«Треба знаты, як гуляты». Еврейская мистика

«Треба знаты, як гуляты». Еврейская мистика
Яков Шехтер

Романы, повести и рассказы Якова Шехтера публикуют в Израиле, США, Канаде, России и, конечно, в Одессе.

У писателя вышло 16 книг, его произведения переведены на иврит, английский, французский языки.

Я. Шехтер лауреат премии имени Юрия Нагибина, вручаемой СП Израиля за лучшую книгу прозы 2009 года, он вошел в длинный список «Русской премии» 2011 года.

Как сказала о книге Анна Мисюк: «Ты входишь с героями рассказов просто с улицы, из дома, или офиса в пространство, о котором либо не ведал, либо забыл, и теперь от тебя зависит, куда ты вернешься: сохранишь ли нить связующую с духовным заветом или опять утвердишься в комфорте обыденности – это твой выбор, твоя тайна жизненного пути.»

Яков Шехтер

Треба знаты, як гуляты. Еврейская мистика

«Связь между событием и рассказом о событии такова же, как между, например, рожью и хлебом. Оба одинаково материальны, и без рассказа событие бесполезно и несъедобно даже для того, кто это событие пережил, как несъедобна рожь для ее вырастившего, пока пекарь не испек из этой ржи хлеб».

    Фридрих Горенштейн

Бывших одесситов не бывает. Подтверждений этой максиме тьма. И вот самый последний пример – книга известного израильского прозаика, члена ПЭН-клуба, Якова Шехтера выходит в его родном городе. Его прозе свойствен психологизм, одесская жовиальность и… мистицизм. Вот чего раньше не было в «одесском тексте», в южнорусской школе.

    Евгений Голубовский

Яков Шехтер обладает даром чаровать. В его рассказах «просто слова» звучат звоночками «чудесного», заманивая и призывая заглянуть за грань будней.

    Анна Мисюк

Романы, повести и рассказы Якова Шехтера публикуют в Израиле, США, Канаде, России и, конечно, в Одессе.

У писателя вышло 16 книг, его произведения переведены на иврит, английский, французский языки.

Я. Шехтер лауреат премии имени Юрия Нагибина, вручаемой СП Израиля за лучшую книгу прозы 2009 года, он вошел в длинный список «Русской премии» 2011 года.

За долгие годы писательской работы мне довелось услышать множество удивительных историй. Собеседники встречались разные: раввины, политики, люди искусства, инженеры, военные. Я копил их рассказы, точно скряга, собирающий золотые монеты, ведь сюжеты, сочиненные жизнью, иногда причудливее самой страстной выдумки.

Истории занимают всю ширину спектра достоверности, от затейливых побасенок до абсолютной правды; строго документальные, явно сочиненные, притчи, мемуары, анекдоты. Рассчитывая использовать их в своей работе, я выписывал наиболее интересные в отдельную тетрадку, разумеется, заменив беспорядочно-эмоциональное течение устной речи ровным дыханием прозы.

Предполагалось, что в дальнейшем я обовью эти рассказы фабулой, подобно тому, как раковина-жемчужница охватывает песчинку, и превращу в художественное произведение.

Увы, мои попытки закончились неудачей. Истории без труда прокалывали фабульную ткань и выбирались наружу. Им было хорошо самим по себе, они жили вне литературного осмысливания, потому, что и без него уже являлись законченным произведением.

С годами таких «непокорившихся» рассказов набралось изрядное количество. Подобно скупому рыцарю, я долго не мог с ними расстаться, при свете трепещущего факела любуясь в одиночестве их дивным блеском, но после долгих колебаний все-таки решился распахнуть сундуки и вытащить сияющие сокровища на всеобщее обозрение.

Памятник матери

Записано со слов р. Элиягу-Йоханана Гурари, главного раввина города Холон.

Когда могильщик попросил родственников опознать тело перед погребением, сестры, стоявшие тесной кучкой, замерли. Нерешительно переглядываясь, они не могли сдвинуться с места. За последние дни в больнице мать сильно изменилась: щеки отекли, набухли мешки под глазами, кожа побагровела. Смерть наверняка совсем обезобразила лицо, и дочери боялись взглянуть на мать, желая сохранить ее в памяти с веселыми морщинками у глаз и ласковой улыбкой на губах, чуть тронутых помадой.

