Русский философ Николай Яковлевич Данилевский учил отличать безличное общечеловеческое от всечеловеческого, не стирающего, а вмещающего в себя всё личное.
В гл. VIII «Бог и Пол» речь как раз о запредельно личном:
«Были в истории совершенно искренние попытки заменить запредельного Бога реалиями земного благополучия. И были прямо противоположные, но не менее искренние попытки заменить земной символ интимности – половую близость – близостью духовной…
Всё сводится к тому, что две формы самосознания – Вера и Интим (Бог и Пол) – занимают глубинные слои в психологии личности. Легко “обезверить” Бога и снести церковь, но нельзя “обезбожить” веру. Её ничем другим невозможно наполнить. Легко “разынтимить” секс, жить без одежд и занавесок, но нельзя “рассексуалить” интим. Ничто иное его не наполнит. Метафизической запредельности Образа отвечает символическая закрытость секса».
М. Якоби утверждает, что уже первобытные люди прикрывали свою наготу, из чего делает вывод, что данный аспект поведения внутренне присущ человечеству как виду. Для человеческих существ «неестественно вести себя естественно в отношении своего физического естества».
В гл. VI «Бог и Пол» об этом:
«Моральные нормы прыгают на длину поводка туда-сюда вокруг неуловимой связи физиологии с метафизикой. Раздеваются, презрев стыд, возвращаются к началу истории и опять приходят к тому же. Эмансипация и проституция ничего не изменили по существу, ибо роли расписаны свыше».
Гл. VIII:
«Известное русское слово из трёх букв В. А. Жуковский объяснил как повелительное наклонение глагола ховать – прятать. Спрячь! У обезьян, наоборот, показ эрегированного члена означает угрозу. Люди стыдливо заменили это показом фиги или пальца или руки от локтя. Или словами».
Когда меня спрашивают, как объяснить сегодня массовый эксгибиционизм, растущую моду на половую открытость в кинофильмах, публичных обсуждениях и просто сношениях посреди улицы, я даю простой ответ: матриархат. Женский уклад общественной жизни. Гетеризм, как сказал Бахофен. Признаком падения от патриархата к матриархату является агрессивный всплеск феминизма и ЛГБТ-движения. Подробнее об этом: «Бог и Пол», глава X и «ПолитиКант», глава «От матриархата в педерастию»: «Это может кончиться паранджой или “Домостроем” – смотря какая религия победит».
«ПолитиКант», гл. «Метафизический смысл заветов»:
«Не стал бы Спаситель так истово проповедовать ради пресловутого семейного покоя. В Нагорной проповеди незаменимость супругов и их недоступность для других сверхъестественно преувеличены против Ветхого Завета. Сакрально-порочный характер секса обозначен запредельно. Будто речь идёт о подготовке к следующей ступени, где личность абсолютно недоступна и незаменима уже не для брачной, а для вечной жизни».
«Незаменимых нет. Верно, нет – всё так. Но ведь и заменимых тоже нет. Нет на свете ни одного заменимого человека» (Константин Симонов, «Живые и мёртвые»).
Надеюсь, здесь никто не увидел банальной проповеди к супружеской верности, так же как ранее – проповеди к воздержанию и непродлению рода. Наша задача – расшифровать «коллективное бессознательное», то объективное сверхъестественное, откуда произрастают моральные скрепы и аморальные соблазны, неразделимые, как поэзия и сатира. Подробнее об этом см. «Бог и Пол», гл. V, XIV.
Даже если, по Ницше, «Бог умер», всё равно Замысел Его в генах не сотрёшь. Так говорит не Заратустра, а деизм – вера в Создателя, который, единожды вложив Замысел в своё творение, на Историю больше влияния не оказывает.
Не бывает музыки без слов и слов без музыки
Вернёмся к I главе книги «Бог и Пол»:
«И, наконец, главным признаком небес на земле выступает музыкальный слух… Музыка представляет собой возвышающее созвучие, бессознательно связанное с чувством гордости. Животные не воспринимают музыку – как полагают, оттого, что у них нет органа восприятия речи. Многие твари вполне владеют алфавитом, то есть, произносят с три дюжины разных звуков, но соединить их в слова не могут. Не владеют синтаксисом. Не всякая тварь Творцу подобна. Музыка и есть синтаксис. Музыки без слов не бывает. Там, где их нет, они подразумеваются. Как говорится, нет слов…
Многие естественные позы кажутся нам некрасивыми из-за музыкальной хореографичности нашего зрения. Если архитектуру называют застывшей музыкой, то можно то же самое сказать и о природе, и о мире вещей, нас окружающих, когда они радуют наше восприятие. Такой музыкоцентризм оправдывает то, что В начале было Слово».
