Водолаз Его Величества

На построение перед бассейном явился весь личный состав школы водолазов – восемь крепких белобрысых парней с осоловевшими от учебы лицами. Они явно засиделись за партами во время занятий и хотели немного развлечься.

Бочкаренко оглядел шеренгу, выбрал подходящее по ранжиру место для Артема и указал пальцем:

– Станешь здесь.

Затем еще обвел глазами шеренгу и объявил:

– Это наш новый товарищ, Артем Шапиро. Прибыл сегодня. Многого еще не знает. Я рассчитываю на вашу поддержку и объяснения. Понятно?

– Так точно! – гаркнули восемь глоток.

– Вахтенный!

– Я! – вытянулся Костя, приложив руку к бескозырке.

– Санчасть пуста?

– Так точно!

– Личному составу приготовиться к водным процедурам.

Водолазы начали быстро раздеваться, складывая вещи перед собой прямо на плиты двора. Видимо, они не в первый раз проделывали эту процедуру и справились с ней куда быстрее Артема. Он еще стягивал с себя рубаху, а матросы уже стояли в одних портках, поблескивая на солнце нательными крестиками. Бросив косой взгляд на то, как уложена их форма, Артем привел свою в такой же вид и вернулся в строй.

– А крест твой где? – язвительно заметил сосед справа. Сейчас, когда форма не скрывала его тело, он походил на обезьяну из-за длинных, почти до колен ручищ и обилия черных волос.

– Да какой у яврея крест, – не менее ехидно отозвался сосед слева, высокий белобрысый парень с рельефно выдающимися грудными мышцами. – Евонный крест вниз головой между ногами болтается.

– Вот в том и разница между нами и нехристями, – рассудительно заметил «обезьян». – У кого Бог возле сердца, – и он закрыл ладонью нательный крест, – а у кого меткой на хере.

– Разговорчики в строю! – рявкнул Бочкаренко. – Отрабатываем задержку дыхания под водой. Лучший результат был вчера у Дмитрия Базыки – две минуты восемнадцать секунд. С него и начнем. Выполняй.

Обезьян вышел из строя и враскачку двинулся к баку. Легко вскочив на край, он несколько раз глубоко вздохнул и прыгнул. Брызгами обдало шеренгу, а Бочкаренко, недовольно поморщившись, смахнул капли с луковицы часов, которые держал в руке.

Солнце светило в затылок, свежий ветерок приятно холодил мокрую кожу, на крыше здания чем-то возмущаясь, гукали голуби. Время тянулось бесконечно. Наконец из бака раздался всплеск и громкий выдох. Бочкаренко объявил:

– Две минуты одиннадцать секунд. Следующий!

Базыка выбрался из бака, ладонями согнал воду с тела и вернулся в строй. Становясь на место, он то ли случайно, то ли умышленно задел мокрым боком Артема. Артем словно не заметил толчка, он с интересом ожидал, как будет прыгать в бак первый матрос из шеренги. Вид у него был богатырский: широкие плечи, квадратный, похожий на вырубленный из дуба, торс, длинные мощные ноги. Богатырь забрался на край бака, наклонился, взялся за торчащие из воды поручни, перебрался на лестницу и бесшумно скрылся под блестящей на солнце поверхностью. Эффектный прыжок Базыки на поверку оказался позерством.

«Минут пять просидит», – подумал Артем.

– Минута тридцать шесть секунд, – объявил Бочкаренко. – Следующий!

После каждого результата Базыка самодовольно усмехался. Очередь близилась к Артему, но ни одному из матросов так и не удалось добраться до двух минут.

– Не досраться вам до меня, – пробубнил Базыка. – Хоть раком, хоть каком, а не досраться.

– Да ладно тебе, Митяй, – отозвался белобрысый. – Кто с этим спорит…

Когда Артем, направляясь к баку, проходил мимо Бочкаренко, тот негромко произнес:

– Под водой держись за скобу.

Вода оказалась довольно холодной, и, спускаясь по лестнице, Артем понял, что долго просидеть не удастся. Погрузившись, он воспользовался советом Бочкаренко и, крепко ухватившись за скобу, стал вспоминать родную Припять летом.