Берта, младшая из сестер, сжала зубы и пошла за похоронщиком. Оставшиеся молча глядели ей в спину, невольно оценивая новое черное платье и черную шляпку, чуть кокетливо сдвинутую набок. Она была еще совсем молода, значительно моложе сестер, и двигалась легко, чуть раскачиваясь, словно идя на очередное свидание. Личная жизнь Берты служила главной темой телефонных разговоров между старшей и средней сестрой, но сейчас – нет, сейчас об этом не подобало ни говорить, ни даже думать.

Умерла мать. Как все умирают, так и она умерла. Время пришло. Кого раньше, кого позже, забирает к себе Всевышний. Возвращает на небеса души человеческие, судить и проверять, что успели сделать за недолгий срок в мире тщеты и муки.

Полетела душа матери на суд, а дочери, отсидев семь траурных дней, принялись делить наследство. Согласно просвещенному мнению нотариусов и адвокатов, нет худшей беды, чем плохо составленное завещание. Сколько семей рассорили неудачные выражения, сколько обид и слез доставили детям неточные формулировки. Но в данном случае завещание было составлено однозначно и мудро. Единственное, что мать забыла указать: кому достанется ее кольцо, массивное кольцо с бриллиантами. Его никак не удавалось стащить, кольцо почти вросло в палец и не хотело оставлять хозяйку. Сестры решили было похоронить мать вместе с ним, но опытная обмывальщица из похоронного братства сумела каким-то образом разделить неразлучную пару.

Собственно, из-за этого кольца и поднялся сыр-бор. Берта во что бы то ни стало хотела его заполучить.

– Давай продадим кольцо, – предлагали рассудительные сестры, – а деньги разделим поровну. Так будет справедливо и правильно.

– Нет, – требовала Берта, – я хочу само кольцо. Такое, как оно есть.

Слово за слово, нравы крутые, нервы короткие – разругались сестры в пух и прах. Ведь вещица немалых денег стоила: массивный ободок из золота высшей пробы и бриллианты совсем не мелкие. Крупные, прямо скажем, бриллианты. Непонятно, как мать отважилась на столь дорогую покупку: ведь жизнь свою прожила она скромно, если не сказать – бедно.

Когда улеглись крики и осела пыль оскорблений, старшие сестры объявили младшей:

– Хочешь кольцо – откажись от своей доли в завещании.

– Но ведь это несправедливо! – возмутилась Берта. – Кольцо стоит гораздо меньше!

– Так не упрямься! Продадим его, а на вырученные деньги закажем роскошный надгробный памятник из настоящего итальянского мрамора,

Младшая сестра подумала и выбрала кольцо.

Получив желанное украшение, она поспешила к ювелиру. Тот счистил грязь, отполировал золото, и кольцо засияло, словно новенькое. Нечего сказать, красивая была вещица, не зря мать с ней не расставалась.

Уложив кольцо в коробочку, Берта отправилась в крупный ювелирный магазин на центральной улице.

– Я хочу поговорить с хозяином, – обратилась она к старшему продавцу.

– А по какому делу?

– По личному.

– Оставьте номер телефона, и мы обязательно свяжемся с вами, – уклончиво ответил продавец. Его лицо напоминало непроницаемую маску; ни одна живая эмоция не пробивалась сквозь слой напускной вежливости.

– Я бы хотела увидеть его немедленно.

– Повторяю, – начал было продавец, но Берта вытащила из сумочки кольцо и положила на прилавок.

– Покажите ему вот это. И передайте, что я хочу поговорить с ним лично.

Продавец осторожно взял кольцо, повертел его перед глазами и спросил уже с настоящей вежливостью в голосе:

– Вы покупали это в нашем магазине?

– Да.

– Хотя столь дорогая вещь не могла пройти мимо меня незамеченной, честно говоря, я не помню этого кольца. Но полагаюсь на ваше слово и готов помочь. Что привело вас в наш магазин? Вы обнаружили скрытый дефект?

– Об этом я хочу поговорить с хозяином.