Водолаз Его Величества

– Мне много воздуху!

– Вот как! – воскликнул Бочкаренко. – А тройное?

– Мне мало воздуху, – бодро отрапортовал Базыка.

– Ровно наоборот, – бросил Бочкаренко. – Вернись в строй!

Базыка сделал два шага назад и застыл. На его лицо было жалко смотреть.

– Сигналы линем – ваша единственная связь с поверхностью, ваше дыхание, ваша жизнь. Путать их недопустимо. Кто не знает их назубок, не имеет права спускаться под воду. Матрос Шапиро!

– Я! – Артем вышел на два шага из строя и замер по стойке смирно.

– Отвести наличный состав в учебный класс. Даю три часа на повторение материала. Лично проверишь каждого. Через три часа – построение на этом же месте. Кто не пройдет проверки, может собирать вещи и готовиться к отчислению. Все понятно?

– Так точно!

– Исполнять!

Спустя минут сорок Бочкаренко заглянул в класс и, отменив обед, щедро добавил еще час на подготовку. За это время Артем, знавший материал практически наизусть, прошелся вместе с товарищами по всем темам, заставив каждого два раза произнести вслух сигналы линем.

Когда матросы вновь выстроились перед баком, Бочкаренко набросился на них, словно волк на добычу, и неумолимо экзаменовал их почти до ужина.

– Молодцы! – наконец произнес он. – Я доволен. Завтра начинаем учебные погружения в скафандре.

Он пригладил пальцем полоску усов и добавил:

– Обед у вас сегодня будет вместе с ужином. И с полуторной чаркой столового вина в честь успешного завершения теоретической части курса.

Матросы поспешили в столовую, а Бочкаренко подозвал к себе Артема.

– Отправляйся в каптерку, распишись в ведомости, получи деньги.

– Какие деньги?

– Два рубля шестнадцать копеек. За невыпитое столовое вино.

– А я и забыл совсем.

– Ты забыл, а служба помнит. Служба все помнит, никогда не упускай это из виду. И вот еще что… – Бочкаренко понизил голос. – Не знаю, как у вашего роду-племени, а у нас кирпичи в стене друг к другу крепят раствором, а людей соединяют водкой. Хочешь хороших отношений в кубрике – пей с матросами. А если сам не пьешь, хотя бы наливай.

– Как наливать? – не понял Артем.

– Сегодня за ужином все получат полуторную порцию. Только что для таких здоровяков полторы чарки? Ты сейчас деньги в каптерке получишь, сбегай за штофом, я велю, чтобы пропустили. Вечером, перед сном, всех угости. На такую ораву выйдет всего по чарке на брата, а благодарности будет с ведро.

Старший водолаз Бочкаренко оказался прав. Штоф распили в мгновение ока, без закуски, как воду, и разошлись по койкам. Перед тем как лечь, Базыка подошел к Артему и протянул руку:

– Не серчай, я просто не знал, что евреи такими бывают.

– Какими? – спросил Артем, отвечая на крепкое рукопожатие.

– Да своими, как ты.

Комната стала потихоньку погружаться в сон, но медовое добросердечие стояло в ней до потолка, медленными струйками стекая по стенам.

Артему не спалось. Спустя четверть часа он поднялся и, стараясь не шуметь, вышел из кубрика на свежий воздух.

Летняя прозрачная темнота накрыла Кронштадт. Ясная ночь словно приглушила звуки, город затих, уснул, овеваемый сырым ветерком. Артем уселся на еще теплые плиты двора, поднял голову вверх и посмотрел на звезды.

«Прошел месяц после моего отъезда из дома. Армия оказалась совсем не такой страшной, как ее описывали в Чернобыле. Сказать честно, мне даже тут нравится. Правда, сказать об этом некому, друзей завести я пока не успел. Да и вряд ли заведу, матросы в кубрике уж очень чужие, душевных разговоров с ними не получится. Но и за то, что есть, спасибо. Бочкаренко молодец, хорошо присоветовал. Но ведь я и сам мог бы догадаться. Ведь написано в «Наставлениях отцов»: выбери себе раввина и приобрети товарища. Приобрети подарками. Может быть, я зря не согласился в первый раз, когда они меня под руки взяли? Хотя нет, то больше походило на грабеж, вымогательство, а сегодня я сделал подарок. Сам сделал, потому и цена у него иная».

Заскрипела дверь кубрика, в ночной тишине, висевшей над Кронштадтом, этот скрип прозвучал особенно гулко. Прилепа уселся рядом с Артемом на плиты и спросил:

– Не спится?

– Да. Никак от проверки отойти не могу.

– Я тоже. Ты молодец, здорово всех настропалил. А я боялся, ведь Бочкаренко глаз на меня положил, отчислить хочет, оттого и придирается.

– Да за что тебя отчислять?

– Из-за тебя. Ну, из-за той истории с Базыкой.

– Кто ее помнит?

– Все помнят, особенно Бочкаренко. Он ничего не забывает. – Прилепа помолчал и добавил: – Ты еще раз извини, это Митяй нас подбил.

– Какой Митяй?

– Да Базыка. Мы с ним из одной деревни. Разве ж я мог отказать? Ты не обижайся на Митяя, он жизнью ударенный. Крепко ударенный. А меня Андреем зовут, – Прилепа протянул руку, и Артем второй раз за вечер обменялся рукопожатием с бывшим обидчиком.

– А как его ударило? – спросил он Прилепу.

– Наотмашь, как только жизнь умеет. История не короткая, ежели спать не хочешь, могу рассказать.

– Расскажи.

– Дед Митяя жену с Крымской войны привез. Татарку или турчанку, кто их разберет. Чернявая, не пример нашенским, юбки длинные до полу, мониста на шее в три ряда. Трубку курила, мы, робяты малые, дыма ее боялись. Говорили, колдует басурманка, кто дым из трубки вдохнет – рабом ее станет. И будет она на нем по ночам на черные горы летать.

Прилепа тихонько засмеялся.

– От дурные мальцы! Бабка Мария перед венцом веру православную приняла, по воскресеньям первой в церкву приходила. Митяй мне сказывал, она замуж за деда пошла, чтоб жизнь свою спасти. Дедова рота квартировала в каком-то городке татарском, где бабка девушкой жила со своей семьей. Она название говорила, да кто ж это басурманское лопотание запомнит, что-то навроде Тьфу-Тьфу Поле.

– Поле? – удивился Артем.

– Да не, какое поле, в горах крепостца, перевал держит, оттого солдатов наших, поправляющихся после ранения, тудысь послали, пустую дорогу сторожить. Вся рота такая была, подстреленных да подколотых. Тогда по дорогам никто не шастал, все по деревням сидели, ждали, пока война стихнет.

Бабка сказывала, что деда сразу приметила, когда тот на посту стоял. И он ее тоже. Попросил воды принести. Принесла. На следующий день лепешкой угостила. Потом они случайно встретились, когда бабка мимо лагеря шла. Или не случайно, кто теперь разберет.