не знавший доселе неудач и воодушевленный возложенной на него миссией «Спасителя Отечества», не сомневался в успехе.
Самонадеянно пообещав юной жене скоро вернуться, по примеру древних спартанцев, «со щитом или на щите» – победителем или мертвым – 4/5 августа 1799 г. Жубер прибыл в армию, сменив на этом посту генерала Моро. Ее численность оказалась заметно меньше чем у победоносного «русского Марса», не зря прозванного его битыми молодыми французскими генералами – «неистовым стариком Souvaroff»!
Через 4 дня он получил приказ Директории перейти в наступление, атаковать армию Суворова, разгромить ее и овладеть Пьемонтом. Ему предстояло преодолеть Лигурийские горы и спуститься на равнину у городка Нови, где, по данным разведки, сосредоточивалась союзная русско-австрийская армия.
Воодушевленный возможностью прославиться в противостоянии с непобедимым «русским Марсом», Бартоломей попросил своего друга Моро, которого он сменил на посту командующего Итальянской (в некоторых источниках – Альпийской) армией и уже печальнознакомого с крайне оригинальной суворовской манерой вести бой по сражению на берегах Адды, пока не покидать войска. Но к осторожным советам симпатизировавшего ему «брата по оружию» о невероятной стремительности в атаке этого неистового старика Souwaroff, напоминавшего ему этим и приверженностью к фронтальным атакам по своему полководческому почерку Наполеона Бонапарта, он так и не прислушался.
На собранном военном совете было решено, оставив в Ривьере 8 тыс., с остальными 35—37 тыс. (данные разнятся) наступать пятью колоннами, из которых три правых под общим началом Сен-Сира, были направлены к Нови, а две левых (Периньона) – к Акви и далее долиною р. Бормиды. Движение армии Жубера из гор в долину 5 колоннами, разбросанными на фронте в 50 верст, подвергало французов опасности быть разбитыми по частям.
К счастью для Жубера, Суворов какое-то время не знал о его переходе в наступление. Периньон успел-таки занять Акви, а Сен-Сир – Серравале.
Жубера не страшило, что врагов могло быть больше: по некоторым данным до 64.700 чел. – но это в идеале, поскольку их еще предстояло немедленно стянуть в один ударный кулак! Подобно многим революционным генералам он не привык связывать победу с численным превосходством над неприятелем. На войне он стремился действовать по принципу другого знаменитого генерала революционной Франции, но уже покойного Луи-Лазаря Гоша: «Если меч короток, нужно сделать лишний шаг». (Предположительно – это «афоризм» из арсенала спартанских бойцов.)
До сих пор это срабатывало…
…Между прочим, старый русский полководец слышал, что Наполеон высокого мнения о Жубере. «Бонапарт именовал его своим наследником» – так писал он потом императору Павлу I. Рассказывали, что узнав об очередном, новом французском командующем, «прошедший огонь и воду» (но ему еще предстоял легендарный переход-ретирада через неведомые Альпийские горы после чего он ушел в Бессмертие непобежденным) «русский Марс» вроде бы усмехнулся: «Ну, вот и юный Жубер пришел учиться? Ну что ж, дадим и ему урок!» Позже он так охарактеризовал Жубера: «доверенность войск имевший и храбростию славившийся»…
Бесстрашие Жубера вполне устраивало Суворова, предполагавшего выманить неприятеля с гор на равнину и здесь использовать свое численное преимущество. С этой целью союзная армия 11 августа очень искусно расставила свои силы: «старый скиф» умел как никто другой «напустить туману» на свою часть «шахманой доски».
Впереди расположились авангарды: Бельгарда (6.200 ч.) – перед Фрессонарой, Багратиона (5.700 ч.) – перед Нови, по дороге к Гави, и Розенберга (8 тыс. ч.) – у Вигицола. Позади этих передовых частей стояли главные силы: Дерфельден (10 тыс. ч.) и Мелас (10.300 ч.) – у Ривальты, а Край (19 тыс. ч.) – у Алессандрии. И лишь 5.300-ный корпус Алькаини остался осаждать Торноту. (Впрочем, есть и иные данные о численности сувровских частей в канун битвы при Нови, причем, в сторону увеличения их численности, но не особо существенной.)
Такое глубокопродуманное расположение войск Суворова, рассредоточенных на удалении маршевой доступности, позволяло быстро сосредоточиться в мощный кулак в любом из наиболее вероятных направлений наступления противника.
После того как 12 августа Периньон опасным фланговым маршем перешел из Акви к Пастурано, а Сен-Сир, тем временем, не дойдя до Нови, занял Монте-Ротондо, Суворов отдал приказ, согласно которому авангарды, в случае наступления противника, не должны были ввязываться в бой, а выманивать его на равнину. Русский полководец для поддержки Бельгарда, передвинул Края к Фрессонаро, а Багратиона и Милорадовича к Поцоло-Формигаро.
Но, 13 августа сражение так и не состоялось. В тот день французы вышли на позиции: войска Сен-Сира – Нови, Бартоломео и Серравале, а части Периньона – Пастурано.
…Когда Жубер, проводя рекогносцировку в сопровождении Моро и Сен-Сира (одним из последних – в 1812 г. уже в ходе похода на Москву – получившего от Наполеона маршальский жезл) – генералов первоклассного дарования, прикинул на глаз в подзорную трубу примерное число союзных войск, искусно расставленных его грозным противником по Тортонской равнине, он понял, что дела его плохи. И это при том, что не все силы противника были на виду: некоторые части намеренно были оставлены за пределами видимости противника. Но и так превосходство сил союзников было очевидным. В этой опасной ситуации рисковать – спускаться вниз в долину – Жубер благоразумно не стал…