Ему всегда нравились прибрежные ивы, окунающие свои ветки в тягучие воды реки. Под их кронами царила затейливая игра тени и солнечных лучей. По мановению ветерка свисающая зелень пропускала или закрывала свет, и покрытая мхом земля из сумрачной поверхности болота в мгновение ока превращалась в искрящийся изумрудный ковер. Эта световая чехарда то подсвечивала очертания, то скрывала их, то наводила резкость, то смазывала.

Просторные чаши омутов, где вода надолго застывала, словно успокаиваясь, утром и вечером казались черными из-за бездонной глубины, но в полдень солнце пробивало их насквозь, высвечивая коряги на не таком уж далеком дне.

Резво бегущие облака накрывали зыбкой тенью прохладные пестрые лощины, тесный мир песчаных откосов, узких пещерок, вырытых ящерицами. Припять была всегда: ее валуны, перекаты, ивы, камыши, дрожащий нагретый воздух, ленивая вода казались незыблемыми, вечными, непреложными. До тех пор, пока облака не отплывали в сторону, – и тогда всё менялось, плыло, бежало взапуски с полосами света и наплывами тени.

Артем хотел посидеть еще немного, как вдруг чье-то тело с шумом пробило воду, кто-то уцепил его за руку и потащил вверх. Артем послушно отпустил скобу и всплыл. Рядом над поверхностью воды торчала голова Кости.

– Что случилось? – удивился Артем.

– Что? – отфыркиваясь, прокричал Костя. – Тебя, оболтуса, не было больше четырех минут. Мы решили – потоп новобранец!

– Да я бы еще сидел, – ответил Артем, ухватываясь за поручни.

– Четыре минуты тридцать пять секунд, – возвестил Бочкаренко. – Я такого еще не видел. Откуда ты к нам приехал, парень?

– Так из Чернобыля, – ответил за него вахтенный.

Покатился, задрожал на ухабах день, нескончаемый, переполненный новыми правилами, словечками, лицами. Артем слегка терялся посреди такого обилия новшеств, но цепкая молодая память впитывала и впитывала в себя сведения, моментально вытаскивая на поверхность все, что попало в ее сети.

Ему было хорошо. Почему, отчего, по какой причине – поначалу Артем не мог понять. Мир был ему люб, и он был люб этому миру. Миру, где совсем рядом находилась удивительная, прекрасная и недоступная даже в мыслях доктор Варвара Петровна, при одном упоминании имени которой по спине начинали бегать мурашки, а сердце сладостно сжималось. Артем любил первый раз в жизни, и томительная волна первой любви накрыла его с головой, сразу и бесповоротно.

Свободный час перед сном каждый тратил по своему разумению. Большинство матросов просто завалились на койки и, лениво переговариваясь, отдыхали, коротая время до отбоя. Артем сидел за столом с букварем русского языка, жадно впитывая страницу за страницей. После пяти лет в ешиве разобраться в правилах чтения по букварю казалось ему легче легкого.

Дойдя до буквы «с», он вдруг вспомнил, как зубрил наизусть страницы Талмуда «под иголку». Проверяли так: экзаменуемый читал вслух по памяти написанное на странице, проверяющий останавливал его в любом месте и спрашивал, какое слово находится на оборотной стороне листа, если проткнуть его иголкой. При правильном ответе требовалось продолжить чтение наизусть с оборотной стороны, пока проверяющий опять не останавливал, возвращая с помощью «иголки» на лицевую.

Артем не был в числе лучших учеников, но даже он знал под иголку пару десятков листов. Запомнить написание тридцати двух букв и понять, как из них складываются слова, было совсем несложно.

Он уже добрался до буквы «ю», когда кто-то бесцеремонно толкнул его в плечо.

– Пойдем выйдем.

Перед ним стоял белобрысый сосед по шеренге, а рядом с ним богатырь, первым после Базыки спустившийся в бак. Сам Базыка стоял чуть поодаль с ухмылкой наблюдая за происходившим.

– А в чем дело? – осторожно спросил Артем.

– Поговорить надо.

– Разве тут нельзя?

– Тут несподручно.

– Ладно.