О том же в «ПолитиКанте», в главе «Сделать ли потише музыку»:
«Особенность музыки по сравнению с литературой и живописью состоит в том, что она не знает отрицания, как Солнце не знает тени. Знает прекрасное, возвышенное, трагическое, но не знает безобразного, низменного и даже комического, если не соединяется со смешным текстом… Синтаксис, образующий речь, – музыкальный слух, ощущение возвышенно-запредельного породило религию. В слухе не сомневаются, сомневаются в Писаниях и осмеивают служителей. “Верить в Бога” вовсе не означает “верить служителям и Писаниям”. Что, коли писание окажется неверным, они и веру потеряют?»
«Мир можно было бы с равным правом назвать как воплощённой музыкой, так и воплощённой волей; из чего понятно, почему музыка тотчас же придаёт повышенную значительность всякой сцене действительной жизни и мира».
«Без музыки жизнь была бы ошибкой» (Фридрих Ницше).
Владимир Высоцкий:
«В Ленинграде-городе
у Пяти Углов
получил по морде
Саня Соколов:
пел немузыкально,
скандалил —
ну и, значит, правильно,
что дали».
Виктор Пелевин «Чапаев и Пустота»:
«Я никогда не понимал, зачем Богу было являться людям в безобразном человеческом теле. По-моему, гораздо более подходящей формой была бы совершенная мелодия – такая, которую можно было бы слушать и слушать без конца».
И опять «Бог и Пол», гл. V:
«Величие человека состоит в том, что у него есть чувство Величия = Различия и есть чувство Смешного – радости возвращения к безразличию, радости обнуления. От великого до смешного один шаг. Шаг в сторону безразличия… Где нет возвышенного, не может быть и комического. Лирическое откровение и циничная острота – в равной мере свидетельства образа и подобия».
«Тьмы низких истин мне дороже Нас возвышающий обман», – писал Александр Сергеевич Пушкин. Но где нет чувства возвышающего, там ничто нам не покажется низким.
«А если грязь и низость – только мука По где-то там сияющей красе?..» (Иннокентий Анненский).
«Бог и Пол», гл. II и III:
«Из трёх фундаментальных противоречий человеческого бытия – Жизнь и Смерть, Мужчина и Женщина, Бог и Пол – первые два представляются вполне одномерными, то есть разными значениями одной величины или частями одного строения».
Гл. XXI:
«Бог и Пол одномерны, как Вечность и Время.
Семя олицетворяет Время».
Гл. VII:
«Как не понять практично-верующим безразличия к факту воскрешения – было или не было, – так не понять практично-научным безразличия к созданию искусственного человека: будет или не будет. Важно понять действительную сущность человека – присутствие в нём запредельного образа в противоречивом единстве с телесной чувственностью. Их загадочную одномерность.
Человек, как говорил Пастернак, – это часть, которая больше целого. Вселенная легко помещается в слове “Вселенная”, бесконечность – в слове “бесконечность” и Бог – в слове “Бог”, но Он и есть Слово.
Служителей культа и служителей муз соединяет скрытая, но всем людям присущая потребность – чувствовать связь с Вечностью – отсутствием Времени».
Время и Вечность совершенно реально представлены в социальной и личной психологии. Времени принадлежит прогресс – бесконечное улучшение жизни. Вечности принадлежат счастливые мгновения, когда никакой прогресс невозможен и не нужен. И продолжить нельзя: «Солнечный удар» Ивана Бунина – это прерванная (и правильно!) на второй главе чеховская «Дама с собачкой».
Времени принадлежит бесконечное научное познание. Вечности дана музыка как бесконечная жизнь, заключённая в конечную форму.
Если развитие науки бесконечно и над каждым открытием возвышаются новые, то творения художественные превзойти нельзя. Каждое есть вершина. Музыка, надо полагать, являет максимально возможную негэнтропию, высшую степень организованности материала. Чувство гордости вызывает победа Космоса над Хаосом.
Поэзия-Сатира-Проза
Я утверждаю, что подобие Образу в нас заложено и наша воля состоит лишь в трёх степенях свободы по отношению к нему: поэтическое совпадение, сатирическое осмеяние или прозаическое безразличие, от которого, как сказал поэт Андрей Дементьев, «В душе так пусто, как в соборе, Когда в нём овощи хранят». Никуда не спрятаться от музыкальности слуха, даже если заткнуть уши ватой.
«Бог и Пол», гл. IV: